Вечер. Синие чернила. Часть3

9

— Я думала — один, ну, двое,

А больше — просто не смогу!

Что будет тело — чуть живое,

Иль сдохну, на втором кругу!

— А я тебя предупреждала,

Что станешь царствовать в ночи!

— А под Володькой ты устала?

— Да так! Но киску подлечи!

Чудно, но я не помню боли,

Хотя теперь — там всё саднит!

— Отлюбишь вновь число любое!

Ты, девка, — просто динамит!

— Я Вовку знаю — не отлипнет,

Пока что не зачнёшь под ним,

Его заводят крики, всхлипы!

Ты как? Под вечер повторим?

— Не стоит: в теле сил — нисколько,

И знаешь, чешется, меж ног,

Ведь я попробовала только,

Да своего вернула долг!

— С тобой вернёмся к этой теме,

Теперь же — спать, в родимый дом,

И не забудь помазать кремом.

Ну, отлежишься, и потом...

Наш ствольный взвод тебя серьёзно,

Как видно, ночью, распахал!

И мой, потом, вломился грозно!

— И изнасиловал, нахал!

*

Мне утра небо, как с овчинку!

Башка гудит, а мыслей — нет.

Воспоминанье вечеринку

Суёт с издёвкой, нет да нет.

В полубредовом наважденье

Крутила память вновь и вновь

Кино про чести пораженье,

В желанье воскресить любовь.

Жена давно ушла из бани,

С подружкой новою своей,

А у меня перед глазами,

В ушах, всё, связанное с ней.

*

Мохнатым, раскалённым кругом

День прокатился. Как не жил!

Измучена жарой округа,

А я себя лишь потрошил.

А я забыл часы обеда,

Полуденный, беспечный сон,

Ни темени не знал, ни света,

Лишь трибунал творил закон.

10.

Обед был поздним, оказалось,

В дом собрались часам к семи,

Гостей ватага разбежалась,

Остались близкие семьи.

Да так и легче, коль не видеть,

Владевших суженной твоей,

Кто видел, в непотребном виде,

И будет помнить много дней

Позор напившегося мужа,

Из недотёп, и слабака,

Сидящего, по чресла, в луже.

На шее с биркой дурака.

*

К новой ночи воздух загустел.

Сердце стонет в боли и тревоге.

Милая, прости, что не посмел

Увести от брошенной дороги!

Что, в безумной жажде не узнав,

Опоенья грязной страсти зельем,

Не унес любимую, подняв

На руки, от дикого веселья!

Стыдно, сам не знаю, как я смог:

Подошёл и уложил супругу,

Первым был, под вздохи нежных слов,

И отдал любить другим, по кругу...

*

Страшусь увидеть взгляд супруги,

Укор за ночь черней ночей!

Уже ни красота округи,

Ни пекла спад не по душе.

Чудно, что за столом лишь жёны,

А где же бравые мужи,

Из тех, кто с пьяной, обнажённой,

Той ночью доблестно пожил?

Галина долго не ломалась,

За руку к бане подвела.

Жена по стонам узнавалась,

В оргазме бурном поплыла,

И не посмел сей стон нарушить,

Миг наслажденья погубить.

Побагровели щёки, уши,

Мелькнул вопрос: быть иль не быть.

А сводня, будто угадала,

И поспешила пояснить:

— Она сама так пожелала!

Уж так просила вновь любить,

Что сердце дрогнуло в волненье,

И я их в баню провела.

Твоя ж, забыв про утомленье,

По разу с каждым побыла!

В измученном желаньем теле,

Проснулась новая волна...

Бедняжке, страстной в этом деле,

Нужна мошонка не одна!

Я прежде тоже испытала,

И знаю этот сладкий грех:

Сама стыдливо лепетала,

Безумно жаждая утех!

Вновь за стеной любимой хрипы

Сменял протяжный томный вскрик —

Там сладко проникали рифы

В трюм корабля моей любви.

Не долго длится передышка,

И снова, радостная песнь.

Я оглушён, как взрыва вспышкой,

Смеркается несчастья день.

Так, просидев в тоске, без срока,

Примерно час, а может, два,

Любимой стоны слыша только,

Я, даже глаз не открывал.

Вновь, слышу рядом Галкин шёпот

Смириться с похотью жены,

Мол, прежнюю её — прохлопал,

И ей одни самцы важны.

Учись ласкать жену по кругу,

Коль без неё в душе беда,

И отдавать без боли другу,

Когда до боли голодна!

Пойми. Она не станет прежней,

И все мосточки сожжены,

Когда всю ночь то — зло, то — нежно

Спускали вглубь твоей жены!

Восторг утех любви по кругу

Вернёт жену под них рабой,

А память семерых, супругу

Как будто разведёт с тобой.

И станет страстное томленье

Отдаться множеству мужчин

Толкать на поиск продолженья,

Измен всё новых, без причин.

Супруге до смешного мало

Троих уже сегодня днём!

И то, что с нею ночью стало,

Ни ты, ни я — в ней не свернём!

Там, у реки, ещё вначале,

Под звёздным небом, на траве,

Ей матку спермой накачали,

А это «клинит» в голове!

Поверишь? Злого не желаю,

Уж так сложилось, так срослось!

Все ощущенья помню, знаю,

И мне сей путь пройти пришлось!

В ней ощущенье; матка — мячик

Внутри. Всё чешется, зудит,

Так, что одно в мозгу маячит:

Кто эту пытку прекратит!

Сильней стыда или смущенья

Стремленье утолить сполна

Весь мир затмившее томленье,

Нахлынувшее, как волна.

Так будет повторяться снова,

С тобой, а бросишь — без тебя,

Чтоб ощутить в себе любого,

Из крепких пенисом ребят.

Что пожалели, и воткнули,

И разложили на скамье.

По кругу бабу крутанули,

Пока она горит в огне,

Не осуждай свою супругу.

Теперь она совсем не та,

Оставь её на сутки другу,

И не пеняй на ворота

На месте узенькой калитки,

Пробившей девственный забор,

Теперь свой груз везут телеги,

Проигран будет с блядством спор!

А, коль любовью окрутили

Так, что готов махнуть рукой

На всех, кто с ней сегодня были,

И снова будут в день другой,

То должен знать: она остынет,

Поест, немного отдохнёт,

И, вновь припрёт, и вновь нахлынет

Безумной похотью пихнёт

Под футболиста, тракториста,

Соседа, слесаря, иль пса,

Пока дурашка не смирится,

Отдавшись всем, вплоть до отца!

Поверь, ей лучшая награда —

Твоя любовь в кругу других!

Поверь, и я так Вовке рада,

Что мир — минута на двоих!

Ты, не стыдись, в том жизни проза!

Поверь, тебя супруга ждёт!

Вот брат мой кончит — нет вопроса!

Он очерёдь тебе займёт!

Нет, попрошу у нашей примы

Тебе без очереди дать!

Ну, хочешь спариться с любимой,

И кончить в новенькую блядь?

Пока совсем не растянули,

Мой Вовка и его отец,

Хотя, той ночью, ей впихнули

И в восемнадцать дюймов «огурец»!

Ну, я пошла. Там — пересменок,

Решил любить — не уходи,

А то — лишишься сладких «пенок»,

Ведь только «прорубь» впереди!

Вновь тишина на поле срама.

Открыто банное окно.

Галине не понятна драма,

Ведь в ней все мысли про одно...

Вдруг, средь смешливости мужицкой,

Расслышал слабое: «пускай»,

И снова скрипы половицы,

И самки возглас «Ах!» иль «Ай!»

Вернулась. Значимость хозяйки.

Взгляд превосходства, свысока.

Крива усмешка без утайки,

Жест: в повелении — рука.

— Идём, она тебя просила

Не мешкать, и прийти скорей,

Пока Володька с новой силой

Не побывал сегодня в ней!

— Всем — перекур! Муж всунет дуло!

С усмешкой, после, для меня:

— Супруга к бляди в круг воткнула.

Любитесь, хоть в теченье дня!

Сквозь строй ухмылок и усмешек

Взошёл к жене, на эшафот,