Без стыда и совести. Часть 3

После яркого, но какого-то идиотского секса вслепую с матерью, подстроенного тетей Машей, я не знал, куда девать глаза, а заодно руки, ноги и член. Поэтому, заправив член в штаны и взяв ноги в руки, ретировался из гнезда разврата со скоростью, которой никто не ждал. Будто и не было меня, славного хлопчика, никогда в той спальне на исходе дня. Мысли в голове толпились, словно народ в автобусе в час-пик, было их много, но ни одну додумать до логического конца я был не в состоянии. И, чтобы слегка разогнать застоявшуюся кровь, которая совсем не поступала к мозгу, а заодно и немного её разбавить, оказавшись на улице, в ближайшем ларьке я купил пузырь пивандрия и пачку сигарет, и бреду теперь, куда глаза глядят. Но глядят они в сторону треклятого теткиного дома, поэтому ноженьки несут горемычного бедолагу в тот самый дворик, в коем вечером, в сумерках, гонимый похотью, я остервенело рвал пучки сирени. Приперся во двор тетушкиного дома, плюхнул свою задумчивую жопу на лавочку, стоящую чуть поодаль от подъезда, откупорил плохо пахнущий нектар, закурил горькую сигарету и принялся думу думать, тревожную и лютую.

А хули, шутка ли, родную маменьку-то оприходовать с песнями, плясками и огоньком? Вот то-то же — не шутка. Одно дело тетю натягивать, но совсем другое собственную мать. Я эту тетю, до того, как в город переехал, видел-то всего несколько раз, когда она к нам в село приезжала. Ну ладно, не несколько, а немного чаще, но не суть. Само собой, пускал на нее слюни, так как Мария по молодости была вообще огонь (хотя, она и сейчас ничего), но и только. Поэтому насчет тетки у меня сомнений и смущений как-то особо и не было. Ну переспали, и хрен бы с ним. Мало ли чего в жизни случается... Да и быстро все закрутилось — хуяк, и в койке уже! Но и то, после первого раза я был не вполне в себе. А тут-то вообще жесть приключилась... Сижу, в общем, горюю. Слегка потряхивает от беспокойства на душе, а думы не перестают терзать самое слабое место — окислившееся от происходящего серое вещество.

Ну ладно я, мне лишь бы куда сунуть, но мама-то как на это блядство согласилась?! Тетя Маша — понятно, ей только бы шухер замутить, однако маман всегда отличалась спокойным нравом и отсутствием полового влечения. Ну, вернее это я так всегда думал, потому что ни разу её с мужиком не видел. Мать всегда была одна и занималась только тем, что тянула родного сынульку за уши по этой жизни. Посему я и думал всегда, что она — женщина святая, лишенная всяческих грязных помыслов и стремлений. А оно вон как оказалось... Подставить голую задницу родному сыну под нос — как два пальца обоссать!

Сижу как мудак во тьме ночи, курю. Час уже сижу, потягивая пиво из горла маленькими глотками. Комары сосут мою молодую кровь, но я 

их убиваю. Поглядываю на окна теткиной квартиры. На часах полпервого, однако в кухне горит свет. Значит две зрелые сестрички-развратницы бодрствуют. Не спят, значит, это бабы-ягодки... Понятное дело, уснешь после такого, как же... Интересно, что они там обсуждают? Прикидывают размер моего могучего пипендрия в эрегированном состоянии к глубине своих влагалищ? Или наоборот, сокрушаются о том, что сотворили? Мария-то точно не сокрушается, а вот мама вполне может. И даже скорее всего сокрушается. Но зачем тогда согласилась на это? Хуй, как говорится, знает... Но есть у меня подозрение, что и он не в курсе.

Затягиваюсь десятой по счету сигаретой и решаю идти домой, в это логово пикантных извращений. А куда деваться? Не на лавочке же ночевать, право слово. Но идти не хочется. Как смотреть матери в глаза и что при этом говорить — не знаю, поэтому и стремает меня. Хотя, почему именно меня произошедшее должно заботить? Я, что ли, все это начал? Никак нет! А значит я и не виноват. И по хер! Выбрасываю пустую бутылку в урну, стоящую рядом с лавкой, поднимаюсь на ноги и, приняв самый решительный вид, какой только получается, направляюсь к подъезду.

Открываю входную дверь ключом, любезно предоставленным мне Марией в день первого нашего перепихона, и громко сковыриваю с ног видавшие виды башмаки. Негромкий шелест женского разговора, ещё пару секунд назад доносившийся с кухни, резко замолкает. Вспомнив, что лучшая защита — нападение, хотел было направиться к родственницам, дабы засвидетельствовать им своё почтение на полуматерном диалекте, но передумал. Ну их в жопу! Спать пойду!

Вваливаюсь в теткину спальню, где последние три месяца я почти каждую ночь беспардонно её сношал во все дыхательные и пихательные, а сегодня умудрился пропахать и ещё одного близкого человека, и хозяйски осматриваюсь, включив свет. Кровать в беспорядке, а на полу лежит то самое одеяло, из которого всего пару часов назад призывно торчала материнская пятая точка. И бог с ним, пусть лежит. Гашу освещение и, не раздеваясь, падаю на койку. Вольготно растягиваюсь, принимая позу морской звезды. Разговор на кухне возобновляется, но о чем говорят мадамы — не разобрать. Только и слышно, что шу-шу-шу да гыр-гыр-гыр. Неплохо бы подслушать, но нет ни сил, ни возможности сделать это без палева, поэтому отказываюсь от стелса, решив покемарить с устатку. Утро вечера мудренее, говорят... Но не тут-то было!

Закрыв глаза, пытаюсь уйти в царство морфея, но за дверью спальни начинается какой-то слабый кипиш: шаги, шебуршение, какие-то приглушенные разговоры, и происходит все это очень долго, минут пять, после чего в комнату заглядывает тетя Маша. Хоть и темно, но я узнал бы её из тысячи — такие букли на голове носит только она, поэтому и удивительно, что несколькими часами ранее я попал впросак, беспечно перепутав двух сестер. Впрочем, кудрей-то видно не было, поэтому — простительно.

Извращуга тихонько вползает в спальню и нерешительно топчется у дверей, а затем от нее следует архи-оригинальный вопрос:

— Ты 

спишь?

Нет, бля, рыбу ловлю! Ну её на фиг! Молчу, не даю ответа. Лежу все так же морской звездой и громко соплю в две дырки, а Мария тем временем входит в комнату, закрывает за собой дверь и приближает ко мне бренное тело, наделенное природой от макушки до пальцев ног разными вкусностями. Однако я креплюсь и не ведусь на провокации, хоть и поглядываю незаметно из-под хитрого прищура на теткино оснащение. Мария же, потрясая большой грудью, скидывает легкий халат и остается в чем мать родила, а это уже удар ниже пояса. Все её причиндалы видно в свете электрических уличных фонарей. Да и не было бы их видно — я Марфутку уже выучил, что называется «от» и «до». Вот теткины сиськи, имеющие размер не меньше четверки, свободно колыхаются при движении, а вот теткины полные ягодицы расходятся в стороны при наклоне. Я все это вижу, поэтому мой спящий в штанах маленький друг (маленький не в смысле размеров!) приобретает твердость помимо воли хозяина. Однако он всегда был предателем, посему я и не удивлен.

— Долго притворяться будешь?  — слышится насмешливый голос.

— Я не притворяюсь,  — бормочу в ответ.

Мария падает рядом на кровать и накрывает ладонью мои джинсы в том месте, где неумолимо растет бугор:

— А что ты делаешь?

— Отвали!

— А что так? Обиделся, что ли?

— Угу,  — говорю,  — ты прям, как в анекдоте: «А ты шо, Мыкола, обиделся? »

— Не знаю таких анекдотов,  — говорит тетка и сжимает уже твердое достоинство.

— Отстань, говорю, женщина!  — решительно отпихиваю настырную руку от паха, принимая героический вид.  — Я зол сегодня!

— Почему?  — невинно хлопает вроде как удивленными глазами Мария, создавая ветер накрашенными ресницами.

— А ты не догадываешься?

— Нет, не догадываюсь,  — она проворно наваливается на меня сверху, желая доминировать. Мокрые губы тянутся к моему рту, но я не настроен на романтику и сантименты: упираюсь ладонями в теткины груди и бесцеремонно отстраняю её от себя.

— Ты зачем мою мать втянула в это... это... вот в это все?  — с трудом подбираю я слова.

— Достал,  — выдыхает тетя Маша и скатывается с меня обратно на постель.  — Почему ты такой зануда?

Моему возмущению нет предела: она фортели выкидывает, а я зануда! Теперь уже сам нависаю над теткой черным вороном, сверкаю во тьме белками глаз и ору, как потерпевший, но шепотом:

— Ну ни хера себе! Ты совсем охуела?! Извращенка чертова! Дать бы тебе в глаз, да не так я воспитан!

— Ишь, разорался,  — насмешничает Мария.  — Чем ты недоволен-то, племянничек?

— Я недоволен тем, что ты даже меня в известность не поставила!

— Ага,  — продолжает ерничать распоясавшаяся стерва,  — значит, остальное тебя не заботит? Волнует только то, что втемную тебя использовали?

— Заботит!  — воплю все так же шепотом.  — Меня все заботит! Я не собирался мать трахать! Даже и мыслей не было! Не по-христиански это, не по-православному!

— Много ты знаешь,  — фыркает тетя Маша,  — что по-христиански, а что по-православному! Да и вообще, что-то я 

не заметила, чтобы тебя заботили такие вопросы, когда ты радостно свой болт пихал в меня!

— Это другое!

— А, ну да! Это другое. Я, что, для тебя второй сорт?

— Нет, вроде бы...

— Вроде бы?

— Да ладно, не цепляйся к словам!

— Ну и заткнись тогда, пока не наговорил того, о чем пожалеешь, племяш!

Ну не блядство ли?! Когда и о чем с ней не говори — всегда все вывернет в свою пользу! Сучка! Хотел ведь наезд организовать, но напор уже сбился и сдулся. Что за жизнь пошла «бекова»?! И главного-то не узнал — каким боком тут мама оказалась? Ну, ничего! Сейчас она у меня все скажет! Выдаст пароли, явки и всю остальную хуету, какую знает! Выдаст даже ту хуету, которую не знает! За дело берется профессионал!

Вхожу в раж и рву с себя портки, рассчитывая на то, что похожу на берсерка. Раскидываю шмотье по сторонам, однако, сняв труселя, не спешу отправлять их в свободный полет по комнате. Смотав их в кокон, с видом индейца, откопавшего топор войны, я молодецки набрасываюсь на тетку, которая все это время с подозрением следила за моими действиями, и, пока она не оказывает сопротивления, пихаю предмет интимного туалета прямо ей в рот, чтобы не гундела.

— Ы-ы-ы!  — мычит Мария, тараща на меня глаза, но я молчалив и неумолим.

Получит она у меня сейчас за все художества по первое число! А то ведь взяла моду издеваться надо мной! В день, когда мы с ней переспали первый раз, чуть до инфаркта не довела своим притворством, а месяц назад выставила идиотом перед бригадой скорой помощи — симулировала после секса потерю сознания, отчего я прибздел не на шутку и поскакал вызывать врачей. Те приехали быстро, но больную не нашли, так как она к тому времени спряталась в туалете. Бригада мои вялые доводы слушать не стала, а прочитала нотацию и гордо удалилась, а позже так и вообще я влетел на штраф за ложный вызов экстренных служб, зато эта курва две недели ходила довольная и посмеивалась. А сегодня вообще перешла все границы — подложила мне мою маман! То, что это все дело рук Марии — не сомневаюсь ни на грамм. И я ещё не говорю про всякие мелкие пакости, которые происходят почти ежедневно! Грымза! Поделом ей!

Стервенею все больше, накручивая себя и вспоминая все теткины прегрешения до единого. Сидя на женщине верхом и прижав ногами её руки, луплю по розовым щекам.

— Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!  — ору по-обезьяньи, удобно расположившись на мягком животе и совсем забыв, что где-то в квартире, по ходу в соседней комнате, то ли спит, то ли не пойми чего делает моя мать.

— Тьфу!  — выплевывает тетя Маша изо рта мои трусы.  — Ты че, племяш, вообще охренел?!

— А ну-ка цыц!  — продолжаю я безобразничать и нахожу возможным заткнуть ведьме рот другим способом.

Пихаю член, давно томящийся в бездействии, любимой тетушке между губ, не 

натыкаясь головкой в сомкнутые зубы, отчего в душу закрадываются подозрения: как-то слабо она сопротивляется... Захотела бы, давно вывернулась. Я ж не имею опыта в жестком секасе. Да и по херу уже! Теперь бы хоть где елдачину обмакнуть. Забываю обо всем и принимаюсь за дело: самозабвенно впихиваю хер в теткину глотку, вдалбливая её голову в мягкую подушку. Удавчик тонет в женском рту, словно раскаленный нож в масле, упираясь в гланды (или что там ещё есть?), отчего эта мисс кряхтит, пыхтит и бьет меня коленями по жопе, изредка стреляя слюнявыми пузырями, но я не обращаю на это внимания. Лежит же, хоть уже почти и не держу ее — значит все устраивает. Только бы не укусила, а то ведь мой причиндал, конечно, тверд как камень, но вряд ли Мария обломает об него зубы. Однако заниматься членовредительством она и не собирается, а наоборот, громко давится, но при моих поступательных движениях — шире открывает рот, а при возвратных — крепче сжимает ствол губами. Да ещё и руками уже держит меня за задницу, стараясь сильнее вдавить кол в себя. Ну и славно! Ну и хорошо!

«Получай, собака сутулая! » — мысленно ликую я, вонзая мушкетерскую шпагу прямо в миледи. А затем вытаскиваю. А затем снова вонзаю. А затем снова вытаскиваю. А вытащив, пошлепываю упругой головкой миледи по губам, после чего вонзаю обратно. Ебать, я д'Артаньян! Тысяча чертей и все такое прочее!

Накачиваю доступный рот и надеюсь из тетки выбить искры, чтобы возгорелось пламя. Хотя пламя зажигать ещё рано. Для пламени у меня заготовлено другое место на Марфуткином теле. То, в которое она дает без особого удовольствия. Скрыто то место надежно от чужого взгляда, но плохо защищено от чужого члена. Этим и воспользуемся, потому как во рту хорошо, но пора, как говорится, и честь знать.

Вытаскиваю мокрый ствол на свежий воздух и даю тете Маше дышать полной грудью, чем она тут же и пользуется, хапая ртом и носом воздух, как в последний раз. Не даю опомниться, а переворачиваю её скорее на живот. Действовать надо быстро, пока коварная мадам не придумала очередную подлянку и не обосрала мне всю малину. А такое вполне возможно, потому что — плавали и знаем! Любит она иногда прервать половой акт на полпути к моему финишу, и сколько потом ни хожу за ней по всей квартире со стоящей кочергой и с прошением о слиянии, она непреклонна. Любит, понимаешь ли, чтобы её упрашивали и уговаривали. Но сегодня никаких уговоров! Я настроен решительно! Даешь три оргазма на пять минут!

— Племяш,  — голосит в подушку лежащая на животе Мария,  — давай скорее в письку! Не могу, теку, как сучка!

«Ты сучка и есть»,  — делаю я умозаключение, но мысленно. Оглядываю раскоряченный перед глазами большой зад и просовываю руку тетке между ног. И точно, не врет: в промежности — Ниагара. Соки текут как из неисправного крана, пачкая простыню, а лобковые волосы, которые 

Мария никак не хочет хотя бы постричь, бессовестно липнут к моим пальцам, хозяйничающим в их территориальном пространстве.

— Не пальцами!  — пыхтит тетка и вращает крутыми бедрами.  — Вставляй уже! Вставляй член!

— Потерпишь,  — бухчу себе под нос и резко дергаю Марию за лобковые волосы.

— Ай! Ты чего?!

— Того,  — усмехаюсь, и взявшись за пучок волос посерьезнее, ещё раз тяну, что есть сил.

— Ай! Да ты че, племяш?! С дуба рухнул?! Больно же!  — дергает тетка голой жопой, сверкающей в свете уличных фонарей, и пытается перевернуться на спину.

— Куды?!  — угрожающим басом пародирую я Иоанна Васильевича Грозного из всем известного фильма, одновременно прижимая тетю Машу к кровати, а заодно и смазываю «щелкиными» выделениями любовнице анальное отверстие. В пылу борьбы она не замечает мои поползновения, а я тем временем прокачиваю себе тактику и стратегию, ибо находчивость и хитрость — немаловажная составляющая любой победы, без которых никуда. Ежели просто навалиться на теткин зад, то можно и огрести, потому как её не поймешь. А так, тихой сапой, я по любому обеспечу себе успех и стану красавчиком по жизни.

Ну все, дело сделано и задок спарринг-партнерши готов к взаимодействию с инородным предметом. Однако, это он сейчас готов, но пройдет пара-тройка минут и его придется готовить снова, так как анус — товарищ капризный и сухой, посему действовать надо быстро. «Да-а-альше действовать будем мы! » — крутится у меня в голове песня Цоя, которая мало подходит к ситуации ментально, но как никогда отражает реальную действительность — дальше мы и будем действовать: я и мой младший товарищ.

— Ну чего ты там телишься?!  — возмущается тетя, распластанная «каком кверху» на своей кровати.  — Может мне раком встать, чтоб ты попал уже куда следует?!

— Не боись, теть Маш! Щас попаду! Прям туда, куда и следует,  — весело отвечаю я на претензию и, звонко шлепнув Марию по мягкой булке, прицеливаюсь из всех орудий.

На полшишки вошел нормально, но дальше мышцы Марии, видать, автоматом сработали и не пускают меня в глубины. Где-то слышал, что при анальном сексе главное — чтобы головка прошла, а далее, дескать, пойдет как по маслу... Так вот, авторитетно говорю: врут те нехорошие люди, подобное заявляющие, ибо хрен мой дальше чем на половину не проваливается. Сжалась-таки, стерва, и хочет вытолкать меня наружу, обломав процесс!

— Ой!  — шипит она, вихляя подо мною крупом.  — Не туда ведь сунул, сволочь! Говорила же, в письку давай!

— В письку ей давай...  — ворчу я, подмяв тетку под себя, вжавшись ей в задницу и боясь лишний раз пошевелиться, потому как опасаюсь, что буду выдворен с запрещенной территории и потерплю фиаско.  — Обойдешься!

— Ну, гаденыш...  — сопит Мария, но не делает попыток вырваться (что странно!).  — Ну, получишь ты у меня потом!

— Получу, получу,  — соглашаюсь неохотно, понимая, что точно позже поимею пиздюлей: Мария — женщина с характером. И, главное, что делать дальше — не знаю: завоеванное отдавать не хочется, поэтому так и лежу на теткиной пятой точке, торчащей кверху, словно 

собака на сене.

— Ну и хрена ли ты там прилип, как банный лист к голой жопе?!  — громко сотрясает воздух тетя Маша.  — Идиот! Давай уже, работай, раз начал, придурок, или вынимай свой стручок к чертовой матери!

«Блядская жизнь, честное слово!  — думаю я про себя, начав двигать членопотамом в недрах родственной кишки.  — Вроде я трахаю, а чувство, будто меня имеют! И ведь ответить нечего — позорюсь, как последняя свинья. Хотел наказать наглую тетку, а получается, что снова в жопе... В прямом и переносном смыслах. И если в прямом быть в жопе — ещё куда ни шло, то в переносном — обидно. Ну ладно, хули теперь поделаешь... »

— Смазку хоть возьми...  — раздраженно подсказывает Мария.

«Да,  — думаю я, поколачивая бедрами о Марфуткины ягодицы.  — Надо бы взять... А то как-то не того.. ». Вынув член из тетки с громким «чпоком», соскакиваю с кровати на пол и начинаю бегать по темной комнате со стоящим хуем наперевес в поисках требуемого.

— Теть Машь, а где смазка-то?..

— Ебс-тудей, как же ты меня достал сегодня... В тумбочке! У кровати!

Пизданув себе по рылу «фейспалмом», достаю смазку и лечу обратно на кровать, где меня дожидается мамкина сестричка и пока не уходит. Давлю из тюбика на пальцы прохладный гель и принимаюсь размазывать его по межъягодичной впадине, походя колупая указательным перстом заднюю дырку. И хоть я сильно увлечен процессом, но вдруг замечаю, что дверь в комнату приоткрыта, но ещё тогда, когда я сношал Марию в голову, она была плотно затворена. Зуб даю! Сам видел! «Это что же получается?.. Выходит, мама в щелку палит?! Наблюдает за тем, что у нас тут происходит?! Вот же извращенка! Совсем ни стыда, ни совести нет!  — негодую я про себя, шуруя пальцами в черном ходу горячо любимой тети.  — Сначала она, значит, легла под меня, можно сказать... а теперь ещё и любопытным глазом в щели моргает! Семейка Поебейкиных, чесслово! Не иначе ведь... »

— Да бляха же муха!  — орет Мария, которой я уже пять минут автоматом шлифую анус, размышляя о грехопадении своей семьи.  — Ты до послезавтра собрался меня мочалить?! Если ты сейчас же не примешься за дело, отвечаю — выкину тебя на улицу и никогда больше не дам! Идиот!

Пизданув ещё один «фейспалм», я забираюсь наконец на кровать и пристраиваю красного богатыря к теткиной попе, на которую так долго покушался. И, решив, что пусть маман смотрит, если уж ей так нравится, торжественно провозглашаю на всю квартиру:

— Крепись, теть Маш! Сейчас я от твоей задницы оставлю одно мокрое место! Три дня ходить не сможешь!

— Ну-ну,  — не верит в меня Мария.

— Баранки гну!  — дразню я женщину и задвигаю ей лысого по самые помидоры, потому что теперь он скользит в тесных закромах, как мыло в мокром кулачке.

— Й-и-ых!  — пыхтит тетка.

— Вот тебе и «йых»!  — смеюсь я радостно и принимаюсь за дело, крепко схватившись за женские бедра.

Пытаюсь посмотреть вниз, чтобы увидеть, как болтяра снует в растянувшемся 

уже отверстии, но темно и я ни хрена не вижу. А то, что он растянулся — сомнений нет: во-первых, я это чувствую, во-вторых, его хозяйка мне больше не препятствует, а в-третьих, само отверстие видывало многое. Мне в объемной попе тети Маши комфортно. Получше, чем во влагалище. Последнее — великовато. Не девочка ведь уже, чай... Но сейчас самое пикантное обстоятельство, добавляющее остроты анальному траху — это моя стоящая за дверью спальни мать, наблюдающая, как я, поставив-таки Марию в собачью позу, хлещу её по ягодицам, которые трясутся, словно новогодний холодец. Хлещу и не забываю наяривать бедрами, а родственница при каждом шлепке «ойкает» и часто дышит. Видимой, мой ствол начал-таки доставлять ей долгожданное удовольствие, хотя и не с той стороны, с которой она рассчитывала. Но, опять же — не все коту масленица. Раздвигаю руками теткины ягодицы, чтобы снова попытаться посмотреть, как бедное коричневое колечко, которое уже покраснело от работы и стыда, справляется с моим напором, но опять ничего не вижу. Эх, надо было свет включить... Заодно и маман бы получше все разглядела.

Анус снова становится сухим, и я снова пускаю в ход смазку, а тетка, пока её попа проходит новую подготовку, тяжело дыша, запускает руку в свои заросли в промежности и начинает тормошить заскучавшую этой ночью мокрую распашонку. Я же сижу, одной рукой нанося гели-крема в нужное место, а другую положив на белую ягодицу, и поглядываю в сторону двери. Темно и я не вижу мамы, но то, что она так и стоит за дверью, взирая на происходящее непотребство, понимаю на уровне инстинктов. Видать, звериных.

— Племяш,  — шелестит сбивчиво Мария,  — ты опять завис? Давай быстрее!

— Ага,  — отвечаю,  — сей момент! Теть Маш, ложись-ка на спину!

— Зачем? И так нормально...

— Ложись, говорю!

Подсунув под спину тетке подушку и уложив её, как надо, располагаюсь у нее между ног и снова вхожу с заднего хода. Зато теперь, хоть и впотьмах, я вижу её глаза. По большей части они закрыты, но иногда открываются и смотрят на меня по-блядовитому. А как ещё они могут смотреть, учитывая ситуацию? Но плевать уже на все, потому что чую — кончина близко. Ускоряюсь, вспоминая, как не далее, чем этим вечером наяривал на этой самой кроватке родную маменьку, которая теперь любопытствует за дверью и разряжаюсь в прямую теткину кишку так, как не разряжался ещё никогда. Чувствую себя альфа-самцом в прайде, потому что, бешенно оргазмируя, рычу как лев с логотипа кинокомпании «Метро Голдвин Майер». А заодно несу какую-то бессвязную ахинею. Мощными струями накопленная где-то внутри меня сперма бьет в теткину задницу, а у меня закладывает уши. Однако даже с заложенными ушами я все равно слышу недовольство.

— Ну е-мое, племяш,  — гундосит тетя Маша,  — я не кончила!

— Плевать,  — говорю, тяжело дыша и скатываясь с мокрой женщины.  — Обойдешься! Сколько раз ты меня оставляла в подвешенном состоянии? Вот тебе ответочка...

— Я те дам ответочку, бессовестный! А ну быстро 

ныряй сюда,  — показывает тетка пальцем на свою пипку,  — и доведи дело до конца! Иначе не дам больше!

— Ну и хрен с тобой,  — устало, но удовлетворенно отвечаю, почесывая волосатую грудь.  — Не даст она... Куда ты денешься-то?

— Сволочь ты и паскуда!

— Угу.

— Узнаешь ещё у меня! Чтоб ещё раз я перед тобой ноги раздвинула — да ни в жисть! Гад ты, отлынивающий от обязанностей!

— Ага.

— «Агакает» он, свинота...

Тетка бьет меня кулаком в плечо, но мне сие — как слону комариный укус. Затем, так и не дождавшись от меня внимания, она принимается мусолить пальцами свой маленький клиторок, стараясь кончить, а я сладко растягиваюсь на кровати и закрываю глаза. Все прошло не так, как планировал, но все же моя маленькая мстя удалась. А угрозы Марфутки по поводу отлучения от тела я не воспринимаю всерьез — слышали такое не раз. Побухтит да успокоится. Сейчас меня больше всего волнует мама, которая наблюдала за перепихоном в щель двери, ведь завтра мне предстоит смотреть ей в глаза и о чем-то говорить. Разговор-то явно назрел. Тем более, что мне необходимо узнать, каким таким образом она вообще решилась на инцест. От тетки я сегодня так ничего и не узнал: не сдала она пароли, явки и хуету, хотя, по первоначальному замыслу, должна была.

Сейчас, когда отстрелялся в уютную попу, меня снова охватили тревоги и сомнения. Но на фиг! Все это завтра. А сейчас потихоньку погружаюсь в сон. Сморило меня. Пусть бы мне приснилось Черное море, на котором я никогда не бывал, но это вряд ли... Скорее всего, приснится мне тетя Маша, показывающая указательным пальцем на своё влагалище и требующая продолжения банкета.