Ожерелье Киприды. Строфы 116—131

Мы с братом пленниками стали,

Но охраняя крепко нас,

Учтиво с нами все общались,

Как будто был у них приказ

Нам не чинить обид напрасных...

Три дня мы плыли... Наконец

В порту богатом бросил якорь

Корабль пиратский, и купец

На борт поднялся... Был он толстый

И очень важный... Капитан

С тем торгашом о чем-то спорил...

И наконец тот отсчитал

Монету звонкую... Как видно,

Боялись оба прогадать.

Как скот в то утро нас купили,

Чтоб с барышом перепродать.

Купец окликнул свою стражу,

И с корабля нас повели

На шумный торг, где гордость наша

Ценилась ниже той пыли.

Нас догола раздели с братом,

Потом подняли на помост.

И жгли толпы нас жадной взгляды

Огнем мучительным до слез...

Но это только поднимало

Нам цену в мерзких их сердцах...

И было это лишь начало...

К роману «Рабство» на торгах

Увидеть можно лишь вступленье...

Цена, однако, все росла...

Толпа впадала в исступленье...

Казалось, воздух добела

Был раскален от этих криков...

И вдруг все стихло... Тишина,

Что вдруг на площади возникла,

Стояла плотно как стена...

Торги мгновенно прекратила

Та баснословная цена,

Что вдруг назвал, больной и хилый,

Седой старик, купивший нас.

Он возвращался издалека

В родной Милет, и нас увез

В свой светлый дом... Увы, недолго

Нам в этом доме довелось

Пожить без слез... По возвращеньи

Хозяин бедный занемог...

Лежал два дня он, а на третий

Вдруг тихо умер... Будто рок

Своей безжалостной рукою

Нанес последний нам удар...

Хозяйский сын вернулся вскоре.

Гостил в Афинах он тогда...

И как случается нередко,

На благородного отца

Он был похож как грошик медный

На золотой узор кольца.

В его глазах, как небо в зиму,

Таких же льдисто-голубых,

Как в ясных водах отразился

Холодный ум, застывший в них,

Где под спокойствием надменным

Пылал страстей развратных жар.

И приговором для Эвмена

Их первый взгляд в то утро стал...

Был брат мальчишкой, и четырнадцать

Ему всего лишь было лет!...

Что плачу я, прошу, прости меня...

Для боли этой срока нет...

Не сразу действовать Павсаний

Решился силой... Долго он

Эвменом просто любовался,

Его красою поражен...

Брат избегал его, но часто —

И в том, увы, секрета нет! —

Отпор как масло в пламень страсти,

Ее способны лишь сильней

Разжечь нежданные преграды.

Однако сладкий мед речей

Напрасно тек. Решил он — хватит.

Так, не сумев найти ключей,

Глухую дверь вскрывают ломом.

Устав добром его склонять,

Он кликнул слуг себе на помощь,

И приказав его держать,

Его насиловал до ночи.

Мне без сознанья принесли

Эвмена в тесную каморку,

Что нам в том доме отвели.

С него одежду сняв, что в клочья

На нем разодрана была,

Была сдержать не в силах слез я...

Так осторожно, как могла,

Я обмывала его раны...

Как будто тешился с ним зверь...

Был весь искусан, исцарапан...

Живого места я, поверь,

Найти на теле не сумела...

Какой же в сердце у него

Остался след?... Я поседела

В тот день душой на сотни лет...

Легла вдруг жизнь как груз на плечи...

Страдал мой брат!... И мне ему

Помочь впервые было нечем...

Оплот спасения в тюрьму

Вдруг превратился... В заключеньи

Тянулись годы... день за днем...

И для меня освобожденье

Настало раньше... Только в нем

Мне счастья не было... Но слушай,

Что было дальше. Лишь зажили

Немного ссадины, как тут же

Их словно роспись обновили.

Едва Эвмен сумел подняться,

Как слуги тут же донесли

Об этом в дом... Не мог дождаться

Уже Павсаний... Отвели

К нему Эвмена в час полудня,

А возвратился к ночи он...

Опять швырнули его слуги

Ко мне в беспамятстве глухом...

Когда рассвет 

стал заниматься,

И к брату медленно вернулось

Его усталое сознанье,

Ему я молча протянула

Одну веревку... А вторая

В моих руках уже была...

Мне показалась крепкой балка...

Я к ней скамейку принесла...