Женщина женщине или В бане женщины

Человек человеку... закрой свой зоологический атлас. Неважно, кто человек человеку. Я буду говорить о том, кто женщина женщине. Кто ты мне. Кто я тебе.

Ты никем не была мне, когда я впервые увидела тебя — то есть, ты была мне хуже, чем никем: ты была мне студенткой, и я стояла за кафедрой, а ты сидела во втором ряду. На тебе были круглые очки в узкой металлической оправе, и ты смотрела на меня сквозь эти очки — и под этим взглядом невозможно было читать лекцию, но невозможное возможно, мой голос не дрогнул, я же преподаватель.

Женщина женщине... если угодно, это не о зоологии, а о ботанике. Женщина женщине сад — «и как я тебе расскажу про тропический сад, про стройные пальмы, про запах немыслимых трав? » — и я рассказывала тебе, я же преподаватель. И несмыслимыми травами были твои волосы, каштановые, чуть волнистые... И ещё более немыслимо эти волосы струились по твоим зачем-то обнажённым плечам, когда мы оставались позаниматься вдвоём — нет, это уже не травы, а ревущий африканский водопад Виктория, не случайно же тебя назвали этим именем. Рокот этого водопада был в моих ушах, мысли путались от близости твоего тела, и мне оставалось надеяться, что ты не услышишь моего сердцебиения — или, наоборот, услышишь?

Но женщина женщине сад — это издалека, это когда они ещё не близки, когда они ещё не коснулись друг друга, не разглядели друг в друге все эти восхитительные мелочи. Вблизи же женщина женщине — цветок. Тропический, немыслимый, хищный. Наверное, орхидея. Именно орхидеей был твой рот, когда ты всё-таки оказалась слишком близко, и все запреты рухнули, и я положила руку на твой затылок и притянула тебя к себе. Да ты и не сопротивлялась — — ты, может быть, уже не первый день ждала этого? И наши языки переплелись, и, отделённые от меня тонкими стёклами, бездны твоих глаз спрятались за пушистыми ресницами. И ничего не было в мире, кроме этого: твои глаза были закрыты, и я целовала тебя.

Но женщина может быть женщине ещё ближе. Ближе, чем сад, и ближе, чем цветок: капля росы на трепетно-нежном розовом лепестке. Если женщина цветок, то нетрудно догадаться, где его лепестки. Никогда не забывай, как это было. Как я посадила тебя на парту, и подняла твою юбку, и как нежны были мои пальцы, добравшиеся наконец до лепестков. Это был мой цветок, лепестки его блестели влагой — ты всё-таки ждала меня — и я пила этот нектар, как опустившаяся на цветок пчела. Жемчужина перекатывалась под моим языком, и ты запрокидывала голову — и эти звуки никогда до конца не утихнут в моей голове.

Женщина женщине — то, о чём нужно молчать. Потому что не придумано пока слов, которые были б достаточны. Я и молчала — молчала с восхищением, нежностью, тревогой. Я думала, что так сможешь и ты. А ты зачем-то заговорила о нас с тобой со своими подружками, и они увидели смешное там,  

где до их нескромных взглядов было только восхитительное, и нежное, и тревожное. Их смех сначала забавлял тебя, потом ты пыталась не замечать его, потом ты злилась, а потом сломалась.

И ты ушла от меня. И аудитории, в которых мы встречались, стали для нас с тобой адскими котлами, полными расплавленной серы — не мог же обычный воздух так обжигать наши лица? И мы краснели, и мы старались не смотреть друг на друга — и не могли не смотреть. И я, в общем-то, не виню тебя за то, что ты перестала приходить на мои лекции. Никто не хочет быть в аду. Я тоже не хотела.

О чём я говорила сначала? Женщина женщине — сад, и цветок, и капля росы в его лепестке. Но это не очень-то женский мир, моя орхидея. А человек человеку волк. И я ставлю подпись под приказом о твоём отчислении, и ручка не дрожит в моих пальцах, которыми я ещё недавно ласкала тебя.