На покосе

Колян попросил помочь с сенокосом. Как можно отказать другу? Тем более, что у отпускника особо заняться нечем: водка уже не лезет в горло, отлежал бока, а вспомнить, как держать косу, всегда полезно. Мы отправились на его боевом мотоцикле за двадцать километров от деревни, и за несколько дней срубили траву. Оставалось только перевернуть её и собрать в копны. Для метания сена нужно было пригласить мужиков, в одиночку не справиться. Пока мы косили, у Коляна закончились отгулы. Я быстро вернулся в деревню и привёз свою мать, тётю Шуру, чтобы она помогла мне.

Тётя Шура, женщина лет пятидесяти или чуть старше, принесла с собой еду и выпивку. Нам предстояло ждать Коляна три-четыре дня, до выходного. А есть и пить что-то нужно. Мы с Коляном спали в старой палатке, которую теперь приходилось делить с его матерью.

В первый вечер, после работы, мы поели и завалились спать. Присутствие женского тела, даже такого возраста, не давало уснуть. Я несколько раз выходил покурить, ходил к ручью освежиться и под утро забылся коротким сном. Но уже пора было вставать. Солнце подсушило валки, и мы весь день, с перерывами на обед и короткие перекуры, ворошили их, переворачивали и собирали подсохшее сено в кучи. Вечером мы помылись в ручье, поели и хорошенько выпили.

После нескольких дней без женского общества, за ужином я внимательно рассмотрел мать Коли с точки зрения сексуального партнёра. Женщина была ещё вполне ничего, в самом соку. Её тяжёлая грудь распирала платье, широкие бёдра обещали полное удовольствие, а крепкие ягодицы наводили на грешные мысли. Ну и что? Мне просто хотелось секса, и мне было всё равно, с кем.

Мы сидели, пили, вели разговоры о жизни. Она расспрашивала о Севере, о работе, о заработках. Почему я до сих пор не женился, как живу без жены, то есть с кем сплю или нет. Я отвечал степенно. Деревенские не любят торопыг, считают их пустыми и никчёмными. Когда разговор зашёл о женщинах, я сказал, что на покосе уже соскучился по сексу и надо бы удовлетвориться, но кроме неё рядом никого нет, и как бы нам не дошло до греха. Могу и не сдержаться, и тогда засуну, не обращая внимания, что она мать друга. Она рассмеялась, назвала меня болтуном и хулиганом, сказала, что на ночь обязательно наденет трусы.

Я и не знал, что это такое мощное средство защиты от насильников. Надо бы запатентовать и рекламировать. Может, и заработаю. Надела трусы, и никакой насильник до твоей интимной части не доберётся. Я так и сказал, добавив, что трусы-то снимаются мгновенно. Мы продолжали разговор в таком духе. Она всё подливала и мне, и себе. Водочку тётя Шура обожала. Разговоры разговорами, но щёчки у неё покраснели. От выпитого или от чего-то ещё, но и глазки заблестели, забегали по моей фигуре, оценивая мои способности. И сама, будто невзначай, несколько раз задела меня, суетясь у костра.

Стемнело, пора было ложиться спать, но мы всё продолжали беседовать, не могли угомониться. Я пару раз сбегал в кустики, и тётка тоже отлучилась ненадолго, освобождаясь от выпитого. Наконец, мы полезли в палатку. Устраивались, ворочались, находя удобное положение. Совсем случайно, честное слово, в руку попала её грудь. Грудь была мощная, крепкая, такую и в две руки не спрячешь. Если бы тётя Шура сразу отобрала её, неизвестно, как бы дальше пошло. Но вместо того, чтобы отобрать, она помогла мне освободить и вторую грудь из платья. Но платье всё равно мешало, и пришлось его снять. А вот трусы, защиту от насильников, тётка так и не надела. Ну и я не насильник, друг её сына, выросший у неё на глазах.

Присосавшись губами к соску, я рукой гладил её интимное место, сжимал и разжимал ладонь, массируя его. Через короткое время ладонь уже была полна её соков, и тогда я завалился на тётю, с готовностью раскинувшую ноги, и ввёлся в её соскучившееся интимное место. Одинокой женщине в деревне не часто достаётся такое удовольствие. Она кричала, не стесняясь. Вокруг поля, на десятки километров никого, кроме зверей и птиц. И птицы примолкли, слушая наш концерт. Мы кончили. Я отвалился от тёти, лежал, отдышиваясь. После такой скачки нужно было передохнуть. Даже не одеваясь, я вылез из палатки, сходил отлить. Тётя занялась тем же, отойдя недалеко. Я присел у костра. Трава холодила голую задницу, щекотала. Тётя Шура присела напротив, скрестив ноги по-турецки, выставив распахнувшееся интимное место в обрамлении буйных зарослей. Разлила, мы выпили.

— Ты меня совсем замучил. Думала, обкончусь.

— А сколько раз ты кончила?

— Как только ввёл — первый раз. Потом сбилась со счёта. Давно уже никто не занимался со мной сексом. Думала напоить Колю и дать ему, но он пьяный как бревно, никак не встаёт, сколько ни старайся. Будем продолжать?

— Конечно! У меня молоко аж из ушей течёт.

Она рассмеялась, аж груди затряслись. Мы полезли в палатку и на этот раз занялись сексом неторопливо. Целовались жадно, до звона в ушах и нехватки воздуха. Тётка оказалась не такой умелой, как городские девушки, но целовалась крепко. И умела сосать, возбуждая меня. А когда дошло до дела и она поняла, что я долго не кончу, показала, что и деревенские, да ещё старшего поколения, не лыком шиты. И ноги раскидывала, принимая меня в свои объятия. И на коленки становилась, выставляя круп. И сверху присаживалась, раскачиваясь и подпрыгивая. Её интимное место, давно наполнившееся её выделениями, хлюпало, когда я входил в неё до основания. Чавкало, когда выходил из неё. Она залила мне весь живот.

Волосы на лобке давно слиплись. Её лобок, бёдра, ягодицы были мокрыми и скользкими. А я всё не мог кончить, продолжая движения, вызывая новые стоны, крики и прочие звуки удовольствия. Перевернув её на живот, я начал пристраиваться к её телу. Она чуть приподняла зад, помогая мне. Я что-то нащупал, приставил головку и с маху ввёл. Она, бедолага, аж на живот хлюпнулась. Попал не совсем туда. То есть совсем не туда. Всё было мокро, скользко, и потому член проскочил в её зад без задержки. Плотное объятие кишки вокруг ствола заставило меня аж задохнуться от удовольствия.

А тётка пыталась освободиться от наглого вторжения, переместить член в другое место. Ну уж нет! Попал, так попал. Я прижался к ней поплотнее и начал двигаться, с размаху всаживая на всю глубину. Приличных размеров отверстие, да ещё хорошо смазанное выделениями, не затормаживало моих движений. Зад фыркал, смачно чавкал, поглощая новое лакомство. И я кончил в эту страждущую задницу, выплеснув запас спермы, заполнив её под самый край.

Мы отдышались. Она поинтересовалась, зачем я её взял в зад, неужели мало было впереди. Я посетовал, что проскочило случайно, а потом понравилось, так тесно и хорошо. Посочувствовал её неприятным ощущениям, боли и прочим последствиям анального секса. Оказалось, что это для её зада не ново, испытанное не раз. Приходилось покойному мужу и эту сторону подставлять во время месячных. Злоебучий был муженек: пока пару раз не вставит, не успокоится.

Об этом мы разговаривали, сидя у костра, который разворошили, прибежав с ручья, где отмывали следы прелюбодеяния. Было прохладно, и потому долго не засиживались, залезли в палатку и уснули, обнявшись, как муж с женой.

Утром всегда наступает эрекция. А тут такой удобный случай в виде тёткиного интимного места, маняще выглядывающего между ног. Тётка спала почти на животе, подогнув ногу под себя, и её интимное место просто манило, звало: «Всунь в меня». Я и всунул. Раздвинув краешки, я протолкнул член во влажную и горячую плоть и начал двигаться, стараясь поскорее разрядиться. Тётя Шура помогала, стараясь получить свою долю удовольствия. Как только я кончил, она выскочила из палатки и присела на корточки, успев отбежать на пять-шесть метров.

— Чуть не обмочилась! Ещё бы подольше погонял, и точно бы обмочилась.

Впереди была работа на пару дней. Выпить и закусить, а также заняться сексом — всё под рукой. Можно было ждать Коляна.