Марат Казей в год последнего раздела Польши (Раздели насильно)

Поэт в России - больше, чем поэт, а говнописатель, соответственно, не просто ничтожный талантами прозаик - фантаст, но суровый эксперт в вопросах глобальной палитики, нашедший в кальсонах Лаврова Третью мировую войну. Заглянув к говноеду Несмияну в модный Тилиграм, я с немалым удовлетворением заметил сыгравшего свою коварную роль троянского коня. Видимо, мне надо перестать глумиться над руссиянско - совковой культур - мультур, прямой речью эксклюзивно для Марии Шараповой оборотившись в блогера : написать прямо и чотко, что советская фантастика - говнище изначально и по определению. И вот тогда станет еще одним говенным блогером больше, исчезнет поэт и звездочет, неунывающий пересмешник станет ответственным говноедом, уважаемым членом крайне ограниченного общества, да я, может, себе и резиновые сапоги куплю !

- А вот налима кому, налима ! - раздавался по ярмарке призывный крик какого - то мужчины в резиновых сапогах, сутуло стоящего наотмашь, небрежно обнимая за плечи высоченную белобрысую тетку, аккурат на четырнадцать сантиметров превосходящую его ростом вверх, не считая каблуков.

- Зырь, - яростно пролепетал Бабченко Несмияну, киша и орудуя в толпе базарного люда, - какие козырные коци. Резиновые.

- Сам вижу, - резко и отрывисто, как и подобает патриоту, отвечал бандеровцу уквадратившийся почитанием тоталитарного Совка патриот, горделиво осанясь на фоне китайского лубка, изображавшего святой Кремль в виде живописной руины, жестоко попираемой стальными траками  " Леопарда ". - Предательские сапоги, как сам коала. Ведь совсем же отстранился от размышлений о судьбах демократии в России !

- Это все баба евонная, - предположил Бабченка, несколько завидуя  " Леопарду ", ведь он вовсе не  " Абрамс ", например, - блондинка. Закудесила, зачаровала, оторвала неравнодушного от мыслительной деятельности коалу от вопросов о судьбах демократии в России. Машка Хилкс.

- В моем доме попрошу не выражаться ! - заорал из полосатой будочки будошник, услышав инсинуации Бабченки посредством уха. - Для всех людей доброй воли они была, есть и пребудет Шараповой.

За скособоченным пивным ларьком гужевались опасные. Их возглавлял Фомин, вчера игравший Ефима Субботу, а завтра - кто знает. Он, может, Ильича изобразит. Или Чапая. Или секретного ученого советской фантастики, придумавшего такую х... ню, что никому и не нужна за границами Совка. К тесному кутку подошел демобилизованный со всех фронтов Шарапов.

- Вот это иконостасик ! - восхитился копытивший подножный мох Копытин, рассматривая прибитые на саморезы к груди фронтовика чорные иконы ВК. - Витухновская, хавос и Готфрик, ночь прекрасный.

Осознавая усилия коалы по приобщению к бриллиантам мировой культуры однофамильной тетки, Шарапов, звучно прищелкнув каблуками, парировал злобный выпад Копытина стихозой :

- Ночь прекрасный, день не очень,

Веют ветром по степи

Пули - дуры, штык и осень.

Оборону - то крепи !

То Дамбас восстал из жопы,

То Стрелков, Пригожин, Познер

Мнут тайги ногами тропы ...

- Х... й вот ты подберешь рифму к  " Познер ", - перебил молодого оперативника тоже оперативник, точнее, сука, Червонец его погоняло, он, короче, в том кино был сначала блатным, а потом ссучился, уйдя на фронт бить врагов государства, а ему оно, государство, было другом, закрывая на многие срока лишь по недоразумению, потому патриотизм. - Давай лучше вот Урганта рифмуй.

- В моем доме попрошу не выражаться ! - снова загремел из полосатой будочки будошник. - Совсем оборзели, суки рваные, то Хилкс, то Ургант, мать вашу так.

- Видала, - говорил меж тем мужчина в резиновых сапогах, снисходительно целуя зеленоглазую блондинку, трепетно прижавшуюся к его мужественной груди патриота трясущимся от нескрываемой страсти телом, в длинный любознательный нос, - как люблю я тебя. Даже говноедов рунет не пощадил.

- А я тебе вместо товарища Лоськова и Евсеева Руни и Бэкхема подогнала, - закрыв влюбленные глаза, шептала блондинка, поняв наконец - то, что самый веселый и стебанутый автор сети один такой.

И это правильно.