Как в Бразилии талантам Ландер ужасались

Всю суть парочки русских революций, как и последующего переворота иудобольшевиков, можно вместить в одну фразу : " Делиться надо ", ведь поделись Романов с неглупым племенем частичкой прав и возможностей, снеся к такой - то матери черту оседлости к началу двадцатого века, то и остались бы без питательной силы и моторчиков геноцида русских ленинцы и сталинцы, поэтому нынешнему диктатору не грозят никакие революции, ума ему хватает отстегивать дольку малую нищему населению, что есть, то есть, а от дворцового переворота ушлый жулик обезопасился кровушкой хохлов, замазав окружение военными преступлениями против человечества, но к чорту палитику ! И поскольку тута я восклицаю по Радзинскому, трепещась и неистовствуя, будем пересмеивать тутошную культур - мультур, вторяковую и стремную, пусть и сумели при совке смастырить весьма качественный продукт для нутряного потребления, но вот пересматривать их шедевры вовсе не хочется. Тот же любимец мой Кротов, мастерски воплощенный Болтневым, никак не заходит повторно, в отличие от Хамфри Богарта или Габена, их фильмы я пересматриваю не по разу, а упорно и систематически, в виде личного промысла пропитываясь благостью. С литературой - иначе. Толстой с тзарем Пиотрой - шедевр, который неизменно и низменно перечитываешь, зная прекрасно, что недограф подлец и холуй, как Зощенко или Горький, восславившие рабский труд чертей драповых Генриха Иегуды, но при наличии таланта срать и ссать на присущие людям недостатки, в конце концов, Джек Леммон, соблазнив старичка - миллионера, оказался мужчиной.

- Эллочка Холливуд, - мысленно вздохнул я, почему - то облизнувшись. Надо бы поведать о другой Эллочке, но не Памфиловой, к чорту, сказал уже, палитику, а Людоедке, хотя это одно и то же, политиканы же хавают людей, аж за ушами трещит.

- Три фунта мьяса !

Три сотни слов, и трижды лбом о стену,

Куда ни плюнь,

Куда ни глянь,

Все цифра три кроваво проступает

На стенах зала Валтасара.

- Недурный политес, - вздохнула негромко сестра моя дура, ударяя веером по загребущим рукам братца Крючкова, похмельно тянущимся к запотевшему штофу с водкой алой, - но вы, Бальзаминов, слыхали ли о Белом Арапе ?

Бальзаминов слышал. Он все знал, все секретные материалы сущего, все тайные файлы мудака Илона Маска, все тайны мозга Кусумдой и чутарик этак, снизошедшие от Чапман, Млечина, Радзинского и прочих недобросовестных, были ему ведомы, но делиться секретными познаниями с потенциальной невестой ему не хотелось. " Х... й его знает, - по уму судил Бальзаминов, расстилаясь гоголем по нарядной горенке купецкого особняка, - есть у них две лавки в Китае, женюсь ли, а тайну упускать неохота, самому пригодится ". Она ему и пригодилась, когда он встретил самую добрую.

- Добрая, добрая, - кликушествовала на Маскве Маня дурочка, топорщась лохмотьями и квохча курицей. - Жрать хочу.

Внимательно слушавший Маню дурочку люд московский невзрачно кипешевал маленько, ничего не понимая из произносимого, но ощущая конец благости.

- Не опоганиться бы, братцы, - прошептал какой - то ярыжка с клюкой. - Ишь, нашептывает. Жрать она хочет, а нам чево теперича - то : ложись да помирай ?!

- Не бывать тому ! - решительно сморкнулся в нечистый снег могутного вида дядя в нагольном тулупчике заячьем. - Айда, - подмигнул он подбитым глазом, выразительно звеня медяками, - в кабак патишествовать.

Половина собранной вещуньей толпы отправилась в кабак, конечно, но вторая половина, лучшая, потому неравнодушны, осталась возле Лобного, уже опытным путем зная, что следом за Маней дурочкой обязательно сунется Митенька уродивый. Вот и он !

- Я грузин долбал по клювам, - напевал Митенька, опорожняя штоф Крючкова, почесываясь и приплясывая, - я такой вот был вумат.

- Слышь, - трогал купец трясущейся рукой Митеньку за рукав азяма, - выйдь к людям - то, скажи нибудь чево умное - то.

Митенька, швырнув опустевший штоф в голову Бальзаминова, вылетал на парадное крыльцо, сшибая замешкавшегося швейцара в сугроб, и орал со всей дури о ядерных ударах, о захвативших Европу фашистах, пока недовольно шумящая толпа не вбивала его башкой в плотный наст. Митенька дрыгал ногами, а из карманов пестрядевых шароваришек предательски высклизывали колода замусоленных карт с бабами голыми, парочка офшорных счетов и грин - карты семейства неистового патриота, врученные под покровами ночной тишины Госдепом.

- Надо самому, - решался тогда Бальзаминов, сурово бросая в окно Крючкова.

Происходила революция, пока среди себя, так как Бальзаминов очучивался Вицыным, Маня дурочка тоже Маней, но уже Шараповой, а Митенька занимал руководящий пост в Совбезе разъединенного народца, указуя и выруливая прямиком в Изабеллу Кларк. Проходило семьсот лет и три года. И ни х... я не менялось ! Только прически, покрой шкер да скрип новых ботинок, обычно именуемых тута коцами.