Хорошее кино для взрослых 6 aka Рассказы для взрослых

Единственной Дите фон Тиз от становящегося постепенно швейцарским сыром коалы

Я забежал в офис  " Пасифика", оставив эту паскуду топтаться на асфальте, то и дело кося глазом в огромное окно, не то, чтобы я шугался, но девка в короткой юбке могла точно так же купиться на какого проезжего пуэрториканца, как повелась на меня, кто знает этих продажных женщин, может, вообще мое намечающееся приключение закончится в реанимации или на границе с Канадой ? Привело же знакомство с Моной к моей эмиграции в Париж, в конце концов ! А вот и старинный знакомец, не помню, как его зовут, лысый такой, в стремном пиджаке, вечно усыпанном перхотью. Нас свел Каррудерс. В   "Бонго " подвел к нашему столику этого мудака и познакомил с подругой Моны, как ее, Лиз. Более тупой бабы я не встречал. Сплошная манда, Мона еще смеялась, что ей достаточно одного взгляда почтальона, проходящего мимо, чтобы залететь. По слухам, какие - то макаронники из Гарлема сделали ей близнецов, а папаша Ди, что держит бакалею на Пятидесятой, купил близнецов за десять долларов и теперь открыл еще и притон с малолетками, где каждый желающий за пару баксов может засадить близняшкам. Бизнес. Бросаюсь к лысому и гугниво, кривя рот, как пригородные гангстеры, шепчу :

- Если не хочешь иметь дел с Лоном, то одолжишь мне десять центов.

Как он перепугался. Трясется, пот льет по брылам, озирается, но занятые делом сослуживцы на него и не смотрят, думаю, если я начну запинывать лысого под стойку с буклетами, то никто и не почешется. Того и гляди, наложит в штаны. Одно имя Костигана - кастетчика способно творить чудеса. Интересно, если бы упомянул О * Рорка с его сапогами, как бы он повел себя ? Представился О * Рорк. Ты ему что - то объясняешь, дубовая ирландская рожа серьезна и невозмутима, ты уже думаешь, что очередной придурок, демон, прислужник мирового капитала, а он неожиданно крепко берет тебя за лацканы, придвигая оспины к твоим глазам, ты видишь только эти ямы на его физиономии, и сипит простуженно тебе в ухо :

- Ну что, парень, думал, что так и уйдешь ?

Бьет носком сапога тебе по яйцам, а пока ты корчишься, вычищает карманы. Швыряет тебя в канаву, плюет еще сверху и идет развинченной походкой к таксофону, звонить Лону. Откашливается, снова плюется и откусывает слова в телефонную трубку, сообщая Костигану о превосходно выполненной работе.

Лысый шарит в карманах, протягивает мне десять центов, даже не требуя расписки. Хватаю и бегу к девке. Она торчит корявым деревом на углу. Так я и думал, вон, три пуэрториканца уже заинтересовались. Сидят в открытом  " Понтиаке " тридцать седьмого года, рыдван еще тот, говно, а не машина. Но смотрят злобно. Экие рыла. Один из них, в бандане, прикрывающей узкий лоб неандертальца, подзывает меня жестом и предлагает четвертак за бабу. Усиленно думаю. Скорее, Хенри, соображай чотко и быстро. Вспомнился Кронски, отлизывавший у Моны, пока мы нажирались с Карлосом на кухне кукурузным самогоном. Вхожу, а этот имбецил ползает меж широко раскинутых ног моей подруги, чвакает, чмокает, разве не давится, сок течет по его морщинистым щекам, потом замечает меня и прячется в ванной. Я колочу в дверь ванной ногой, а он визжит о своих европейских родственниках, погибших в Бухенвальде.

- Вздрючь его, Хенри, - подзуживает Карлос, шатаясь по коридору, - трахни его прямо в зад.

- Холокост ! - рыдает Кронски в ванной, а мы с Карлосом хохочем, пуча налитые кровью глаза. - А нам насрать ! - орет Карлом, прижимая толстые губы к косяку. - Все вы уроды, жиды проклятые.

Наш бухгалтер вышибает дверь с той стороны и вылетает в коридор. Херачит с оттяжкой Карлосу по яйцам и бросается на меня с задранной ногой, поскальзывается и грохается башкой о пол. Мона кричит, Карлос стонет, а я отнимаю у Кронски серебряный доллар и накупаю на него ящик абсента, коробку сигар и банку сардин. В масле.

- Сука, как же мы охрененно жили, - внушаю пуэрториканцу, прицениваясь к их тачке. - На десять центов, - показываю ему десятицентовик лысого, - можно было неделю гужеваться и еще осталось бы на трамвай до Лонг - Айленда. Такую страну просрали ! - уже плачу я, нашаривая за пазухой армейский сорокпятый. Бью в упор. Башка латиноса раскалывается, обрызгивая ветровик серым и алым. Его кореша молят, но я неумолим, расстреливаю гадов и выволакиваю тела на мостовую. Оглядываюсь, но эта гадина уже крутит с лысым в вестибюле  " Пасифика ". Гнида. Газую и мчу по Сорок первой, натыкаюсь на О *Рорка. Тот стоит, как обычно прямой и тощий, в сером плаще и сбитом на правое ухо канотье, вертит тросточку, прикидывается скучающим оклахомцем, которому все наши небоскребы по барабану. Садится в  " Понтиак " и мы гоним к Лону. Тот сумрачен. Его сестра, та, что мотает срок в женской тюрьме в Пенсильвании, прислала ему слезливое письмо, вот Костиган и расчувствовался, не пеняет мне за котелок, что красуется на макушке, не брюзжит и не требует трудоустроиться в бригаду мойщиков трупов Чинаски. Усаживает нас за стол и разливает самогон. Как я его понимаю.

Утром голова трещит. Мона гундит и гундит, угрожая вернуться в Париж, а я, почесывая яйца, болтаюсь по квартире, рассматривая абстракционистские репродукции.