Глава третья. Откровения юной девицы

Дневник Дженнифер Скруп

19 июля, суббота

О, мой дневник! Только тебе одному могу я поверить все свои тайны! Прости, что я совсем тебя забросила и давно уже ничего сюда не писала.

С тех пор, как умерла мама и я осталась совсем одна, прошло уже 4 месяца. Поверь, я просто не могла писать в тебя ничего. Я была в каком-то тумане - двигалась, разговаривала, что-то делала… Но меня во мне не было.

Три недели назад мой дядя, видевший, наверное, мое смятение и мои страдания, решил отправить меня в пансион леди Элинор. Думаю, он надеялся, что смена обстановки, новые знакомства, новые впечатления помогут мне. И ты знаешь, мой дневник, он, похоже, оказался прав!

А сегодня произошло то, что я боюсь доверить даже тебе! И не только боюсь, а просто не могу описать. Сама пока не пойму, что это.

Впрочем, по-порядку. Сегодня у нас появился новый инспектор, сэр Эдвард Монсли. Да, из тех самых Монсли! Что привело его к нам, почему он согласился на эту работу - для меня тайна. Да, впрочем, это и не важно. Важно то, что он здесь и каждый взгляд его суровых стальных глаз заставляют мое сердце трепетать, а щеки - наливаться румянцем. Почему? Ну, молодой мужчина, ну, красив и строен. Но почему тогда? Может, потому, что молодых мужчин я и не видела? Ну, или видела очень мало и очень редко.

Папа покинул нас, погиб где-то в Африке, охотясь на носорога, десять лет назад, когда мне было семь. Братьев (хотя, при чем здесь братья?) у меня нет. Я вообще одна. Мужчины в нашем доме появлялись редко. Ну, дядя. Ну, он же родственник и уже пожилой, ему лет пятьдесят. Конечно, в усадьбе было много мужчин: слуги, работники, конюхи… Но это же не то!

Были еще мои ровесники - дети прислуги, мальчика и девочки. С одним из них, Джеком, моим ровесником, прошлым летом у меня было забавное приключение.

Надо, однако, вернуться немного назад. Лет в тринадцать меня вдруг стали интересовать телесные наказания. Я жадно просматривала книги в библиотеке, искала там описание наказаний. Оказалось, если судить по книгам, что секут, в основном, мальчишек и юношей. Девочек, особенно моего возраста, если и наказывают, то как-нибудь по-другому. Лишают чего-то, запирают в комнате, но не секут. Мама тоже была противником телесных наказаний и меня ни разу в жизни не пороли.

Нет, конечно, в раннем детстве бонна шлепала меня по попе за мелкие провинности, но это было совершенно не то… Несколько раз из флигеля прислуги я слышала крики, визг и плач детей, просьбы о пощаде и обещания никогда-никогда этого не делать. Детей явно наказывали. Но я-то этого увидеть не могла! Я уже так хотела увидеть порку, что сама была готова выпороть кого-нибудь, выпороть мальчишку. Да, да, я, Дженнифер Скруп, хотела выпороть мальчишку. Снять с него штаны, посмотреть на его попу, и не только попу!

Даже здесь, в дневнике я боюсь называть этот мужской орган, который когда-то (я же выйду замуж?) войдет в меня и причинит боль. А потом мне придется терпеть его постоянно, выполняя свой супружеский долг! Почему? И почему сейчас, когда я думаю об этом, мое запретное место, то самое, которое разрешается трогать только при омовении, вдруг становится влажным?

Тебе-то, дневник, я могу признаться, что это место я трогаю уже давно и нашла на нем маленькую точку, трогать и тереть которую многократно приятнее, особенно, если думать при этом о… Нет, дневник, нет, даже тебе я больше ничего не скажу! Это стыдно! Я очень испорченная и меня саму надо наказать!

И вот однажды моя мечта исполнилась. Гуляя в парке, я увидела, как Джек целуется с молодой горничной, Джаннет, старше его года на два. Они не только целовались, Джек залез Джаннет под юбку и гладил ее попу, а потом стал на колени, залез головой ей под юбку и начал что-то там делать! Это было ужасно скандально! Я смотрела во все глаза!

Но то, что случилось потом я даже не могла представить! Они поменялись местами, теперь Джаннет стала на колени, а юноша расстегнул брюки и извлек из них свою длинную штуку. Ту самую! Я не думала, что она такая большая и твердая! Я до этого видела, конечно, писюны маленьких мальчишек, но настоящий мужской орган, да еще в таком напряженном состоянии, я увидела впервые. Как она поместится в меня? Может, у других мужчин она меньше?

Джаннет, тем временем, сделала совсем бесстыдную вещь. Она подобрала свою юбку к поясу открыв голую попу. Я, было, подумала, что Джек собрался шлепать Джаннет, но произошло совсем другое! Девушка открыла рот, Джек засунул туда свой орган и начал двигать им туда-сюда!

И тут я совершила большую ошибку. Надо было бы остаться за кустами и посмотреть, что будет дальше, но я так растерялась и боялась, что кто-нибудь застанет молодых людей за таким непристойным делом, а меня - подглядывающей за ними, что вышла из-за кустов. Увидев меня, Джаннет молниеносно выпустила изо рта штуку Джека, одернула юбку и бросилась бежать. Юноша, стоявший ко мне спиной, в первый момент ничего не понял, а когда обернулся, бежать уже было поздно. Судорожным движением он прикрыл руками низ живота и согнулся, пытаясь скрыть торчащий пенис.

Я, брезгливо наблюдая за мучениями Джека, помолчала, а потом холодно велела ему привести себя в порядок.

Когда юноша, наконец, застегнулся и потупив голову, стоял передо мной, я предложила ему два варианта. Либо я сейчас же иду к управляющему и рассказываю ему о том, что видела. Их обоих, конечно, уволят, а Джека, наверняка, еще и хорошенько выдерут. Либо я накажу его сама. В этом случае никто ничего не узнает.

Юноша размышлял недолго. Лицо его покраснело, он стыдился поднять на меня глаза и с трудом выдавил из себя согласие. Я велела ему нарезать розог и через час явиться ко мне в комнату. Мама была в отъезде и я не боялась, что нас кто-то застанет.

Сидя в кресле, я нетерпеливо ждала, мое лицо пылало. Неужели исполнится моя мечта и я не просто увижу порку, но и сама буду сечь этого стройного и красивого юношу? Наверное, не стоит пороть его так уж сильно… Но обязательно - по голой попе… Мысли скакали…

Раздался стук в дверь. Вошел Джек, в руках он держал прутья, аккуратно связанные в пучки. Позже уже я поняла, что юноша схитрил. В одной из книг я прочла позже, что порка пучком прутьев легче и меньше повреждает кожу, чем порка одиночным прутом. Но в тот момент я не замечала ничего.

Строгим голосом я велела Джеку снять с себя всю одежду ниже пояса. Юноша замялся. Он, наверное, рассчитывал, что я буду пороть его через одежду! Пришлось напомнить, что, не далее, как час назад, я уже видела его в крайне непристойном виде.

Путаясь в штанинах, юноша разделся и, опустив руки, вопросительно посмотрел на меня. От смущения он даже забыл прикрыться! Меня, впрочем это устраивало. В этот раз его штука (пенис! Хватит уже стесняться!) был совсем не таким большим. Он уныло свисал вниз, хотя и начал слегка приподниматься под моим взглядом.

Я подошла вплотную и (до сих пор не пойму, как у меня хватило решимости!) потрогала мужской орган Джека. Он (орган, а не Джек!) как будто ждал этого и распрямился как пружина, глядя вверх, почти мне в лицо. От неожиданности я слегка отпрянула. Джек, опомнившись, попытался спрятать свой вышедший из повиновения пенис в ладонях, но я хлопнула его по рукам и заставила вернуть их на место. Юноша стоял весь красный, на глазах его блестели слезы. Не обращая на это внимания, я не спеша осмотрела и пенис и яички, даже взяла их в руки. Затем, ничего не говоря, а просто толкнув Джека в плечо, заставила его повернуться и стала смотреть на него сзади. Поджарый мальчишеский зад, стройные ноги были великолепны! Юноша попытался что-то сказать, может быть, даже возразить против столь бесцеремонного осмотра, но я заявила, что совсем недавно он, в аналогичной ситуации, совершенно не стеснялся Джаннет. Так в чем тогда дело? Может, он рассчитывает, что я буду делать то, что делала она? Никогда!

Насмотревшись вдоволь, я заставила Джека лечь на оттоманку, а под живот ему подложила подушку. Попа юноши приподнялась и выпятилась.

Сейчас, когда я вспоминаю ту порку (поверь, мой дневник, я вспоминаю ее часто, особенно перед сном, когда в спальне темно и можно, не опасаясь быть увиденной, держать руку под одеялом), мне кажется, что мной в тот вечер руководил какой-то демон. Как я могла так бесцеремонно осматривать и трогать юношеское тело? Особенно там, внизу живота? Кто подсказал мне подложить подушку ему под живот? Нет, это был завладевший мной демон, я была в его власти и ни в чем не виновата!

Взяв в руки пучок прутьев, я подошла к лежащему мальчишке и, размахнувшись, ударила его по выпяченному заду. Джек как-то жалобно, по-девчачьи взвизгнул, а его кожу пересекла тройная, быстро набухающая полоса, почти сразу налившаяся кровью. Сейчас-то я понимаю, что била слишком сильно, не умеряя своих сил. К тому времени я была довольно спортивной девицей, часто играла в теннис и мои развитые мускулы, наверное, доставили юноше несколько очень неприятных минут.

После пары десятков ударов (а может быть, и больше, считать я как-то не догадалась) по коже мальчишки потекли струйки крови и он начал всхлипывать и хрипло просить остановиться и простить его. Я опомнилась и поняла, что переборщила, но, не в силах остановиться, еще несколько раз ударила бедного юношу, слегка умерив силу.

Погладив всхлипывающего и постанывающего Джека по голове, я осторожно, своим платочком, стерла струйки крови с его кожи и позволила ему встать. Мальчишка к этому моменту, по-моему, совершенно перестал меня стыдиться и думал только о своем исстрадавшемся заде. Он осторожно сполз с оттоманки. Пенис его почему-то опять был напряжен. Шипя от боли, Джек натянул свои тугие штаны. Поблагодарив меня и искренне, глядя в глаза, пообещав больше никогда так не делать (причем, мы оба понимали, что он врет) юноша, осторожно двигаясь, ушел. А я, едва успев запереть дверь, коснулась рукой своего заветного местечка и со мной началось что-то необычное. Я как будто улетела куда-то, мое тело сотрясали судороги. Надеюсь, что я при этом ничего не кричала, хотя ручаться не могу…

Позже я пыталась повторить это приключение, но, увы, никто из мальчишек не попадался мне ни на чем запретном… А жаль! Мне очень понравилось стегать беззащитную юношескую попу, смотреть на нее и видеть, как вспухают и наливаются кровью следы от розги, как мальчишка жалобно повизгивает и виляет своим задом. Да и трогать пенис и яички юноши тоже было очень интересно и приятно…

Я, как бы случайно, заходила на конюшню и пару раз видела, как секут. Но, увы, конюхи каждый раз прекращали порку и, очень вежливо, выпроваживали меня, приговаривая, что это зрелище не для юной леди. Глупцы! Как раз для такой, юной, бессовестной леди, как я…

Позже мне стало хотеться самой испытать порку, но и это пока осталось для меня недоступным. Хотя представляла себе это я вполне отчетливо. Вот я сижу в своей комнате, знаю, что сейчас меня накажут и дрожу от страха

Приходит какой-то взрослый, строгий и суровый мужчина (обязательно мужчина! Не женщина же будет меня наказывать?). В руках у него розги. Или ремень. Он запирает дверь и велит мне раздеться и нагнуться. В этом-то весь ужас! Раздеваться при чужом мужчине! Показывать ему свою голую попу! А ведь, если я нагнусь, он увидит не только попу, но и стыдное местечко, которое у меня давно уже поросло волосами. На этом мои фантазии обычно и обрывались. Представить себе саму порку, боль и стыд я не могла. И не могу до сих пор.

Когда я ехала в этот пансион, то была почти уверена, что здесь меня обязательно будут наказывать. Не то, чтобы мне хотелось быть поротой постоянно, а тем более - часто. Но один разок-то попробовать можно?

Увы, когда я осторожно попыталась выяснить у новых подруг, как это происходит, как часто и где, мне рассказали, что инспектор, мистер Кларк, неожиданно уехал, а нового еще нет. Моя соседка по спальне вечером шепотом рассказала мне, что мистер Кларк был совсем старенький и, как она сказала, "ничего уже не мог". Я немного не поняла и решила, что у мистера Кларка уже не было сил пороть девушек, но соседка меня поправила, сказав, хихикнув, странную фразу: "Когда он клал меня на колени, чтобы отшлепать, в живот мне ничего не упиралось…" Я опять не поняла, но на всякий случай кивнула и тоже улыбнулась.

Только ночью я вспомнила Джека, его торчащий пенис и поняла, что хотела сказать соседка. Получается, что у старых мужчин он не напрягается даже при виде обнаженных девушек? А у сэра Эдварда как с этим обстоит дело? Как бы узнать?

Нет, Дженнифер Скруп, хватит! Ты переходишь все пределы! За одни эти мысли тебя надо бы хорошенько высечь! О, мой дневник! Прости испорченную девчонку!

А все же, сэр Эдвард собирается нас пороть? Когда? Почему он медлит?