Это, любимая Бэйли, Нивен

Что меня более всего смешит в научной и не совсем фантастике, милая Бэйли, так это отчаянность храбрых портняжек, отчего - то надевших на себя личину писателей, впрочем, во многих сказочках я ругательски ругал товарища Ленина, нашего мумифицированного Ильича, внедрившего ликбез пулеметом, заставив многих и многих говноедов податься в сочинители, не имея к тому никаких оснований, даже поганые гладиаторы из мира очень огромного спорта или жополизные еврейские холуйки бросились строчить мемуар Ренуара в стиле нуар, повествуя о временных трудностях реконструкции любой шняги и фуфла, сотрясавшего полторы сосенки в чахлом бору рунета, хотя, признаю, что ж скрывать - то, загадочная фраза Машки Шараповой  " когда я была маленькая,   мы с папой спали в одной постели " навела меня на тяжкие размышления о судьбах демократии в России. Это вот как ведь ? Маленькая девочка и взрослый папа, голые. Совсем голые. Лежат на одной шконке, у папы стояк, а красивая долговязая и голая опять же блондинистая девочка восьми лет отроду щупает ерзкий отросток и уточняет :

- А почему, товарищ хер, в великой России запретили  " Тилиграм " ? И зачем тебе, папа, такие уши ? И где, в конце концов, Чичваркин ?

Откашливается папа солидно так, косит лиловый зрак на любопытствующую девочку, сильно зажавшую хрен в ладошке, подается ей бедрами навстречу, скользя в кулачке, и ответствует по существу и всем понятиям :

- Запретили для рекламы, чтобы слышать твой ор, в Лондоне, где кошмарная феминистка Ребекка Кроу. Между прочим, там же будет через сто лет ублюдок Гилкс, у коего ты будешь сосать.

И прижимает девочку мордочкой к члену, хрипит, рычит :

- Теперь соси, да ?! Тренируйся, сука, с малых лет.

Сосет девочка, перхает, кончает папа ей в рот, она глотает и под благотворным воздействием природных протеинов вырастает большой - большой, как Пушкин или Сурков. И не знает сердешная, что папа накануне в гостях у Айлетта и рыжей ужрался не только пивом, водкой, джином, коксом, но и мельдонием. Входят молекулы ей прямо в мозг, как микроб в говнобак Джей Ло, например, кишат в синопсах, обладают кумулятивным, как гранатомет, эффектом, ждут своего часа, когда соберется шобла шакалов пера ротационных машин и можно будет вылезти из правосознания и нести пургу Пескова, каясь и угрожая свободному миру наживы и чистогана взять и вернуться на корт, откуда даже такая пони, как лошадиная Костюк, сбежала на Сейшелы, перепутав по скудоумию хохляцкого образа жизни Мальдивы, мельдоний и Мальвину, тоже педофильскую девочку в синем парике, теревшую шкуру с Буратино, а Буратино, любовь моя, это ворованый Пиноккио !

- Ты пошто Пиноккио украл ? - вопрошал на Съезде второй из Ильичей писателя Носова, не видя никакой разницы между Хизер Суит и Анитой Блонд, не говоря о Горбатом, Майере Лански, Элли и Железном Дровосеке, объевшимся секоналом на Станции, откуда накануне ночью вылетел советский горбатый робот ПУКК для нанесения превентивного удара по Финиксу.

Шатался Носов, белея, не в силах найти ответ на такой, казалось бы, справедливый вопрос товарища Сталина. Адаптировал Носов чужой продукт, а проще сказать : просто стырил. Это, примерно, как на какую футболку нанести любую херню, а потом забацать в  " Инстаграме " горделивый вензель, мол, тыр, пыр, образование - высшее, пол - паркетный, санузел - раздельный.

- Башатумай, - уже кричал Ильич на писателя Носова, покуривая легендарную трубку.

- Папиросы есть ? - вступался за Носова Берия с мест. - На  " Кэмел " меняю !

Менял товарищ Сталин пару папирос  " Герцеговина Флор " на  " Кэмел " и понимал неожиданно, что Глеб Егорыч именовал их  " Камелем ", злился, не без того, и погружался целиком в языковедение. Включал тиви, читал газеты и журналы, слушал радио, бродил по рунету. А потом проклинал русское наречие, плевался слюной, как верблюд, и давал себе зарок страшный : дальше Бродского не ходить. А потому стихоза, Бродский же.

- Мы шуршали конфетной оберткой,

Пока батальон собирался в атаку,

Тыча в бесстыжие зенки отверткой,

Покидая Итаку.

Улисс советских разливов,

Говенный, конечно, жопорук - креатор,

Машет как падло гривой,

А в окне стоит Бэримор.

Между прочим, ты не в курсах всяко, но поверь, что был такой персонаж советского кинематографа - Бэримор. У него еще жена Крючкова, семь тысяч тонн глупости, но сделано было настолько качественно, что уже как - то сомневаешься : может, товарищи бандиты, хотя бы ради неплохого телепродукта стоило бы Советский Союз оставить ? И была бы Машка дылдой в дефицитной дубленке на голое тело, Потупчик так и шарилась по по ПТУ города Мурома, а вздорные хохлы так и оставались бы сверчками в армии и пели бы, танцуя краковяк, пока грузинки спускались с гор за солью. Ведь даже Путин так и пребывал бы шнырем доцента с чумаданами, а Ксюша Собчак терсилась бы в кочегарке Цоя - Балабанова, не заполняя говнопродукцией и так забитое калом донельзя русскоязычное информпространство. Мечта прямо, просыпаешься такой и не помнишь никакого Прохорова.

- Прохор ? - сонным голосом переспрашивает папа Маши, запуская ей указательный палец в узенькую и горячую попку. - Это, Машенька, старик такой страшный с бородой и пистолетом ТТ.

Ужасается Маша и понимает неожиданно, что несогласие другой Маши и уё... ть другой, которая Захарова, проистекают именно из факта лопнувшего Союза, а факт этот не был предусмотрен ни ребятами из Уошингтона, ни даже писателями - фантастами, что очень даже странно. То есть казался тогда Союз незыблемым даже фантастам, что и приводит меня как потребителя к гангстерской тематике как в кино, так и в литературе.

А Маша выросла, стала красивой, не без того, но, не умея преподнести себя, так и засохла в кальсонах шершавого жиденка, каламбурясто удесантившего все баталионы в кучу говна, где им всем самое место.