Зарисовка 8. Мозг

Он смотрит на меня обеспокоенным взглядом, пока я блюю в его унитаз. Боже, кажется, сейчас всё выйдет вместе с внутренностями. За пищеводом потянется желудок, а за ним и кишечник. Конца и края нет этой мерзкой жиже, которая уже вот несколько минут подряд выворачивает нутро. Глаза слезятся, в горле горит, словно я только что пил раскалённое железо, рёбра сводит судорогой. Меня хватает только на то, чтобы вдохнуть поглубже, и всё начинается заново.

Он исчезает из дверного проёма и вскоре появляется со стаканом воды. Садится рядом на корточки, запрокидывает мою голову и прижимает стакан к губам. Зубы дробью стучат по стеклу, но я делаю глоток и, не выдержав и пары секунд, отправляю разбавленную чёрную муть в унитаз. Он заставляет меня сделать ещё глоток. Всё повторяется. Глоток воды, рвота. И ещё. Ещё. Ещё.

Наспех ополаскивает грязную ванную, затыкает пробкой, открывает краны на полную. Шарит под ванной, без оглядки вышвыривая за дверь пластиковые бутылки с чистящими средствами, какие-то коробки, щётки, достаёт пузырёк из тёмного стекла, промокает тряпку в прозрачной жидкости и подносит к моему лицу. Я вдыхаю резкие пары нашатыря и немного прихожу в себя. Делаю несколько глубоких вдохов. После чего он, держа меня за подбородок, без излишних церемоний толкает два пальца в рот. Рвотный рефлекс снижен, по-привычке начинаю дышать носом. Заметив это, он зажимает нос и надавливает на глотку ещё сильнее. Рвота начинается снова. Бл*ть, да сколько можно…

Я жалобно стону, судорожно всхлипываю, чувствуя себя абсолютно раздавленным и обессиленным. Комок, и ещё, вырываются один за другим. Они уже меньше по размеру и плотности. В какой-то момент я замечаю движение в грязной воде унитаза. Моргаю, пытаясь согнать пелену из слёз, но в следующий миг змеёныши замирают, растворяются, распадаются. Наконец, спазмы прекращаются, последними порциями бело-жёлтой слизью выходит желчь.

Одним рывком он поднимает меня на ноги и помогает забраться в горячую воду. Кожа, расцвеченная всевозможными цветами, пульсирует, каждый шрам проявляется свежим росчерком, выжигает на теле прежнюю карту боли, а затем затухает, исчезает бесследно.

Под сильным напором ванна быстро наполняется до краёв. Он закрывает краны. Я закрываю глаза. Ухожу с головой под воду. Но впервые за много лет не проваливаюсь в прошлое, а остаюсь здесь и сейчас, в этом отрезке времени, в котором он, расплываясь и покачиваясь над поверхностью, надувает детский круг для плавания и, придерживая рукой под затылком, обворачивает его вокруг моей шеи. Сегодня будет длиться долгие годы. Не будет льда — последние его осколки стаяли в этой горячей ванной. Не будет змей — всех до последней твари я выблевал вместе с очагами тьмы своего сердца.

— Сёма, — хрипло шепчу, не открывая глаз. — Так меня зовут.

Знаю, что он молча кивает в ответ. Спустя вечность опускает свою руку под воду и сжимает мои пальцы.

— Евгений.

Полностью расслабившись, позволяю своему телу просто держаться в воде. Срывающиеся капли из протекающего крана отбивают ритм, смешиваются со звоном посуды в кухне, хрустом стёкол между совком и веником, закипающим чайником и дребезжащими по рельсам вечерними трамваями, сливаются в чудесную музыку, которой я не слышал уже очень давно. Я чувствую себя лёгким, почти невесомым, готовым расправить крылья. Потолок кажется мне высоким голубым небом, воздух вокруг — чистым и свежим. Я сам себе кажусь чистым и свежим. Настолько, что никакие льды не смогут скрыть этого. Никакие синие сапожки не прикажут плыть за ними, не будут дразнить, ускользая, в призыве схватить их. Нет-нет! Ничего из того, что терзало меня всё это время, больше не волнует. Посерело, подёрнулось пылью и патиной. Теперь только набор из жёлтых резиновых уточек, мочалки в виде лягушки и цыплёнка, женские шампуни и баночки, розовые полотенца и четыре зубных щётки в стаканчике.

У него голубые глаза и две тарелки с омлетом на столе. Ароматный кофе по кружкам, бутерброды с колбасой и сыром. Наполовину заполненная пепельница; в раскрытое окно врывается тёплый ветерок и вымывает клубы дыма из прокуренной и самой уютной кухни на свете. Он протягивает мне свои футболку и спортивные штаны, негромко проговаривает, что готовить не умеет, вообще жена всё раньше делала, а ему вот не довелось, не думал, не гадал, что вот так всё случится, ведь в жизни всё что угодно может случиться, но только не смерть, верно?

— Верно, — киваю я, уплетая царский, на мой взгляд, ужин, о чём от души ему и сообщаю. — Безумно вкусно!

У него смущенный взгляд, красивая улыбка на припухших губах. И вдруг меня пробирает легким разрядом от одной только мысли о том, что это я, я кусал эти губы, целовал их, как самые родные, впивался своими, пытаясь взять всё, что смогу. Стараясь не замечать собственного возбуждения, перегибаюсь через стол и целую его, зажмурившись. Пусть так нельзя, пусть удивление вспышкой озаряет его лицо, пусть он не отвечает мне в первую секунду. Но впервые за много лет я целую того, кто мне нравится. Того, кого хочу целовать. Того, кто так близко — рукой подать. Того, кто жив.

Я огибаю стол, почти не размыкая наших губ, и без спроса забираюсь к нему на колени лицом к лицу, сжимаю в своих объятьях, целую глубже, не давая говорить и думать. Запускаю руку в его штаны, обхватываю уже ставший твёрдым член и делаю несколько движений. Его губы скользят по моей шее. Он прикусывает кожу на плече, отрывисто дышит, прикрыв глаза. Обнимает одной рукой за талию, другой достает мой член и подсаживает ближе к себе. Наши головки трутся друг об друга, соприкасаясь уздечками, мы синхронно ускоряем темп под мои нескромные стоны и его глухой протяжный рык. Он кончает между нашими животами, запрокинув голову назад и раскрыв рот. Нежно льну губами к кадыку в долгом шёпоте-поцелуе:

— Жень… Женечка.

И кончаю следом за ним…

На следующее утро узнаю, что приложение исключило меня из каталога рабочего персонала. Три дня подряд я игнорировал предложения и звонки от клиентов, что и послужило причиной для увольнения. Но всё это теперь стало неважным. Вообще всё, что было, стало неважным. Я наконец-то свободен, чист и… пуст. Нет, это не тот случай, когда можно начать с чистого листа.

Это история, где герой заканчивается вместе с книгой.