Ложный вызов

– Не надо, – жестом, похожим на тот, с которым мужчина с плаката общества трезвости советских времен отказывался от предложенной выпивки, я заставил замереть в воздухе руку с купюрой. – Вы же уже платили.

Глава семьи – еще молодой, но уже лысеющий, полный мужчина в потертом спортивном костюме, густо покраснел и пробормотал что-то неразборчивое. Мы стояли в коридоре маленькой, двухкомнатной, давно не знавшей ремонта, квартиры и мне уже становилось жарковато в шубе, шапке и накладной бороде.

– Нет, в самом деле, вы что – собрались дать на чай Деду Морозу?

– Вы же старались, – тихо проговорил он.

За спиной у мужчины, в небольшой гостиной, прыгали вокруг елки маленькие девочки-близняшки, все еще находившиеся под впечатлением от моего шоу.

– Спасибо, – сказал я. – С Новым Годом!

Спускаясь на первый этаж в темном, затхлом, конвульсивно дергающемся и грохочущем, словно адская колесница, лифте, я достал из кармана телефон и увидел на дисплее уведомление о трех пропущенных вызовах из офиса нашего «дедморозного» агентства.

– Тридцать седьмой работу закончил, – перезвонив в офис, сообщил я. – Возвращаюсь на базу.

Это я так думал. Оказалось, что у диспетчера имеется еще один, срочный заказ. Девочка Света, пять лет, живет, по счастливой случайности, совсем неподалеку.

– Ладно, – буркнул я в трубку. – Не будем портить ребенку праздник. Тридцать седьмой заказ принял. Отбой.

Предновогодний вечер в этом году удался на славу – безветренный, с легким морозцем и хлопьями пушистого снега. В чистом, холодном воздухе то и дело раздавались гулкие хлопки петард, заставляя вздрагивать редких прохожих, торопящихся домой с пакетами, полными снеди. Кое-где, из приоткрытых окон, уже слышалось самодеятельное, нестройное хоровое пение.

– Ну что, поехали по домам? – мой водитель, дядя Коля, приплясывал у своей старенькой «волги».

Услышав, что предстоит еще одна поездка, он погрустнел.

– Жене обещал к одиннадцати вернуться, – сказал он. – Сын с невесткой придут, она два дня стол готовила…

Предновогодний вечер – время волшебства, когда предпраздничные хлопоты, стихая, превращаются в застолье в кругу семьи, близких, друзей. В этот вечер каждый верит в чудо.

– Раз обещал – езжай, дядя Коля, – сказал я.

Он поднял на меня глаза:

– А ты как?

– Да тут недалеко, – я назвал адрес. – Потом такси вызову.

– Таксисты сегодня три шкуры дерут, – сказал дядя Коля. Он залез в карман и вынул несколько банкнот, – возьми вот. А то мало ли, не хватит…

– Хватит, – отказался я.

– Ну, смотри, – он убрал деньги и открыл дверцу своей «волги». Машина разменяла четвертый десяток, но любовь и умелые руки хозяина делали свое дело – выглядела «двадцатьчетверка» совсем молодо. – Чтобы без инцидентов.

– Все нормально будет, – ответил я и добавил, уже перекрикивая взревевший мотор. – С наступающим, дядя Коля!

Он просигналил в ответ и выехал со двора. Я подождал, пока габаритные огни «волги» не скрылись из виду, закурил и, опираясь на блестящий посох, направился по продиктованному адресу.

Путь по заснеженным улицам занял чуть больше получаса и закончился в подъезде новенькой элитной многоэтажки. Все здесь сияло чистотой, справа у стены раскинула увешанные разноцветными шарами ветки высокая, пушистая ель; по стенам бежали огоньки электрических гирлянд. Слева, за высокой стойкой, развалившись на мягком стуле, сидел молодой парень в униформе. Когда я вошел в подъезд, его глаза нехотя оторвались от экрана небольшого телевизора и переползли на меня.

– Вы к кому?

– С наступающим! – поздравил я его. – Я в сто пятую квартиру, к девочке Свете.

– В сто пятую? К девочке Свете? – по лицу консьержа расползлась косая усмешка. Он снял телефонную трубку, что-то пробормотал в нее, потом вытянул руку и указал на хромированные двери лифта. – Поднимайтесь, шестой этаж, дверь справа.

Металлические створки бесшумно разъехались в стороны, едва я коснулся кнопки вызова. Кабина была огромной, с зеркальными стенами, поручнями и даже небольшим телевизором в углу. Лифт мягко тронулся и вскоре остановился на шестом этаже. Я вышел на лестничную площадку, отыскал нужную квартиру и нажал кнопку звонка.

Широкая стальная дверь открылась, окатывая меня волной громкого джаза. Музыка была совершенно не новогодней, слишком интимной для шумного, веселого праздника.

На пороге стояла молодая женщина в вечернем платье, состоявшем, как мне показалось, сплошь из вырезов и разрезов, соединенных между собой черной, усыпанной блестками, тканью. Густые золотистые волосы обрамляли лицо, спускаясь к обнаженным плечам. Большие, темные глаза, смотрели на меня из-под густых ресниц, мягкие, влажные губы были чуть поджаты, придавая лицу озадаченное выражение. В руке красавицы был высокий, сужающийся кверху бокал, до половины наполненный шампанским.

– Проходите, – сказала она мягким, чуть хриплым голосом, и отступила вглубь коридора.

– С наступающим, – запоздало сказал я, ступая через порог.

Хозяйка не ответила, повернулась ко мне спиной и пошла в гостиную, соблазнительно покачивая округлыми бедрами. Стройные ноги мелькали в длинном разрезе платья. Я подтянул шаровары, поправил шапку и бороду, закинул за плечо мешок и двинулся следом.

– Идет к вам, дети, Новый Год! – гулким, деланым басом провозгласил я, вваливаясь в гостиную и осекся. – Стоп, а где, собственно, дети?

Огромная гостиная была почти пустой. В центре комнаты стояла огромная елка, верхушка которой чуть не касалась высокого потолка. Здесь же находился бар с откинутой крышкой, огромный плазменный телевизор и широченный диван, возле которого стоял невысокий стеклянный столик, хаотически заставленный тарелками с едой и разнокалиберными бутылками с алкоголем. На краю столика дымила непогашенным окурком массивная керамическая пепельница.

– Какие дети? – женщина обернулась ко мне, отточенным движением опытной манекенщицы. – Ах, да, дети… нет здесь никаких детей.

– Мне сказали – девочка Света, пяти лет, срочный заказ, двойной тариф, оплата на месте, – растерянно пробормотал я.

Похоже, это был ложный вызов. В моей практике такого не случалось, а вот коллеги рассказывали. Если верить их рассказам, дальнейших вариантов развития ситуации могло быть много – от нейтральных, когда человек извиняется, оплачивает твою работу и на этом все заканчивается, до совсем неприятных. Черт его знает, кто может сейчас прятаться в огромной пятикомнатной квартире.

– Все верно, – вздохнула она, отпивая из бокала. – Девочка Света – это я. А пять лет, – женщина снова вздохнула, – я потратила на этого негодяя.

Проследив ее взгляд, я увидел висящий на стене портрет жгучего брюнета. Впрочем, тут я, пожалуй, погорячился. Жгучим он перестал быть лет за двадцать до того, как был сделан этот фотопортрет.

– Это мой супруг, – сказала Света, и ее глаза заволокло слезами.

– Сволочь? – тихим, сочувственным голосом поинтересовался я.

Она взмахнула рукой:

– Как у всех.

Я понимающе закивал.

– Сегодня он, что называется «без объявления войны», собрал манатки и удрал к любовнице, – ее голос стал совсем грустным. – Видели бы вы ее – высоченная, как кентавр и тупая, как пробка. Но зато, – приложив руку к груди, Светлана нарисовала в воздухе полукруг, – четвертый размер. И на пять лет меня моложе.

– Сочувствую, – соврал я.

– И все это «счастье» – тридцать первого декабря, – продолжала она. – Что – нельзя было уйти на неделю раньше? Или позже?

Я всем своим видом изобразил, что не знаю ответа на этот вопрос. Света подошла к столу, нашла пузатый бокал и плеснула в него коньяка.

– Хотите выпить?

– Хочу, – ответил я. – Но не здесь. Время уже позднее, скоро Новый Год. Давайте оформим ложный вызов, и я откланяюсь. Мне еще в офис успеть надо.

– Оформляйте, – сказала Света с обреченностью смертника на эшафоте. – Все равно, мне платить нечем.

Она залпом осушила бокал и налила еще один.

– Как это – нечем? – спросил я. Похоже, что неприятности уже начались. Срочный вызов означал двойной тариф и, если я сейчас уйду ни с чем – платить придется из своего кармана.

– А вот так, – сказала Светлана. – Он, когда уходил – все деньги забрал. У меня есть немного на карточке, но банкомат далеко.

Я облегченно вздохнул:

– В таком случае мы сейчас вызовем такси, съездим к банкомату, вы расплатитесь со мной и вернетесь назад.

– Исключено, – вторая порция коньяка отправилась вслед за первой. – Куда же я поеду такая пьяная?

Я хотел возразить, но не успел. Она сделала два шага и оказалась совсем рядом, так, что я почувствовал ее запах – тонкий аромат духов, дорогого коньяка и сигарет. Светлана вытянула руку и прижала палец к моим губам. Я не заметил, как ее платье скользнуло на пол, оставляя девушку в одних только черных чулках. Прямо на моих глазах ее крупные, розовые соски наливались и твердели – так могло бы выглядеть заснятое на пленку и прокрученное в ускоренном режиме созревание виноградных ягод. Глядя на ухоженное, обнаженное тело я почувствовал, как забурлила кровь, а все тело превратилось в один обнаженный нерв. Я не разделся, не сбросил одежду – я вылетел из нее, словно пуля из оружейного ствола и бросился на Светлану. Вместе мы упали на диван.

В эту новогоднюю ночь я не смотрел телевизор, не сидел за праздничным столом, не запускал в небо пиротехнику – ночь сама превратилась в фейерверк безумной страсти, которую можно испытать только в объятиях незнакомой женщины. Светлана оказалась прекрасной любовницей – яркой, страстной, искушенной и раскованной. Ее нежные, умелые прикосновения приводили меня в восторг. Руки, губы – все ее тело было источником огромного наслаждения. Каждый раз, когда экстаз достигал апогея, когда наступала яркое, острое, горячее наслаждение и казалось, что на большее я уже не способен – умелые руки и мягкие, нежные губы вновь наполняли силой мое естество. Тихие стоны, которые она издавала, царапая мою спину, вскрики и звуки горячих поцелуев яркими красками разрисовывали эту ночь до самого рассвета. Перепробовав все мыслимые и немыслимые позы, некоторые – по несколько раз, Света обессилела лишь к утру, когда на смену темной новогодней ночи пришел серый январский рассвет. В последний раз длинно, гортанно простонав, она упала на диван, и, в следующую секунду, уже спала, не реагируя на мои прикосновения.

Дотянувшись до стола, я налил себе коньяка и выпил. Только после этого мне удалось встать. В одной из комнат огромной квартиры обнаружился широкий пушистый плед, которым я укрыл Светлану. Потом принял душ, некоторое время рассматривал в большом зеркале свое тело, покрытое царапинами и следами нежных, но горячих укусов. Жаль, но пора было уходить.

В прихожей, на столике у входной двери лежал объемистый дамский кошелек. Заглянув внутрь, я только хмыкнул, увидев толстую пачку крупных купюр. Взял одну, достал из кармана книжечку квитанций, вписал в бланк стоимость вызова и сунул в кошелек. После этого, с чувством выполненного долга вышел из квартиры и спустился на первый этаж.

Я никогда не считал себя чересчур удачливым, но сегодня мне явно везло. Когда я вышел из лифта, то увидел, что в подъезд заходит тот самый мужчина, фотография которого висела на стене квартиры, где я так замечательно встретил Новый Год. При виде него охранник вскочил со стула.

– С Новым Годом, Рустам Тимурович! – выпалил он. – Как отметили?

– Не спрашивай, – сказал мужчина. – Погода нелетная, из-за нее самолет на вынужденную садился, слушай. Опоздал я. Света моя там одна совсем. Скучает.

Не взглянув в мою сторону, мужчина, почти бегом преодолел расстояние до лифта и вскочил в кабину. Облегченно вздохнув, я двинулся к выходу и, когда уже взялся за ручку двери, услышал голос охранника.

– Эй, дед, где бороду потерял?

– В мешке, – я едва сдержался, чтобы не схватить себя за подбородок. – Жарко в ней, да и рожа свербит.

Такси, на котором приехал Рустам Тимурович, все еще стояло у подъезда. Я подошел к шоферу, попросил подождать и закурил. Не прошло и двух минут, как до меня, с шестого этажа, донесся звук такой силы, которую не смогли сдержать даже звукоизолирующие прокладки металлопластиковых окон. Это был рев мужчины, только что ощутившего на своей голове свежую роговую поросль.

Медлить было нельзя. Недокуренная сигарета полетела в сугроб, я прыгнул в такси и назвал шоферу адрес. Машина выехала со двора.