Опухоль

Яше казалось, что в эту ночь он уже никогда  не уснет. Он переворачивался с боку на бок, менял одну за другой подушки,   которые напоминали ему сейчас строительные кирпичи, ходил через каждый час на кухню,   выпивая уже которую по счету таблетку димедрола, но сон  никак не брал его.

И вот, наконец, где-то ближе к трем часам ночи ему  удалось таки заснуть. Но едва это произошло, зазвонил один из пяти Яшиных мобильников.

- Совсем охренели,   - подумал в ярости Яша, глянув на часы.

– Алло? Да. Да, вчера. Все понял, уже в движении.   Терпеть ненавижу незаконченные дела, – буркнул Яша и, прихватив ноутбук, поспешно покинул квартиру.

Через полчаса его черный «Hammer» уже, выскочив за МКАД, мчался по Можайскому шоссе со скоростью двести километров в час в сторону аэропорта «Внуково».

Перед железнодорожным переездом близ одноименного населенного пункта Яша вспомнив, что у джипа есть не только коробка передач и мощный двенадцатицилиндровый движок, но и тормоза, попытался погасить скорость, однако было уже поздно.

Машина, похожая в ночи на огромного черного ворона в полете, со всего маху врезалась в медленно ползущий через переезд локомотив. Последними словами, которые успели прошептать губы Яши, перед тем, как он пулей вылетел через лобовое стекло своего мустанга были: – Терпеть ненавижу...

***

Через полчаса после столкновения машинист локомотива, офонаревший от всего случившегося и выпитой накануне поллитры украинской горилки, привезенной его кумом с Тернопольщины, пытался давать свидетельские показания капитану дорожно-постовой службы, прибывшему на место происшествия.

– Да нет же, как Вы слухаете. Я ж говорю: впиндюрился он в меня, я выскакиваю и сразу к его машине, чтоб, значит, помочь ему, если еще живой. Смотрю, а там уже огонь вовсю. Ну, я сразу в сторону, конечно, от греха подальше... Только залег в кювете, тут и взрыв, а потом и моя дризина огнем зашлась. Хорошо пожарники быстро примчались, у них тут часть рядом. Локомотив вот погасить успели, ну а от машины к этому времени уже ничего и не осталось.

– А водитель джипа? Вы видели его в машине или нет? – пытался уже в пятый раз добиться ответа на один и тот же вопрос капитан ДПС.

– Да кто его там увидит, я ж говорю огонь уже во всю там был, когда я подбежал к машине. Сгорел, наверное, бедолага.

– Сгорел, наверное, – зло передразнил его капитан. – Так сгорел, что даже костей не осталось.

– Так эта... Хорошо машина-то горела. Я еще, когда залег в кювет-то, подумал: вот что значит иномарка! Как горит! Наши-то чуть поискрят и тухнут сразу. А тут как факел вспыхнула! И в одночасье в уголья превратилась. Через пять минут уже один каркас только и остался.

Капитан Плетенкин, не обращая больше внимания на треп машиниста, вынув журнал, сделал в нем аккуратную запись: "В 3 часа 40 минут на ж/д переезде близ н. п. "Внуково" произошло ДТП. Иномарка, нарушив скоростной режим и порядок пересечения ж/д переезда, врезалась на полном ходу в стоящий на переезде локомотив. Автомобиль восстановлению не подлежит. Определить марку машины не представляется возможным из-за отсутствия последней (сгорела дотла). Локомотив удалось потушить. Труп водителя автомобиля на месте происшествия не обнаружен. Машинист локомотива – Федьков Иван Ильич не пострадал. После дачи свидетельских показаний г. Федьков отпущен домой под подписку о невыезде".

***

А в это же самое время в больнице №1 поселка "Внуково" в экстренном порядке собирался весь медперсонал. Насмерть перепуганная старшая медсестра Валя пыталась как могла понятнее объяснить причину и необходимость срочного созыва ею в столь неурочное время всего персонала больницы.

– Пришел абсолютно черный  и в каких-то лохмотьях. Практически, голый. С собой притащил вот этот чемоданчик. А я откуда знаю, что там. Может бомба. Говорить ничего не может, только мычит. Зашел за двери, промычал что-то несуразное, да и упал без сознания. Ну, я его осмотрела, и сразу за Вами, – испуганно поглядывая главным образом на Главврача, отрапортовала она.

– Ну-с, ну-с, и что дал осмотр, – вытирая руки спросил Главный.

– Видимых повреждений нет, хотя..., – тут Валя сильно покраснела и смущенно закашлялась.

Главный посмотрел на нее недоуменно, но больше ничего спрашивать не стал и двинулся в сторону комнаты, где находился вновь прибывший пациент. Весь медперсонал больницы последовал за ним.

Больной лежал на кровати без признаков жизни. Доктор подошел к нему и аккуратно приподнял одеяло, которым он был накрыт. Яша, не открывая глаз, тут же снова натянул на себя одеяло по самый подбородок. Главный повернулся к своим сотрудникам.

– Оказывается все не так плохо, коллеги, – громко произнес он. – Что это Вы, голубушка, так перепугались, – обратился он к медсестре.

– Ну-ка, Володя, снимите с него одеяло, – приказал Главный своему первому помощнику.

Высокий, давно небритый хирург и стоматолог по совместительству охотно бросился выполнять его команду.   Обзору медперсонала открылся обычного вида человек, имеющий, однако, две бросающиеся в глаза особенности: – во-первых, он был, практически,   голый и страшным образом закопчен, будто его только что вытащили из костра; – во-вторых, его причинное место, которое тоже, естественно, ничем не было прикрыто, опухло и увеличилось в размере до такой степени, что казалось еще немного и оно коснется колена.

Главный, осмотрев пришельца, удовлетворенно заключил: – Ну что, коллеги, пациент в сознании, видимых переломов нет, сотрясение, я полагаю, тоже исключено, вообщем все не так плохо...

Он осторожно дотронулся до распухшего органа больного, который взвыв от боли, попытался снова спрятаться под одеяло.

– Да, но вот что будем делать с этим? – вопросительно произнес он, обращаясь к коллегам и старательно пряча улыбку.

– Ну, что делать, что делать, – деловито приподнимая одеяло и с любопытством разглядывая нестандартный размер, пробасила Джульета Никоноровна, всегда мрачный врач-терапевт внуковской больницы, проработавшая в ней уже без малого тридцать  лет. Она достала беломорину и, чиркнув спичкой, еще раз внимательно посмотрела на больного.

– Предлагаю боль снять, а опухоль оставить, – двумя руками обхватив член и прикидывая про себя сколько же он будет в диаметре, полушепотом, заговорчески произнесла она.

Слова ее утонули в дружном хохоте. На глазах у Яши выступили слезы..., то ли от боли, причиняемой ему Никоноровной, то ли от смеха, начавшего разбирать и его, потому как, чуть приподняв голову, он в конце-концов и сам смог разглядеть "обсуждаемую тему", а  то ли от радости, что всё-таки, несмотря ни на что, остался жив.