Распутное целомудрие. Глава 4. Из сборника Распутная жена

Произведение пишется в соавторстве с Афиной Диларовой.

ГЛАВА 4

Тем временем в Колчестере, в одной из комнат небольшого двухэтажного дома горел свет. Пожилая, точнее, совсем уже старая Бруна Ионеску пересматривала семейный альбом, катая по нёбу вино, сделанное из собственноручно собранного винограда. Вино славилось по всей округе, но мало кто знал, что виноград рос не в прекрасном душистом саду, а на земле, где были похоронены все ее дети. К слову, они были похоронены прямо в ее дворе. Румыны странный народ, верят в Дракулу, и хоронят родственников в склепах, нося при этом за пазухой чеснок и серебряный колышек, видимо, надеясь, и одновременно опасаясь, что их родные когда-нибудь предстанут перед ними. “Петру, Богна, Шофранка, Дрэгос…Даже маленький Марку...” - старуха не могла сдержать стоны. Вот уже сорок пять лет она вспоминала своих детей. Жизнь отбирала их один за другим, нанося старухе удары, которые, как ни странно, не убивали ее, а делали еще выносливее, в свои 80 она выглядела достаточно неплохо и в могилу совсем не собиралась. Она не знала в чем топить свое горе, поэтому топила его в любви к юнцам.

Молодые невинные парни помогали ей забыть о возрасте, об отсутствующих детях, о погибшем во время войны муже, о долгах, о неспособности больше иметь детей. И даже эти случайные юнцы оставляли на ее израненой душе тяжелый отпечаток, ведь они так быстро вырастали… Она с едва заметной улыбкой на лице вспомнила своего первого мальчика, ему было тогда 15, он был молод, горяч и необуздан. Он сбегал из школы и дни напролет проводил с ней; с упругим сильным юным членом во рту она быстро забывала о своем горе. Ах, какие дни они проводили вместе! Однажды эти обезумевшие в своей страсти любовники забыли задвинуть штору, и любой зевака мог посмотреть, что мальчишка позволял себе в отношении взрослой женщины. Но, слава Богу, мимо никто не проходил. Бруна отхлебнула еще вина, погружаясь в ностальгию. Каждый вечер он уходил, так как ночевать должен был дома, но несколько раз он сбегал к ней, однажды его отсутствие заметили. Она уже смутно помнит, что мальчуган сказал своим родителям, но отчетливо запомнила, что он шептал ей той ночью…

- Скажи, милый, только честно, я старая?

- Как ты можешь такое говорить? Ты прекрасна! Ты лучше всех девчонок из моего класса!

- Даже лучше Алисии? И Беллы? Ты столько о них рассказывал...

- Они тебе в подметки не годятся, они только и думают, что о нарядах и глупых любовных писульках на уроках.

- Мне иногда кажется, что я забираю твое детство. Ты тоже мог бы проводить время с ними, писать им записки...

Мальчик впился губами в ее слегка увядшую грудь и начал страстно ее целовать ее уже немолодое тело. А когда оторвался, промолвил:

- Неужели ты не понимаешь, что мне этого не нужно? Неужели ты не видишь, что все что мне нужно - это ты! Я обожаю тебя целовать, лизать твою шею, ласкать твои горячие опытные бёдра! Мне не нужны эти пигалицы, ты для меня самая лучшая!

У Бруны уже голова шла кругом. Она вновь и вновь мысленно окуналась в порочную связь взрослой женщины и маленького юнца, у которого еще молоко на губах не обсохло.   Проворковав нечто невнятное, она начала целовать его молодое гладкое поджарое тело, опускаясь все ниже. “Совсем исхудал… Надо его сегодня хорошенько накормить” - подумала Бруна и приступила к облизыванию его юного пениса, от чего по телу мальчишки пошли мурашки, сопровождающиеся судорогами. Начинала она всегда медленно, потом постепенно ускоряла темп и заглатывала детородный орган мальчика с яростной любовью, и казалось, что в это действие она вкладывает всю ту любовь, которую не получили ее бедные дети…  Случайный стук в окно нарушил идиллию, от страха член глупого мальца поник, румынка же высунула голову из под одеяла. Сквозь щель между шторами она заметила чье-то лицо, но когда соскочив с кровати Бруна подошла ближе, никого не было. Она была готова поклясться Дракулой, что там кто-то был!

И она была права. За секунду до этого за окном стоял Ланкастер. Ральф Ланкастер, отец Ллойда, который, в эту минуту сидел на постели Бруны, в отчаянии обхватив голову обеими руками…

Бруна горько помотала головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и сделала еще глоток вина. За окном уже совсем стемнело, и старуха, отставив в сторону бокал, неподвижно уставилась на небо, вновь и вновь перебирая в голове имена своих детей, а во рту призрак дорогого ей члена юного Ллойда Ланкастера.