Лучшая подруга моей жены. Глава 5. Голая подруга

Я пришел домой и погрузился в эротические  грезы, героиней которых была она.   Я был уверен,   что она делала у себя дома тоже самое, что и я, ведь когда мы расставались, она была сильно возбуждена.    Мне  пришла в голову мысль,    что   общественная мораль,   моральные догмы лишают человека радости, свободы, счастья,   и  обрекают одних на мастурбацию,   других – на насилие, третьих – на самоубийство.

«Кто  выиграл от нашего аскетизма? – думал я. - Моя жена? Так все равно я ей изменяю, пусть воображении. Сотни раз. Даже тогда когда сексом я занимаюсь с нею, все равно я представляю других женщин».

На следующий день моя любовь пошла на убыль.   Психика устала от сильных эмоций.    Слишком сильным было  напряжение.    Мне нужен был отдых.  

Посмотрел  старые записи наших торжеств: нет, не так уж она и красива. Да,    4 июля и 12 августа  она была великолепна,   но вообще  же она просто симпатична.    

Но охлаждение носило временный характер. После того, как психика немного отдохнула, любовь к ней начала разгораться с новой силой.  

У меня появилось  предчувствие, что, когда я позвоню ей в следующий раз, она скажет: «Я больше не могу с тобой встречаться. Не могу. Не обижайся. Прости».

Я уже готов к такому повороту событий, но сохранялась надежда.    «Но ведь ей было хорошо со мной, - думал я. -  Она наслаждалась, когда я гладил ее живот,   целовал ее грудь.   Она ведь  не оттолкнула меня. Неужели после этого она скажет роковые слова: «Больше не будем встречаться». Неужели она равнодушна ко мне? Неужели мне не удалось заразить ее своей любовью? Ведь любовь заразительна. Неужели она остановится на полпути? Неужели воображение не разбудит в ней чувственность? Неужели рассудок  окажется сильнее главного инстинкта? »

Меня поглотила любовь к  ней, и я не понимал,    почему  раньше я не замечал ее красоты, обаяния? Ведь мы знакомы с нею девять лет. Более того, еще совсем недавно она вызывала у меня легкую неприязнь.   Меня раздражал ее педантизм, отсутствие в ней гибкости, пластичности.  

Теперь же я мечтал о близости с нею как о самом заветном, сокровенном желании.

Мое воображение  рисовало, как мои губы  прикасаются к ее губам, груди, опускаются ниже… 

Я  решил позвонить  ей. Сердце трепетало от волнения.

Она не отвечала, хотя в трубке слышались длинные гудки.   Позвонил еще раз. Тот же результат.    «Почему же ты не берешь трубку? – думал я в отчаянии. -   Если не хочешь встречаться, так прямо и скажи. Мне будет тяжело, но я пойму.   Самое страшное – неопределенность».  

Я понимал, что нужно сделать паузу, подождать до вечера, но не  мог остановиться  и звонил каждый час.   Я жалел, что не позвонил накануне вечером. «Может, она обиделась? Но ведь она сама предложила сделать паузу в два дня».

Пошел на рынок за продуктами. Возвращаясь домой, я повстречал Ваню,   мужчину невысокого роста, худощавого, с глубокой морщиной, рассекающей лицо, с которым мы лет двадцать пять назад в одном спортивном зале занимались карате.  

- Ну что, прошла наша жизнь, - грустно сказал я.

- Не вся, - поправил он. – Только половина.

Меня удивил его оптимизм. Какая ж половина? Ему было сорок пять. Что он, до девяноста  лет собирается жить?  

Он нашел меня постаревшим. Почему-то он решил, что я на пять лет старше его, а не на два года, как было на самом деле.

Я не находил себе места. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, заглушить в себе отчаяние, я позвонил  Олегу  Дорошенко, своему приятелю,   и пригласил его к себе.

Он пришел. Мы пили пиво, ели картошку с яйцами и помидорами, пили чай,   о чем-то разговаривали, но мне страшно хотелось позвонить Свете, а он мешал, и меня сверлила мысль: «Когда же ты, наконец, уйдешь».   Наконец, пиво было выпито, картошка съедена.   Когда он ушел, я еще раз позвонил ей, но  телефон снова молчал, и у меня  начался приступ отчаяния. Я понял, что любовь, по крайней мере безответная, – это настоящий  психоз.   Мне даже стало казаться, что эта болезнь  развивается  по своим законам и что Света уже не имеет к нему прямого отношения.  

Я принял горячую ванну, чтобы забыться, а потом лег на постель. Пиво задурманило мне мозг, и  я неожиданно заснул. Проснулся часа через полтора, в половину седьмого. Голова была тяжелая, свинцовая. Снова бросился к телефону. Наконец, она взяла трубку.

Скрывать, что я звонил, было бессмысленно. Ее телефон фиксировал все звонки.

- Я целый день тебе звоню. Не могу дозвониться.

- Я выходила. Телефон оставляла.

Возможно, она действительно выходила, но когда возвращалась, видела на экране, что я звонил. Могла перезвонить, но не захотела. Значит, это была игра.

Я предложил встретиться.

- Сегодня я провожаю Лену. Она уезжает в Швейцарию.

- Можно после ее отъезда.

- Не могу. Сегодня я не могу тебе дать энергию…

- А завтра?

- Пока не знаю.

- У меня есть предложение… Только ты не говори «Нет», пока не дослушаешь до конца. Приходи ко мне завтра. Мы посмотрим фильм Вуди Алена. Надо же нам расширять свой кинематографический кругозор. Кроме того, я угощу тебя своим коронным блюдом. Я знаю твои ограничения и обещаю не переступать черту…

- Позвони завтра в седьмом часу. - В ее голосе звучала нотка нетерпения.

После разговора с нею мне стало легче. Снова появилась надежда.  

На следующий день  с утра я начал готовиться к ее визиту. Во мне бурлила  энергия.   Я пропылесосил полы, вымыл посуду, вытер со стола,   поменял простыни на своей кровати,   начистил картошки, принял ванну.

Я понимал, что она не изменит своим принципам и полноценного секса между нами не возможен, но я готов был довольствоваться его суррогатом.    Мой принцип:   лучше синица петинга в руках, чем журавль секса в небе.    

В пятнадцать минут шестого  я набрал номер ее сотового. Пошли длинные сигналы. Она  не брала трубку.    Минут через десять еще позвонил. Потом еще и еще. Результат тот же самый. Я впал в отчаяние. Видимо, передумала встречаться. Но почему прямо не сказать. Было бы легче. Зачем тешить меня иллюзиями! Зачем ставить меня в такое глупое положение!

Без пятнадцати семь я позвонил на ее домашний телефон, впрочем, не надеясь, что трубку кто-нибудь возьмет. Это был жест отчаяния, так как в  такое время она никогда не бывает дома. Но неожиданно в трубке я услышал ее голос:  

- Я стираю в ванной. Вода шумит.   Ничего не слышу, - объяснила она. – Я не сказала тебе «нет»,    но не сказала и «да».

У меня упало сердце:   «Значит, не придет».   Но она сказала, что придет. «Зачем же тогда пугала, - подумал я. - Наверно,   сама колеблется, хочется прийти, но моральные соображения останавливают».

- Когда? – уточнил я.

- В девятом часу. Или половине восьмого. Только не надо никакой еды, питья. Я не хочу. Только посмотрим фильм.

Как и все влюбленные, я стал суеверным. Когда я просыпал сахар, меня охватила тревога, беспокойство: «Дурная примета! »  Но минуту спустя в голову пришла успокоительная мысль: «Не к добру, к ссоре, если просыплешь соль, а если сахар, то, видимо,   наоборот, к добру, к сближению».

Я перетащил из своей комнаты столик, поставил на него бутылку вина («черный лекарь»), две пустые тарелки, чашки, рюмки.

Началось мучительное ожидание. Она не пришла ни в половине восьмого, ни в восемь, ни в половине девятого. Я метался по квартире, как раненый зверь. Я выглянул в окно: по двору носились детишки, соседка Ольга, толстая, добродушная,    провожала своих гостей, садившихся в легковую машину. «Сейчас появление Светы было бы нежелательно», - подумал я.    Я не боялся за себя. Но я опасался, что соседка  узнает в Свете  подругу Оксаны, и когда жена вернется, скажет ей: «А ты знаешь, что твой муж с твоей лучшей подругой тут развлекался». Скандал будет большой. Этого  я не хотел.

У меня на рабочем столе возле компьютера постоянно стояла фотография, где Света выглядела изящной, тонкой. Это моя любимая фотография.   Ее фотография на моем  столе произвела бы на нее сильное впечатление.   Но вдруг она не заметит ее. Вдруг она не пойдет в мою комнату.

Я вытащил из альбома другую фотографию, правда, менее фотогеничную, и поставил ее на полку в зале. Уж здесь-то она не может ее не заметить.

Время шло.    Ольги во дворе не было. Стихли детские голоса. Уже смерклось. Но Светы не было.  

Я сдерживался, не звонил, не хотел быть назойливым.   В девять часов меня осенило: «Позвоню на  домашний. Если она вышла, она не узнает о моем звонке, а если дома, спрошу в чем причина задержки, не случилось ли что». Мне никто не ответил, наступило облегчение:   «Значит, дома ее нет, значит, она уже в дороге».

От ее дома до моего можно добраться минут за 20, но прошло  полчаса, а ее не было.   Значит, она не ко мне поехала. Но куда же? Снова начались невыносимые мучения.

Я не мог смотреть телевизор, смотреть по видику фильмы, принесенные мною от Паши.  

«Не нужен ни секс, ни петинг. Лишь бы пришла. Лишь бы увидеть ее, поговорить» - кричала моя душа.    

В половине десятого я решил позвонить ей по сотовому. «Пусть это неразумно.   Пусть считает назойливым. Больше нет терпения».          

Телефон  был отключен. «В чем дело? Зачем отключила? Может, в троллейбусе едет? »  Снова приступ отчаяния.  

Я вспомнил, что она стирала, когда я звонил ей.    «Ее задержку может оправдать только одно:   после домашней работы она прихорашивается, чтобы понравится мне».  

Пытка продолжалась еще минут пятнадцать. Наконец, раздался звонок. Я бросился к двери.