Рандеву

Житель Крайнего Севера  Петр Тимофеевич купил двухнедельную путевку в один из хакасских санаториев на свои деньги. И хотя он  заранее забронировал путевку, проживание ему досталось не в основном корпусе, а в особняке на четыре  номера. Несколько  таких особняков выстроились в ряд  метрах в 50-75 от основного корпуса и несколько ниже. То есть это каждый раз надо было топать пешком в горку или вниз  - на процедуры, в столовую там, в клуб  - на танцы или какой концерт,   и обратно,   по несколько раз в день, в любую погоду.   А погода в августе здесь задалась неважная, все время шли дожди, тропинка была мокрая и скользкая. Петр Тимофеевич в первый же день поскольнулся и так шарахнулся коленкой с больным суставом об эту самую тропинку, что у него полетели искры из глаз.

Петр Тимофеевич прихромал в отдел реализации и проникновенно  спросил у давешнего менеджера, что вчера втюхал ему этот чертов особняк:   можно ли что-то сделать для него в порядке исключения, как для жителя Крайнего Севера. Менеджер близоруко сунул свой мясистый пористый нос  в монитор компьютера, пощелкал клавиатурой и с сожалением ответил, что нет, все номера в основном корпусе заняты. Правда, есть вот один свободный, но  люксовый, и  за него надо прилично доплатить. «Приличие» это оценивалось в десять тысяч.

- Пойдет! – обрадованно сказал Петр Тимофеевич (деньжата у него были – отпуск-то у него был северный, трехмесячный, соответственно, и отпускные немалые), отслюнил эту несчастную десятку, забрал ключ и пошел обживать свои апартаменты.

Открыл дверь и офигел. Это действительно были апартаменты. Во всяком случае, не меньше однокомнатной квартиры: с прихожей, ванно-туалетной комнатой, гостиной, спальней с шикарной двуспальной кроватью, с балконом! А еще в номере были холодильник, телевизор, телефон, мягкие диван и два кресла, буфет, весь заставленный посудой. Петр Тимофеевич снял туфли и по мягкому ковру прошел в спальню, присел на кровать, попрыгал. Кровать была упругая, и будила в нем смутные желания. Он подумал: вот бы сейчас сюда его жену  Лизавету Григорьевну, уж они бы тряхнули стариной на этой пружинистой и совершенно не скрипучей кровати!   Но где Лизавета Григорьевна, и где он?

Однако мы затянули прелюдию к нашему рассказу. Короче, уже в тот же день Петр Тимофеевич, напрочь забыв про свою Лизавету Григорьевну, познакомился с соседкой по их диетическому столу,   молодящейся тетенькой лет пятидесяти  – практически, его сверстницей.   Ее звали Валентина (по отчеству она себя называть не разрешила), и оказывается, она поселилась в том самом особняке, от которого отказался Петр Тимофеевич. А Петр Тимофеевич не преминул прихвастнуть, какие шикарные апартаменты он занимает. Один, совершенно один! И при этом многозначительно поглядывал на свою соседку. А та нервно хихикала, делала вид что смущается,   и опускала аляповато подкрашенные очи долу. В общем, дела у них, похоже,   шли на лад. Правда, Петр Тимофеевич насмелился пригласить Валентину «на экскурсию» в свои апартаменты лишь через пару-тройку дней их чисто платонических отношений, как то: степенных бесед в очередях на процедуры, неспешных прогулок вокруг корпуса санатория, больше похожего на какой-то вычурный замок, с романтическими башенками, стеклянными балконами-террасами и прочими архитектурными прибамбасами.

А в тот субботний вечер, после сытного ужина (подавали паровую форель, два вида салатов, блинчики и еще по здоровенному ломтю ярко-красного арбуза), они сходили на танцы, прокружили два тура вальса, и у раскрасневшейся Валентины закружилась голова.   Петр Тимофеевич вывел ее, заботливо поддерживая под локоток,   из душноватого танцевального зала в холл, и не задавая лишних вопросов, повел Валентину с первого на второй этаж, к своему номеру. Валентина покорно семенила рядом с ним, нервно вздыхая, и эта покорность все больше и больше возбуждала его. Валентина перед этим призналась Петру Тимофеевичу, что уже лет пять как в разводе, а  Петр Тимофеевич, в свою очередь, скорбно сообщил ей, что он вдовец. В общем, ничто не препятствовало  возникающему между ними роману, логическое и самое желанное продолжение которого сейчас должно было проследовать в шикарном номере Петра Тимофеевича, на его такой зазывно упругой постели.

Но сначала Петр Тимофеевич, как истинный джентльмен, выставил из холодильника заранее прикупленные им в санаторном кафе бутылочку винца, фрукты, конфеты. Они выпили по бокалу вина, потом он неловко, через журнальный столик,   притянул к себе Валентину и  ткнулся своими сухими жесткими губами в ее мягкие, влажные и призывно полуоткрытые губы.   Она ответила на поцелуй и они, не сговариваясь, встали с кресел и через три шага оказались в спальне.

Но только они торопливо разделись, как Валентина ойкнула и,   как была, голышом, побежала… в туалет.

- Ты куда? – запоздало и с недоумением крикнул ей вслед Петр Тимофеевич. Громкие характерные звуки, донесшиеся из туалета даже через закрытую дверь, довели до сведения Петра Тимофеевича, что у его гостьи банальный понос. Еще не зная, смеяться ему или возмущаться, Петр Тимофеевич вдруг и сам почувствовал резь в животе и ему также срочно захотелось в туалет.

- Валентина, вылазь, мне тоже сюда надо, - осторожно поскребся в дверь туалета Петр Тимофеевич.

- Погоди, миленький, еще немного, - проскулила Валентина из-за двери.   – Или сходи пока к соседям…

-Какие соседи! – взорвался Петр Тимофеевич. – Я никого здесь еще толком не знаю. Вылазь, тебе говорят!

Зафырчал сливной бачок, потом зашумела вода в душевой. Петр Тимофеевич, обхватив бурчащий и стонущий на все лады живот руками, заорал:

- Да ты что, издеваешься?

Не успела Валентина открыть дверь, как Петр Тимофеевич, отпихнув ее, влетел в туалет и даже не запершись, плюхнулся на унитаз. Через секунду он стал издавать звуки еще более сложной модуляции и куда громче, чем Валентина. Вот это было истинное наслаждение! Куда там сексу! О Валентине Петр Тимофеевич думал уже с досадой.

- Валентина! – с кряхтеньем крикнул он из туалета. – Будешь уходить, просто прикрой дверь!

Но Валентина уже снова заблеяла под туалетной дверью:

- Пе-е-етр Тимофеевич, ты скоро?

- Иди к себе! – заорал вне себя Петр Тимофеевич. – Или вон спустись на первый этаж, там у фито-бара есть сортир!

- Не дойду я, - заплакала Валентина.   – Чем ты меня таким угостил, паразит?

- Почему я-то? – оскорбился Петр Тимофеевич. – А может, это нас в столовой чем-то несвежим накормили…

Но Валентина, уже, кстати,   одетая, не дослушав его, устремилась в туалет. Вот так они и провели остаток этого безнадежно испорченного рандеву, до утра сменяя друг друга в клозете. Потом выяснилось, что не они одни были такие страдальцы в ту ночь – пронесло всех, кто съел арбуз. Он оказался нитратным.

На этом Петр Тимофеевич и Валентина расстались и уже не пытались возобновить отношения. Они даже попросили, чтобы их рассадили по разным столам – такое отчуждение пролегло между ними после той памятной ночи.

А Петр Тимофеевич решил, что это сама судьба указала ему своим перстом: не изменял никогда своей верной и надежной супружнице Лизавете Григорьевне – не хрен было и начинать, не твое это. И уже спокойно и честно, безо всяких поползновений налево, отбыл свой срок в санатории и отправился домой, к женушке, по которой страшно соскучился…