Моя жизнь в резервации или Жизнь проституток

Моя жизнь в резервации  (воплощённые в жизнь мечты Марины Галыгиной. См. «Мужиков - в резервации!!!!!…. »).

Вечер. Что-то не спится! Впереди выходной. Единственный за месяц! Деревянное ложе нар привычно отдавало в спину. Перевернулся на бок.

На втором ярусе уже привычно посапывал Витёк, на верхнем Мишке по прозвищу Косолапый опять снился какой-то эротический сон, от которого он непрерывно всхлипывал и крутился.

Встал, поковырял в носу, почесал бороду, надел тюремное трико, выданное кастеляншей резервации Болгарчук Женей.

Привычно сходил на парашу и вышел на свежий воздух клетки.

Темнело.

Впереди в весеннем тумане через железные прутья знакомо опускался в темноту заботливый забор Александры Труалетти.

Сел на скамью, закурил положенную из 10 штук в день сигарету … и задумался о своей житухе.

Вродь бы ничего! Кормят, поят, иногда в общество прихотливой дамы отвозят. Клетка, вот только, порой раздражает.

Впереди послышался какой-то шум. В  воздухе зашелестели шины шикарной иномарки.

- Опять кого-то брать едут, - пронеслось в голове.

Линкольн прошелестел мимо, потом вдруг резко остановился и сдал задом.

С переднего сиденья, снимая белые перчатки, соскочила энергичная дама и, вглядываясь в мою бороду, пальчиком  указала на меня и властно объявила: « Вон тогго, пжалуста! ».

- В багажник его, - добавила она.

Сердобольная ключница  Юля Герц отпёрла  пудовый замок клетки, и две дюжих девки с Проза. RU  схватили меня за руки, как настоящего говнюка выволокли из клетки и, раскачав, бросили в багажник.

Шофёр Гелла Лусская деловито захлопнула крышку, и я погрузился во мрак.

- Повезло, - подумалось мне в темноте багажника, - кажется кого-то на траханье потянуло. Может хоть выпить удастся!

Багажник не долго качался. Минут через 20 он вновь раскрылся, и те же девушки  вытащили говнюка и бросили его на прилегающий асфальт шикарного пригородного дома.

- Отмыть, - резко приказала госпожа, и меня потащили куда-то в дом. Бросили на край ванны.

Появилась не дурна лицом прислуга.

- Klawa, - представилось милое существо.

- Прокопыч, - отозвался я.

- Снимай штаны!

Я  стащил с себя трико и предстал перед ней в кальсонах, отдававших лагерной желтизной.

- Сымай!

- Да неудобно же, Klaw!

- Сымай, сымай! Нечего тут выпендриваться! Не первый раз, небось!

Я, обернувшись к стенке, снял последнее на мне казённое бельё, и Клавины руки мочалкой приятно заскользили по моему телу.

- Повернись!

Я выполнил команду.

При виде женского халатика мой Георгий моментально перешёл в вертикальное положение, потянулся, было, к ней, упёрся в районе пупка, но халатик мягко отпихнул его, произнеся: “Нельзя! Не положено портить изделие!”

- А он у тебя ничего, хозяйке понравится, - ласково обтирая вздыбленного, произнесла Кlаwа.

- Можно я тебя Любой буду звать, - с дрожью в голосе обратился я к Klawe.

- Это разрешается, - спокойно ответила Любаша.

Я, обтираясь белоснежным полотенцем, случайно прикоснулся к её груди и ощутил трепетное ответное желание. Она охнула, какое-то время тесно прижалась ко мне, но потом опомнилась и мягко отстранила меня от себя: «Прислуге не положено! ».

- Прокопыча к станку! – разрезал воздух  зычный голос.

- В постель тебя требуют, - уже плача напомнила моя Любашка. Я  смело взял её за плечи и тихо прикоснулся к открытыми ко мне навстречу губами. Она ответила мне. Отрывисто…. И как-то безнадёжно…

- Кто хозяйка-то, - шепотом спросил я, натягивая приготовленные синие в полоску трусы.

- Марина Малыгина, - отведя взгляд, с горечью ответила Люба. – У неё третья категория.

- Прокопыч! Быстро! – вновь прогремел нетерпеливый  командный голос.

А что делать!…

Я открыл дверь ванной и, удерживая ладонь на подрагивающей груди Любушки, с неохотой удалился исполнять желание властителей мира сего.  

- На спину! – похотливо пожирая меня узкими морщинистыми глазами, потребовала Снимающая лифчик.

Я медленно выполнил её волю.

- Почему не готов, - тряся передо мной опавшей  грудью, раздражённо заявила Повелительница.

- Коньяк! – затребовал опустившийся Георгий.

- Скоко? – начала торговаться Нетерпеливая.

- 250.

- Клавка! Стакан коньяку для Прокопыча!

Хлопнул я этот коньяк. Хоррошо пошёл!

Георгий слегка оживился, и экзекуция началась.

- На тюфяк его! – спустя 2 часа объявила уставшая мадам Марина.

Прозаушницы вытащили меня обессиленного из стойла и, постелив старый матрас, бросили у окна рядом с батареей центрального отопления.

- Клавка, - запиши Прокопыча в 5-ю категорию, - не совсем удовлетворённо произнесла Трахательница.

Я откашлялся и укрылся брошенным мне старым ватным одеялом. Стал уже придрёмывать, как незаметно в темноте появилась Люба. Наклонилась и прикоснулась своей ладошкой к моей щеке.

- Как ты?

- Да ничего! – уже оживлённо произнёс я, и, смело, ухватив её за тонкую талию, привлёк к себе. Она не сопротивлялась, наоборот даже с какой-то тоской прижалась к моему телу, и я тут же погрузился в аромат её волос.

- Ты мне понравился, - тихо шепнула Люба.

- А ты тоже ничего!   Уже влюбился, - широко улыбаясь, ответил я.

Она уцепилась за мою голову и прижала к своей открытой груди. Губы мои отыскали её упругие соски… и мы погрузились в блаженство любви…

- Я хочу, чтобы у нас родился ребёнок, - спустя какое-то время, несколько отстранясь, серьёзно заявила моя Любаша.

- Ты же знаешь, что это невозможно, -  мужским рассудком вернул я её к действительности. Сейчас же конвейер. Женская дума уж как пять лет назад приняла соответствующий закон. Дамы из высшего общества не хотят рожать. И распространили это на всех.

- А я хочу, - приподнявшись на локте, упрямо заявила Люба.

- Мне хотелось, чтобы у нас был маленький дом на окраине города. Чтобы у нас была собака, кошка… Я бы родила тебе мальчика…

- Девочку, - возразил я.

- Пусть будет девочка, - продолжая мечтать, произнесла Люба.

- А я бы каждый день приносил бы тебе цветы.

- Нет, уж лучше овощи, - озорно воскликнула Люба.

Задумалась…

– Но можно и цветы. По праздникам. И потянулась ко мне.

Мы укрылись под одеялом и, ощущая жаркое дыхание друг друга, продолжали грезить… Каждый о своём, но в мечтах мы обязательно были вместе… Счастливая, Люба заснула на моей руке и довольная улыбка замерла на её лице…

Не спалось.

За окном задребезжал рассвет. Где-то скрипнула дверь, и я встрепенулся.

- Тебе пора, - ласково потрепал я за плечи Любу.

Она встрепенулась ещё мечтательная, потом вдруг горькая печаль коснулась её лица. Но, пересилив себя, упрямо улыбнулась, махнула  на всё рукой и опять тесно прижалась ко мне.

- Никуда я не пойду!   Хочу всегда быть с тобой!

Мы ещё какое-то время лежали вместе. Шум в доме усиливался. Я осторожно освободился от её объятий, встал и начал поднимать её. Люба обессилено висела на моих руках, на глазах опять появились слёзы и неудержимо начали сползать по щекам. Я непрерывно целовал её мокрое солёное личико, она устало отвечала мне.

Всё же, наконец, собралась, оттолкнула меня, накинула халат и, уже не глядя ни на что, медленно побрела в темноту коридора.

Я ещё какое-то время лежал, горестно переживая происходящее.

- Прокопыч, на станок!

Я вздрогнул, нехотя встал и по рабски поплёлся на голос.

- Коньяк, - сразу же мрачно с порога объявил я.

- Клавка, коньяк для Прокопыча!

- Вошла зарёванная Любаша, но Стервятница, глядя только на меня, не заметила её состояния.

Я выпил стакан поданного мне Любой коньяку, мадам резво затрясла передо мной своими худыми опавшими титьками….

Георгий беспробудно спал….

- Что такое, - взъярилась Малыгина, - кого мне подсунули. Эй, охрана!

В дверях появились  знакомые дюжие девки.

- Списать Прокопыча! На урановые рудники его!

- Не делайте этого! - взмолилась моя Любушка. Это я виноватая! Это я его испортила!… Люблю я его!

- Скоко раз? – обратив внимание на слёзы,   деловым бухгалтерским голосом заинтересовалась Расчётливая.

- Четыре, - соврала Люба!

- Девки! Прокопыча переписать в третью категорию, а эту дрянь – в клетку!

- Какая у тебя категория? - издеваясь спросила Язва.

- Двенадцатая, - плача отозвалась Люба.

- А ты знаешь, кому разрешено трахать мужиков.

- С первой по десятую.

- То то! Не забывай, кто ты есть, курва! В клетку её, в женскую резервацию, как нарушившую закон! Тут и так самцов не хватает, а она со своей двенадцатой категорией лезет!

- А мне всё равно, - вытерев слёзы, гордо заявила Люба. – На этой свободе хуже, чем в клетке. Любить не даёте! А я люблю Прокопыча!

- В клетку, - разъярилась Малыгина.

Девки двинулись в сторону Любы. Я сорвался с места, схватил Любушку за руку.

- Бежим, - успел сказать я ей.

Тяжёлый удар по голове свалил меня в небытьё….  

Пришёл в себя ранним утром следующего дня. Голова трещала. Шишка разрослась и заняла полчерепа.

Соклетники ещё спали.

На втором ярусе привычно посапывал Витёк, на верхнем Косолапому опять снился какой-то эротический сон, от которого он непрерывно причмокивал.

Да! Мишке страдать приходится со своей шестнадцатой категорией. Да и дам с его уровнем не пущают на территорию резервации. Используют его как рабочий скот, не давая порезвиться его Георгию. Ну и житуха!

Встал. Нары привычно заскрипели. Витёк проснулся и посмотрел на меня мутными глазами.

- Этому вчера повезло, - шумом пролетело в моей голове.

- Как ни как всё же восьмая категория!

Сосед поднапрёгся и … громко пукнул.

Я поднял  для приветствия руку, задрал правую ногу и аналогичным образом поприветствовал одноклеточника.

Рабочий день начинал свой отсчёт.

Поковырял в носу, почесал бороду, натянул комбинезон и кирзуху. Посмотрел на свои изъеденные раствором пальцы. Вспомнил, что сегодня опять поведут на строительство дома терпимости  мужиков.

Привычно сходил на парашу,   встрепенулся и ещё раз для бодрости пукнул… Потянулся…

Вышел на свежий воздух смотровой  площадки самцов.

Пошарил в карманах в поисках сигареты, – курева не было.

Привычно полез в урну, отыскал крохотный бычок, закурил, сел на скамью и поднял голову.

Светало...

Во взор назойливо лезла белая табличка, привязанная ржавой проволокой к прутьям клетки, с указанием её номера, перечислением содержимого в виде кликух  и сообщением об основных   параметрах проживающих тут самцов.

Эх, зря я согласился на эту третью категорию!

Измотают же моего Георгия!

-А как же выпить! - вылез внутренний голос, - такая лафа!

С доводами последнего я согласился.

Выбросил окурок. Зло сплюнул…

Впереди высокой грудью неудержимо начинал надвигаться из темноты  ошалелый забор Александры Труалетти.

10.03.2013 г.