Sensus

I

Что скрывается за человеческим чувствованием? Желание обладания. Власти над другим. Монополия на каждый миллиметр кожи и души. Желание, сопряженное страхом. Страхом признаться в зависимости от другого человека, в зависимости физической и мысленной. Мысли о возможности обладания возбуждают значительнее самого акта обладания. Пересмотр сценария властвования, обдумывание каждой детали приносит неистовое удовлетворение и хочется закрыть глаза, чтобы растворить реальность и перенести ее в плоскость параллельного мира мечтаний. Кто знает, что скрывает мимо прохожий, с виду приличный, какими запретными плодами он питает свои мысли.

Звук ее грубых ботинок каждый день тревожил спокойную гладь асфальта. Вся пропитанная искренним желанием она шла туда, где было мерзко и извращенно, но вместе с тем приносило ей неистовое удовлетворение и свободу. Впрочем, она пользовалась своим абсолютно уникальным качеством - призрачность. Она была призраком для окружающих, но таким весьма особенным: она будоражила воздух и заставляла оборачиваться, но кроме пошевелившегося листика на дереве или резкого звука птицы, прохожие не замечали ничего. Он все время говорил ей о ее сверхспособности быть энергетически притягательной. Она, небрежно посмеиваясь над его совершенно глупыми словами, смотрела на него со всей стремительностью своей натуры. По-другому у нее как будто бы и не получалось, она просто не знала как по-другому, если не со всем темпераментом и силой.

Еще в детстве, в то радостное для многих и печальное для нее время, она со всей ясностью и твердостью поняла, что мир людей — это не ее мир, ее всегда как будто нарочно не замечали, не играли, не видели, не помнили. И даже для собственной матери она была лишь каждодневной обязанностью, которую в свободные минуты можно с чистой совестью не замечать. Она рано это поняла и совершенно легко приняла. Школа была ей абсолютно ненавистна, но там она научилась главному: маскироваться. Она придумала себе много масок, которые перерастали в полноценные роли, которые она с достоинством отыгрывала каждый день. Призраку всегда легко играть роли, за маской нет ничего, что помешало бы с филигранным и, по-видимому, врожденным мастерством придумывать героинь.

Так продолжалось достаточно долгое время. Она стала виртуозом масок, жонглировала ими, идя по тонкому канату, как по лезвию. Единственным условием ее игры было отсутствие любых чувств и эмоций, игра - это гармоничный союз азарта и расчётливости, если к этому добавить хоть каплю спонтанности и безрассудства, что содержатся в чувствах, канатоходец сорвется с лезвия и на него полетят все ножи, которыми он жонглировал. Ей было легко следовать этому установленному ею же правилу игры.

Чувства и эмоции других — вот что было наградой за победу в ее игре. Она собирала свою коллекцию страха, отчаянья, ужаса, страсти, вожделения, похоти и все того, что многие люди боялись показать, ей не интересны были счастье, радость, спокойствие, умиротворение и эта любовь. Больше всего она ненавидела любовь, поэтому старалась сторониться тех мест, где ее концентрат сбивал с ног.

Будучи живым призраком, она не оставляла следов и малейшую надежду остаться в памяти хоть какого-то человека физическим воплощением. Она была скорее для всех чувственной памятью. То, о чем не могут сказать и обрывают фразу с вдохновленным жестом руки: «Ну как тебе сказать…». Она была экстрактом, эссенцией и если вдохнуть из этого маленького флакончика, то голова закружиться от резкого и сбивающего с ног запаха, но на вопрос: «А что за аромат? » ответа так и не последует. Она была всем и ничем одновременно. Она любила эту свою способность и удивлялась, что сполна пользоваться может ей только она. Может это награда такая, что она получила еще при рождении, а может, наоборот, наказание. Но ей неинтересно было рассуждать на эту тему, слишком уж она была возбуждена, жонглируя своими ролями.

Ночь была для нее временем активности, только ночь высвечивает те самые чувства, острые и насыщенные, которые и питали ее сложную натуру. День для нее был временем рутины и офисных человечков, до автоматизации отработавших свои действия, это были скудные и пресные эмоции, без жизненной силы и энергии. Она запиралась в своей маленькой квартире, плотно зашторивала окна, и если не спала, то читала. Читала она в основном о любви, она ее не признавала, но любовь рождала в ней какие-то странные настроения и интересные мысли, от которых ей самой было противно, но эта противность была приятна.

Вообразивши сполна идеальный мир любви, напитавшись этими отвратительными и желанными фантазиями, она собиралась на работу. Ее работа была полной противоположностью того идеального мира чистоты. Искушенные властью и деньгами, мужчины и женщины разных возрастов каждую ночь прятались в подвалах старых доходных домов, чтобы воплотить все свои мечты в реальность. Она была проводником, который наяву показывал им все, о чем они в обычной дневной жизни боялись думать. Концентрат пота, влаги, искривленных гримас, тел и зверских звуков были ее наслаждением. Они чувствовали свою власть над ней, но, быть честной, она всегда знала, что она ими управляет, что она ведет их по той линии, которая приведет ее, ненасытную до чужих чувств и эмоций к кульминации ее желаний. Как Жан Гренуй, она с врожденной гениальностью злодея, по капли вбирала их движения, звуки, мимику и соединяла все в одну «колбу».

Очередная ночь сменилась утренним рассветом, все участники ее ночного торжества «просыпались» от своих ночных кошмаров и возвращались в привычные будни. Она по обыкновению шла по своей любимой старой улице, которая еще дышала торжественным, поэтичным и буйным началом 20-го века. Старый центр открывал перед ней стеклянные высотки, которые она старалась не впускать в свой нафантазированный мир. Заходила за кофе, по обыкновению, без молока и сахара, встречала первых офисных человечков, городских роботов, и старалась как можно быстрее скрыться за шторами своей комнаты.

В ее дневнике появилась новая запись. Ее коллекция пополнилась еще одним поставщиком чувств. Обычно, на апробацию нового сенсуса у нее уходило две недели, она проводила исследование: возраст, желания, семейное положение, намерения, открытость. Никаких имен.

Все это действо было похоже на ритуал, после которого она ощущала наполненность чувствами и в тишине и замкнутости, с закрытыми глазами прокручивала в своей внутренней кинопленке все чувства, эмоции, звуки, запахи.

Сегодняшний мужчина был слегка противен, и прокручивать пленку было в сущности скучно. Она взяла с полки томик одного русского классика. Чувственность прозы приводила ее в восторг. Целомудренная эротичность историй оставляла шлейф тайны и откровения, те чувства, которые были дороги и тяжелы в «добыче». Она мечтала о таких сенсусах, но они были редки и не жаловали заведений, в которых она работала. Наполнив себя приятными ощущениями, она внезапно решила выйти в этот пасмурный осенний день на прогулку. Такое желание возникало редко, улица днем была собранием уставших и озабоченных людей, с невыразительными чувствами и эмоциями. Но нельзя не учесть спонтанность героини, время от времени заводившую ее днем на улицу.

Она взяла наушники, в такие моменты музыка была ее сенсусом и наполняла ее внутреннюю «колбу». Тяжелые тучи и уже проскальзывающий запах дождя одурманивали ее «проголодавшуюся» натуру. Она шла быстро, будто летела по уже намеченному кем-то пути. Старые обшарпанные здания сменялись прозрачными стеклянными коробочками, зеленовато-оранжевые деревья небрежно касались ее ветками. Она отпустила свой разум гулять по переулкам фантазийного мира. Будучи призрачным пустым сосудом, она могла только наблюдать и наполнять себя чувствами встречающихся ей людей, но никогда не заговорить с ними, переглянуться. Она плыла по улицам, оставляя только призрачный ветерок.

Вдруг, ее чувства обострились до предела, это как услышать очень громкий звук или увидеть яркую вспышку. На ее языке это ощутить, как будто ток пронизывает все тело и берет его под контроль. Она мгновенно остановилась, люди продолжали идти и даже не заметили ее резкого действия. Она оглянулась, но мир продолжал жить своей размеренной жизнью, удрученной только надвигающимся осенним ливнем. Она начала сканировать своими внезапно обострившимися чувствами обстановку вокруг, такое с ней было только однажды. 5 лет назад, когда она нашла применение своему таланту в закрытых комнатах, скрывавшихся в подвалах домов, у нее был один клиент, который не желал показывать своего лица. Он ссылался на театральные традиции древних греков. Она сперва подумала о том, что он самовлюбленный актеришка, но, после совершенного «действа любви», как он это назвал, она впервые ощутила что-то большее, чем удовлетворение от физического акта, повлекшее всплеск эмоционального состояния и как итог, приведший к сбору «чувственного» урожая. Так и теперь, внутри будто что-то екнуло, она не могла контролировать свои чувства, что для нее было совершенно неизвестным состоянием, приближенном к страху.

Визуально она ничего не заметила. Решив, что это лишь минутная реакция организма на погоду, людей и, в принципе, окружающую обстановку, она продолжила свой путь, но уже возвратясь из фантазийного мира в реальный. Дома она, по обычаю, зашторила окна и взяла первую попавшуюся книгу с полки, чтобы отвлечься от пережитого. Но это не спасало, она все возвращалась мысленно к этому странному чувству и пыталась понять, что это было. Не удавалось, ее это страшно раздражало, она отложила книгу и начала ходить по комнате, подавляя эмоциональную напряженность физической. Спала она скверно. До работы оставался час. Она не любила работать хорошенько не отдохнув перед: впечатления от эмоций не доставляли удовольствия, при том аккумулировать чувства было сложнее и на это тратились сверх силы.

Придя на работу, она взяла заказ, не глядя на условия, сегодня ей было совершенно все равно, что желает клиент, сегодня она будет роботом по выполнению желаний. Она переоделась, взяла все необходимое и зашла в комнату. Не успела она закрыть за собой дверь, как ее сбила с ног та энергия, которая сегодня вывела ее из строя и стала предметом переживаний.