Страшная сказка Наследник. Из сборника Эротическая сказка

– Ну, домик-пряник, здравствуй! – в наследство от деда Борис получил заброшенный дом, на краю деревни и сад у самой реки. – Это не шесть соток садоводства, это настоящий крестьянский дом и надел земли! И место хорошее. На моей машине всего-то полтора часа езды от города!

В свое время дед-пчеловод не жалел денег и покупал сортовые саженцы в питомнике, но без должного ухода все пришло в запустение.

– Шикарная получится дача! – заколоченные окна вновь увидели свет. – Правда, денег на ремонт придется вложить не меряно!

Поначалу новый хозяин не обратил должного внимания на имущество в сарае. В доме и саду было слишком много работы.

– Неплохое помещение! – Борис, внимательно осмотрел сарай, сложенный из бревен. – Из него шикарный гараж получится: дед все постройки на совесть делал! Весь хлам пожгу, привезу железные ворота – круто выйдет!

«А как же я? – скамейка вдруг поняла, что перспектива сгореть стала весьма реальной. – Я ведь еще пригожусь! »

– А это что за девайс? – Борис посмотрел на скамейку. Ему, городскому жителю, не удалось в детстве познакомиться с фамильной реликвией: городским, как известно, ближе диван, да отцовский ремень, но по рассказам матери он знал, что это такое. – Дубовые дрова в камине – это круто!

«Ну, вот и все, – обреченно подумала скамейка, – дождалась! » Наследник с большим энтузиазмом принялся за ремонт, и распилить девайс на дрова просто не доходили руки. Но, наконец, скамейка дождалась счастливого часа, когда ее вновь стали использовать по прямому назначению.

– Интересно, – Борис вышел из дома и увидел, как кто-то с большим усердием обтрясает желтую сливу, – кто же это ко мне в гости пожаловал!

Потихоньку обойдя сарай, он увидел, что сливы подбирает в пакет девчонка лет пятнадцати.

«Воровка! », – понял Борис и крепко схватил за толстую косичку.

– Пусти! – она пыталась вырваться, но безуспешно.

– И кто же это шарится по чужим садам? – Борис крепко держал ее, так что убежать она не могла. – Никак, Катюшка? В последний раз я видел тебя совсем малышкой!

– Тут никто не живет, и все общее! – девочка перестала вырываться, намереваясь усыпить бдительность хозяина, чтобы дать деру.

– Ну, это ты врешь, – Борис решил наказать воровку, – вся деревня знает, что я тут хозяин! Кстати, ты помнишь, как наказывают в деревне грабителей садов? Пойдем-ка в сарай! – Борис вспомнил о скамейке.

– Отпусти меня, пожалуйста! – девчонка стала ныть, но Борис и не думал отпускать косу воровки.

– Добро пожаловать! – Борис отпер дверь, подтолкнув ее внутрь.

«Вот и гости пришли! », – скамейка ощутила давно забытое чувство страха, заполнившее сарай. Так реагировали маленькие и не очень дети, девушки-подростки, и взрослые женщины, собираясь вытянуться на семейной реликвии для заслуженного наказания. Скамье вдруг очень захотелось, чтобы эта девочка легла на испытанную доску обнаженным телом, и, вертясь на привязи, подарила кусочек человеческого тепла.

– Отпустите! – девочка снова попыталась вырваться. – Вы не имеете права меня наказывать!

– Отпустить, говоришь… – мужчина задумался.

«Неужели он простит вместо того, чтобы раздеть и отстегать? – скамейка отдала мысленный приказ. – Накажи больно, по-мужски, хлестко и безжалостно! »

– Значит, сады обчищаем, а потом и права качаем! – Борис стал разглядывать пленницу. – Похоже, крапива уже не кусается!

Девочка, несмотря на обилие в саду крапивы, была одета в шорты, тонкую выцветшую на солнце футболку и сандалии на босу ногу. Тут какое-то шестое чувство подсказало девушке, что наказание неизбежно.

«Быть тебе высеченной», – подумала скамейка, убедившись, что ее дар передавать свои пожелания людям не исчез за годы бездействия, а только увеличился.

– Я больше не буду! – она стояла, опустив голову. – Ну, я оказалась в саду случайно и ничего, кроме нескольких опавших слив не взяла!

– Как будто бы я не видел, как ты помогала им упасть! Значит, больше не будешь… – тут его взгляд упал на скамью, немую свидетельницу разговора. «Дедовская реликвия! – Борису, уже готовому отпустить воровку, вдруг очень захотелось ее высечь. – Это как раз то, что нужно! »

– Ну что, к родителям пойдем? – спросил Борис. – Или как?

– Пожалуйста, не надо, – девочка вздрогнула, – мама шкуру спустит!

– Вообще, шкуру спустить – хорошая мысль! – Борис принял окончательное решение. – К маме, так и быть, не пойдем, уговорила!

Мужчина выдержал многозначную паузу.

– Но без наказания ты у меня все равно не останешься! А вот и то, что нужно! Хорошо, я не успел спалить!

Наконец-то широкая деревянная лавка поняла, что после стольких лет воздержания она снова займется любимым делом.

– Ну-ка, вытри ее как следует! – Борис достал с полки тряпку и, швырнул девчонке. – Дома, небось, у тебя такая же стоит?

– Нет, у нас нет скамейки! А зачем ее вытирать? – не поняла воровка.

– А это чтобы пыль не прилипла к тебе, пока я не вгоню немножко ума в воспитательное место одной непослушной девчонке!

«Проще, чтобы ты не перепачкалась пылью, лежа на мне во время порки! », – подумала скамья.

– Я... Я не... – девочка поняла, что хозяин шутить не намерен.

Вскоре потемневшая от времени доска была готова принять очередную жертву.

– Снимай сандалеты и ложись тыквой кверху!

– Пожалуйста, не надо! – умоляла Катя. – Не надо меня бить, пожалуйста!

– Чем дольше ты будешь собираться, тем дольше я буду наказывать! – пообещал Борис, вынимая из брюк ремешок.

Девочка низко опустила голову, и послушно легла, вытянув руки.

– Ну, вот, молодец! – Борису понравился вид девочки, вытянувшейся для наказания. – Спусти шорты до колен!

Девочка приподнялась на четвереньки, расстегнула пуговку и молнию, слегка приспустила штанишки вниз и легла обратно. Взгляду Бориса открылись темно-зеленые трусики-плавочки.

«Да ей не ремень, а розги нужны, – подумала скамейка, – и задница должна быть голая! Ну, ничего хозяин в порке не понимает! »

– Ремня тебе всыпать, что ли? – Борис сложил ремень вдвое.

– Я больше не буду! – Катя жалобно посмотрела на Бориса.

– Нет, пожалуй. Ремня будет маловато! – Борис, догадавшись о предназначении отверстий, пристегнул ремешком воровку за поясницу, взял с полки моток капроновой веревки и привязал ее за руки и за ноги к ножкам лавки. «Интересные веревки. Тонкие, узкие, но явно очень прочные, – скамейка почувствовала, как девочка пробует путы на разрыв, – такими ко мне еще не привязывали! »

Для девушки время растянулось как жевательная резинка, а скамейка успела вспомнить свою жизнь и даже построить некоторые планы на будущее.

«Правильно, – думала лавка, чувствуя, как дрожит девушка в предвкушении порки. – Пусть он не торопится начинать экзекуцию, – чем дольше она будет на мне, тем лучше! Столько лет простоя! »

«Руки дрожат так, как будто не меня пытались обокрасть, а я кур воровал! », – Борис вышел из сарая, запер дверь и в зарослях вишенника срезал несколько длинных гибких прутьев.

«Длинные и ровные, – похвалил себя он, – дед учил, что именно такие подходят для порки! »

Вернувшись в сарай, Борис увидел, что девчонка упорно, но безуспешно пыталась перетереть веревки. За годы употребления все края у дырок сгладились, и попытки перетереть капрон, чтобы освободиться, оказались безуспешны.

– Надеюсь, я не заставил себя долго ждать? – Борис показал прутья пленнице. – Ну, вот и прибыли инструменты! Когда я был маленький, мне мама рассказывала, как дед Матвей выдерживал прутья в кадке с рассолом! Чесалось после этого неделю! Жаль, конечно, что нет возможности подойти к этому вопросу обстоятельно! Ну, что же, придется довольствоваться малым. Ничего, и такие розги сгодятся!

Увидев гибкие прутья, девушка потеряла последнюю надежду на спасение.

«Дождалась-таки я своего часа, – обрадовалась скамья, – но трусы-то хоть с нее сними! »

– Надеюсь, ты знаешь, что это такое! – Борис провел кончиком прута по голым пяткам.

Девочка только кивнула головой.

– Приходилось пробовать?

– Нет, нас с сестрой только ремнем стегали! – глазки приговоренной стали круглыми от ужаса. – Не надо, я не хочу!

– Нет, Катенька, от твоего желания тут уже ничего не зависит! – рассуждал Борис, любуясь вздрагивающим телом, – ты уже достаточно взрослая девочка, совершила очень плохой проступок, и по тебе плачут!

«Неужели он ее не разденет? – скамейка почувствовала, как отчаянно бьется сердце Катеньки. – Польза от наказания сильнее! » Она знала, что не один десяток девочек сгорали от стыда и от унижения, когда их заставляли не просто заголить попу, а раздеться совсем.

– Хорошо лежишь, вот только на тебе слишком много одежды, – Борис решительно стянул до щиколоток и шорты и трусики, а затем задрал к подмышкам футболку. – Так-то будет лучше!

Теперь картинку портила только зеленая полоска лифчика. Борис расстегнул крючки и задрал его к подмышкам, не забыв при этом оценить на ощупь размеры грудей.

«Я могу, могу внушать людям мысли! Не разучилась за столько лет! », – скамейка почувствовала вкус напрягшихся от унижения и страха девичьих грудей, и поняла, что шанс избежать геенны огненной появился вновь.

А зрелище было действительно красивое: девочка зажмурилась, готовясь в любую секунду принять на себя первый удар, но наказание не начиналось. Борис не смог отказать себе в удовольствии унизить девочку еще сильнее: он провел кончиком прута по обнаженному телу от пяток до шеи, любуясь, как оно вздрагивает от прикосновения вишневой ветки.

– Теперь, кажется, все готово, можно, как говорил Михал Сергеевич, нАчать! Вот только нехорошо, если соседи услышат, чем мы тут занимаемся. Впрочем, к дискотекам деревенские привычные! – мужчина включил радиоприемник. – Сейчас найдем музыку пострашнее! »

– Не надо! – Катя повернула к Борису заплаканное личико. – Я больше не буду!

Скамейка поняла, что в этот момент она готова на все, даже на потерю невинности, лишь бы избежать позорного и унизительного наказания. Борис отступил на шаг, полюбоваться пленницей. Привязанная к лавке, мелко вздрагивала и просила пощады хорошенькая девочка-подросток. Тонкий не загоревший треугольник светлым пятном выделялся на фоне темных ног и спины. Борису показалось, что еще не совсем созревшее тело юной женщины ждало наказания.

– Не надо, ну, пожалуйста, не надо! – девчонка поняла, что до порки остались секунды, и отчаянно пыталась спастись от неминуемой кары.

«Нас не догонят! », – орали татушки из динамика.

– Как по заказу! Лучше мелодии для порки просто не придумать! Нет, девочка, надо! – Борис поднял прут и, резко взмахнув, рассек воздух.

– Мама! – девчонка дернулась и судорожно сжала ягодицы, ожидая удара.

– Догонят! – Борис опустил вишняк на круглый зад.

Боль горячей дугой пересекла попку, белой молнией лопнула в мозгу, заставив девушку вздрогнуть, отчаянно дернуться, и напрячь ноги: для плотного обхвата дырочки в ремне не хватило, и несколько сантиметров свободы попке осталось. Потом боль превратилась в зуд, но и это еще не было началом.

– Воровкам место на скамейке! – Борис, решая растянуть наказание, провел кончиком прута по сжавшимся от страха и предвкушения новой боли ягодичкам.

«Так ее! », – злорадствовала скамейка.

Третий удар прошелся по середине ягодиц – полоса быстро вспухла. Девочка вздрогнула и заелозила по дубовой доске, насколько позволяла привязь, доставляя старой мебели огромное почти забытое удовольствие. Второй куплет подросткового шлягера, показался Катерине вечностью, а заодно и дал проникнуться воровке чувством раскаяния.

– Нас не догонят! – орали безголосые девчонки лесбийской ориентации.

– Пять! – Борис размахнулся и хлестнул прутом поперек ягодиц, на которых тут же появилась тонкая красная полоска. От неожиданной боли девушка запрокинула голову, прикусив губы, вытянулась и тонко взвизгнула.

– Это не больно! А вот так больнее будет! – Борис начал сечь в такт бесконечно повторяющемуся припеву, не давая никаких послаблений. – Шесть, семь, восемь!

Розга опускалась на беззащитные нежные ягодицы, каждый раз оставляя красный рубец. Пока лесбиянки пели незамысловатый куплет, экзекутор поменял сломанный прут, и перешел на другую сторону скамейки. Там, где кончик прута куснул кожу, красные полоски оканчивались капелькой крови.

– Хватит! – девочка выровняла дыхание, надеясь, что порка уже позади.

– Хватит будет, когда я скажу! – прут вновь со свистом рассек воздух.

«Мочить надо прутики, – скамья привычно подставила бок пруту, соскользнувшему с наказанной попки, – так их на дольше хватит! »

– Ой! Ай! – вопли девочки стали односложными.

– Опять прут о скамью обломился, – Борис взял новый, – жаль, надо было побольше их нарезать!

– Больно! – девчонка извивалась, визжала и просила не сечь больше, уверяя, что все поняла.

«Нет, ей еще мало, – думала скамейка, – сколько лет без работы! » Вопль из динамика, противный свист, и снова прут опустился на юное тело.

– Воровкам по заслугам! – и Борис отшвырнул обломанный прут в сторону. Целых два раза татушки повторили идиотский припев без болевого сопровождения. Она начала успокаиваться, видимо решив, что наказание окончено.

– Ну, отдохнула, – тут Борис взял свежую розгу, чем вызвал громкий вопль отчаяния, – тогда продолжим!

«Хороша ведь, негодница! », – подумал Борис, любуясь проделанной работой. На попе уже не оставалось свободного места, и удары пришлись чуть выше ягодиц и на обнаженные ляжки девушки.

– Ничего, – Борис решил, что последние удары должны быть наиболее сильными и болезненными, – недельку на речку не походит! А с родителями, если будут качать права, я разберусь!

Татушки наконец-то отпелись, и экзекуция закончилась вместе с последним сломанным прутом. И палачу и жертве понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя: ни тот, ни другой не представляли, каким приключением обернется сегодняшний вечер.

– Развяжи меня, – девушка немного успокоилась и теперь жалобно всхлипывала, надеясь, что наказание окончено, – пожалуйста!

– Развязать? – извивающееся юное тельце произвело на Бориса такое впечатление, что он решил не ограничиваться поркой.

«Впендюрь ей в задницу! – подумала скамейка, поняв настроение Бориса. – В качестве дополнения! »

Член в штанах давно стоял колом и упускать возможность разрядиться, когда тут такая вкусная девушка, было глупо. Тут взгляд его упал на банку с медово-прополисной мазью, оставшейся еще со времен деда Матвея, которой он мазал руки и другие места для активного долголетия.

– А вот это именно то, что надо! – Борис снял крышку и понюхал. – Думаю, она если и выдохлась, то для смазки все равно подойдет!

Отбросив розгу, он отвязал девчонке ноги, снял полностью трусики и штанишки, а потом вновь связал их лодыжками, но уже под скамьей.

«Молодец! Догадался! » – думала скамейка, наслаждаясь судорогами жертвы. – Как он ее пробрал! Мало не показалось! Жаль только, мало крови. Всего пять капелек! »

«Зачем он это делает? Неужели еще будет бить? », – Катька зажмурилась и замотала головой.

– Ну, Катенька, продолжим твое воспитание! – Борис несильно пошлепал ладонью по избитой попе. – Меня нельзя, я девочка! – заплакала Катя, догадавшись о намерениях мужчины.

– Девочкой и останешься! – Борис провел рукой по ягодицам, с удовлетворением ощущая жар исполосованного тела, склонился над бесстыдно выставленной маленькой шоколадной дырочкой, намазал ее дедовской мазью...

– Нет! – Катя попыталась сжать очко, но Борис ввел туда смазанный указательный палец до самого основания.

– Расслабься! Будет Легче! – Борис завернул крайнюю плоть, намазал мазью головку и приступил к делу.

Катенька, как только бесстыдный палец убрался из ее попки, решила, что мучительное и унизительное наказание уже позади, но тут почувствовала, как сильные мускулистые руки еще сильнее разворачивают ягодицы, и тут внезапная невыносимая боль вторглась внутрь девичьего тела.

– Нет, нет! – хрипела Катя. – Прекратите, не надо!

Капроновые веревки больно впились в тело, но скамейка и не думала отпускать Катю. Борис, навалившись сверху, не упустил возможности облапить ладонями соски юной жертвы.

«Пусть вытворяет, что хочет, лишь бы взял меня обратно в дом! », – подумала скамейка, поскрипывая под тяжестью двух тел. В свое время ее добротно собрали на шипы, но годы простоя не прошли даром, и теперь они немного рассохлись.

– Мне решать, что надо, а что нет! – мужчина, преодолев плотный охват кольца, начал двигаться, постепенно увеличивая темп, а потом тяжело задышал и навалился на нее всем телом. – Лежи, как лежала, если не хочешь еще розог!

– Мама! – Катя почувствовала внутри себя неслабых размеров орган.

– Расслабься! – Борис принялся разрабатывать отверстие, в такт своим движениям сжимая девичьи грудки.

Тут скамейка поняла, что в стонах и воплях наказанной девочки появились новые нотки. «Ну, все, сомлела девка, – вспомнила скамья, что в давние времена ее время от времени использовали и для плотского греха. – Так кричат не от боли, а от удовольствия! ».

– Теперь можешь встать и одеться! – Борис расстегнул ремень и перерезал веревки.

Катя, не вставая с лавки, сдернула футболку вниз по спине и села, охнув, на скамейку. Ее лицо было красным, как помидор, глаза блестели, а слезы чудесным образом успели высохнуть. Набухшие грудки приподнялись, и Борису показалось, что соски уставились на него недоуменным взглядом.

– Можно мне в туалет? – униженно попросила она, опуская майку на живот.

– Пожалуйста! – Борис достал ведро и поставил его перед девушкой. – Садись.

Это было уже слишком, но мочевой пузырь и прямая кишка подавали сигнал о последних секундах задержки.

Катя села на ведро, закрыла глаза, чтобы не видеть лица Бориса, и расслабилась. Большего позора и унижения ей в жизни испытать не удалось.

– На! – Борис протянул одежду, и не думая отворачиваться. Он не без удовольствия наблюдал, как морщится Катенька, натягивая шорты. Трусы она положила в карман.

Тело Кати мучительно и почему-то очень приятно ныло. Она встала, каждый шаг доставался с трудом. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного.

– Ведро сама вынесешь и помоешь! – Борис подтолкнул девушку к выходу.

«Запомни, ты сама придешь сюда и снова на меня ляжешь! – потребовала скамейка. – Я слишком долго постилась! »

Катя вздрогнула, услышав этот мысленный призыв. После этого скамейка слышала разговор о вреде воровства и о том, что сливы она может унести с собой, в качестве моральной компенсации. Потом двери сарая скрипнули, и скамейка вновь очутилась в темноте.

Рано утором Борис принялся обкашивать сад.

«Надо привести из города сетку и обсадить сад по периметру колючими кустами! », – решил он.

Катя, отмочив в реке наказанную попку, ничего родителям не сказала, но ее почему-то вновь и вновь тянуло в сад к жестокому соседу.

– Ну вот, – Катя бродила по скошенной траве, – уехал! И слив не хочется!

Из сарая казалось, исходил призыв: я жду тебя на порку!