Сон в красном тереме. Порно приключения красной шапочки Часть 7

7.

Бори в кабинете не было, и я пошел искать его. Служительницы, эти, как их в свое время удачно назвал Райкин «мыши белые», охотно помогали мне в поисках. Борю здесь очень уважали. Обойтись без него я никак не мог. Дело в том, что я не знал, как мне без его помощи разыскать Муру. Ведь я ехал именно к ней. Сам я не пытался разобраться в своих чувствах, пригнавших меня сюда. То ли она меня действительно заинтересовала, то ли я испытывал некую вину перед ней, то ли просто хотел как-то сублимироваться после того, что произошло у нас с Лилей. Не знаю. Скорее всего, тут было и то, и другое, и третье.

Боря занимался упаковкой в контейнеры очередной выставки, которую он должен был везти то ли в Италию, то ли во Францию. Он тогда сказал мне, куда, но я пропустил это мимо ушей и не запомнил.

Он удивленно посмотрел на меня и сказал, что сейчас очень занят, но через полчаса постарается все закончить.

– Да нет, – ответил я. – Я не собираюсь тебя вообще сильно отвлекать. Мне нужно разыскать Муру.

– Даже так? – лукаво рассмеялся Боря. – Но ведь, насколько я тебя понял, ты вовсе не собирался продолжать... Ты так проникновенно меня тогда за нее поблагодарил и был так официален и сдержан в этом вопросе... Я уж подумал, что ты просто хочешь забыть обо всем.

– Нет, Боря, не смейся, – сказал я. – Тут такое дело... Я тебе потом расскажу.

– Понятно, что расскажешь, – ответил мой друг. – Но ты знаешь... Давай выйдем на крыльцо, а то тут нельзя курить.

– Дело в том, – начал Боря, когда мы задымили на крыльце с видом на императорский парк, – я тебе Муру сейчас найду, конечно. Но ты... Я ведь твой друг... И на самом деле я старался сделать тебе приятное, знакомя тебя тогда с Мурой. Но я вовсе не имел в виду вносить несчастье в твою семью. И я бы очень не хотел, чтобы ты увлекся Мурой. Знаешь, свиданья свиданьями, а жизнь жизнью.

– Спасибо, Боря, – сказал я. – Ты хочешь от меня каких-нибудь заверений?

– Да нет, достаточно будет для моего внутреннего спокойствия, если ты скажешь, что просто хочешь переспать с Мурой, и это не будет иметь никаких последствий, кроме нескольких оргазмов и утренней дороги домой.

– Даю тебе такое заверение, – с облегчением сказал я. – Можешь быть уверенным, что только жажда лишнего оргазма привела меня сюда.

Боря не такой дурак. Он посмотрел на меня пристально и сказал, что что-то сегодня я ему определенно не нравлюсь.

– Ты же не мальчик, – пояснил он. – И не поедешь на ночь глядя сюда просто так. У тебя какое-то затаенное желание.

– Боря, ты же умный человек, – начал я.

– Ну и? – Боря поднял высоко брови в ожидании откровения.

– Ну и, сам понимаешь, что того, что со мной происходит, я все равно не скажу. Не от скрытности, тем более от тебя у меня нет желания ничего скрывать, а просто потому что никто толком в этом разобраться не может. Ни я, ни Лиля, и вообще никто...

– Это ясно, – Боря затоптал окурок и отшвырнул его носком ботинка в лужу у крыльца.

Я попытался выразиться ее яснее:

– Помнишь ведь, как у Есенина сказано:

Дорогая, милая навеки,

А в душе всегда одно и тоже.

Если тронуть страсти в человеке,

То, конечно, правды не найдешь.

– Это точно, – подтвердил Боря. – И поэзию ты хорошо знаешь, и сказано к месту, и вообще правильно. Хоть я Есенина и не люблю, но как холостяк с двадцатилетним стажем подтверждаю про страсти.

– Короче, – сказал я. – Где мне ее найти?

– Это как раз проще простого. Пойдешь вот тут направо, потом вот там налево. И будет экскурсионное бюро. Там она и есть.

Потом, когда я уже собрался идти, Боря остановил меня:

– Знаешь что, я сегодня после работы должен вернуться в город, у меня там дела. Но ключ от своей служебной квартиры здесь могу тебе дать. Мало ли что? Чтобы тебе ночью на улице не оказаться. Вот, возьми. Дорогу туда ты знаешь…

Муру я встретил прямо в коридоре. Она шла мне навстречу. На ней был толстый яркий свитер по случаю холодного дня. Черные волосы рассыпались по плечам. Увидев меня, Мура нерешительно остановилась. Она явно уже потеряла надежду меня увидеть. Ведь она ждала звонка или моего появления вчера. Именно так предписывает кодекс начинающих любовников. Если ты провел с женщиной ночь, и она понравилась тебе, ты очарован ею и собираешься продолжать связь, то ты должен появиться на следующей же день. И вообще, появиться с букетом цветов и так проделывать первые три дня. Еще хорошо что-нибудь подходящее к случае процитировать из классики, например:

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я...

Это очень помогает в романах и на женщин действует очень положительно. Этот опыт я вынес из немногих своих связей. Но теперь мне все это совершенно не годилось. Ведь я не собирался затевать роман с Мурой. Хотя, что же я тогда собирался делать? И зачем тогда я здесь?

Мура обладала некоторыми обязательными профессиональными качествами экскурсовода. В их число входит умение быстро взять себя в руки и не проявить своих истинных эмоций. Поэтому она широко улыбнулась и спросила как можно беззаботнее:

– Какими судьбами?

Это все равно, что, войдя в собственную спальню и застав там жену с любовником, спросить: «Что вы тут делаете? ».

– Я приехал тебя навестить, – сказал я.

– Да?

– Да. И если ты свободна, мы могли бы пойти куда-нибудь. Посидеть, поболтать.

Слова, которые я говорил, я не обдумывал заранее. Они рождались в моей бедной голове произвольно. Я просто нес что-то, прекрасно понимая, что в таких ситуациях слова значат меньше всего. Просто между людьми либо возникает контакт, пробегает искра, либо нет.

Искра пробежала, и напряжение первых секунд спало. Уверен, что Мура так все же и не поняла причину моего приезда и мой странный вид, но ничего не сказала. Ее реакция была правильной, хотя она, конечно, тоже не репетировала нашей сегодняшней встречи.

– Действительно, – сказала она. – У меня только что закончилась последняя экскурсия. Так что теперь я только должна записать кое-что в журнал и могу быть свободна, – она заметно повеселела. Приятно же, когда все-таки вдруг происходит то, на что ты уже перестала надеяться. – Ты подождешь меня? Я быстро.

Через несколько минут Мура выскочила из комнаты экскурсоводов. На ней уже было пальто и сумка на плече:

– Куда мы пойдем?

– Я тут ничего не знаю, – ответил я. – Ты скомандуй, где тут у вас можно спокойно посидеть.

Когда мы вышли на улицу, Мура взяла меня под руку. В этом жесте было столько трогательного, столько прозрачного желания прижаться ко мне, сохранить меня, что у меня кольнуло в сердце укором совести.

Конечно, приятно чувствовать себя этаким благодетелем, осчастливившим одинокую женщину своим нежданным появлением. Да и насчет моего приезда у Муры не могло быть никаких огорчительных сомнений. В такую даль, да еще вечером никто просто так, не имея сколько-нибудь серьезных намерений, не поедет. Так что, с одной стороны, Мура была отчасти права, прижимаясь доверчиво ко мне. Но с другой стороны, право, я и сам ничего не знал. Потому что все было как в тумане.

Местный ресторан был тем местом, которое как раз не попало в сферу интересов международного туризма. То ли до города тут слишком близко и нет надобности кормить туристов именно здесь, а проще везти их обратно в Питер, то ли туристские структуры не смогли поделить этот ресторан, вернее, доходы от него. Да мало ли что могло случиться, но, одним словом, ресторан был как раз тем местом, где наглядно вылезала наружу разруха и неприбранность, царящая за углом от сверкающих дворцов и величественных парков.

Столики были почти все заняты, но все-таки сейчас не прежние времена, и один пустой все же нашелся. Мура сказала, что сейчас придет, взяла сумочку и вышла. Я понял, что она отправилась в туалет, и отнесся к этому с пониманием. Человек целый день был на работе. Поэтому я спокойно сделал заказ похмельному официанту, которому было уже так давно и так глубоко наплевать на жизнь, что даже возможность получить чаевые его не прельщала. Он все равно, хоть и чувствовал небедного клиента, уже не мог сделать над собой усилие.

У нас в Питере такого уже давно выгнали бы, но в провинции они еще долго будут держаться. Все дело в том, что тут вообще плохо понимают, что такое сервис, и что такое настоящая коммерческая работа. Им будет плохо, они будут бедны, но возможность поправить свои дела путем совершенствования своей работы не придет им в голову. Просто они будут ходить и просить дотации, плакать и возмущаться, когда им эту дотацию не дадут. Они будут клясть всех, кроме себя. Таков был халдей, который принял заказ и пошаркал на кухню.

Скоро он все же принес шампанское и коньяк, потом какую-то засохшую рыбу и покрытый подозрительной пленкой «салат зимний». Пока я сидел среди всех этих реликтов эпохи развитого социализма, прошло минут пять. Я уже стал немного беспокоиться, но вот дверь отворилась, и Мура подошла к столику.

Я поразился, увидев ее. Как она неожиданно преобразилась! Немного времени и средств оказалось нужно маленькой черной музейной мышке, чтобы путем нехитрых манипуляций стать прекрасной царевной. Как же она этого добилась за пять всего минут?

Только потом я сообразил, что она сделала. Мура заперлась в туалете и сняла с себя брюки. До этого на ней были простые черные брюки и свитер, довольно длинный, до середины бедра. Так вот эти самые брюки она просто сняла с себя и запихала в сумку. Из нее недаром виднелся черный сверток.

Оставшись в свитере, Мура еще сильнее подтянула его вверх и перехватила ремешком, снятым с брюк. Потом она взбила волосы и заново накрасилась поярче. И передо мной предстала новая Мура. Она была обольстительна. Точеные ножки были открыты очень высоко, ставший коротеньким свитер, да еще подпоясанный ремнем, отлично подчеркивал линию бедер. Вот только колготки подвели на этот раз Муру. Она, конечно, под брюки надела старые колготки. Она не настолько богата, чтобы поступать иначе. На жалование экскурсовода, да еще имея ребенка, много новых колготок не купишь. Колготки на Муре были старенькие, все в стрелках и затяжках, даже в нескольких местах заштопанные. Конечно, всего не предусмотришь. Тем более, когда не ждешь внезапного появления мужчины, которому хочешь понравиться.

Мура, конечно, все прекрасно видела и понимала, что колготки портят впечатление. Но ей так хотелось вдруг стать элегантной и обольстительной, что пришлось поступиться чем-то. Не знаю почему, но именно это мимолетное наблюдение наполнило мое сердце такой пронзительной жалостью к Муре, таким желанием приласкать и обогреть эту затраханную жизнью женщину, что у меня чуть не дрогнул голос, когда я обратился к ней.

Мура стояла перед столиком и глядела на меня своими большими темными глазами, не садилась. Бедная, она так трогательно ждала, что я оценю ее усилия, ее желание понравиться. Так мало средств обольщения было в ее арсенале, так многим ей пришлось поступиться. Мы, жители большого города, не всегда понимаем, какие жертвы иногда приходится приносить провинциалам. Ведь городок, в котором происходило дело, очень маленький. Это нам, приезжим, случайным гостям из Питера, туристам кажется, что здесь все такие, как мы – приехали, пообщались, не заметили друг друга и уехали. Уехали и позабыли.

Для Муры здесь проходила основная жизнь. И официант, на которого я могу только обратить мимолетное внимание, посмеяться, раздражиться и вскоре забыть, это для Муры скорее всего сосед по улице. И их дети, скорее всего, ходят в одну школу и играют во дворе вместе. И девка-барменша, сейчас смотрящая на нас во всех глаза, – тоже знакомая. Скорее всего, они вместе учились когда-то в школе. И их матери знают друг друга и при встрече в единственном гастрономе подолгу судачат, ругая правительство и местный собес. Завтра весь городок будет говорить о том, что Мура сидела в ресторане с незнакомым мужчиной и при этом, бесстыдница, посмела снять брюки и вертела голыми ногами и задом перед своим непонятным спутником с рыжеватой бородой. И родители будут говорить об этом при своих детях, и что те потом скажут Муриному маленькому сыну в классе и на переменах? И что соседки-старухи скажут ее матери?

Действительно, наряд, который в результате получился у Муры, не вполне соответствовал ее двадцати семи годам. Однако меня это не смутило, а только заставило проникнуться к женщине трепетным чувством благодарности. Ведь все это она сделала для меня, для того, чтобы понравиться мне.

Наконец Мура уселась, и я под взглядами обслуги налил в бокалы шампанское.

Мы выпили. Потом еще. И еще. Коньяк оказался плохой, но я этого не замечал. Мне опять хотелось напиться, и сейчас для этого были самые подходящие обстоятельства.

Мура сидела напротив, и ее глаза со всей нежной преданностью смотрели на меня. Наверное, только изредка в наше время можно встретить безыскусных женщин, так и не научившихся сдерживать и скрывать свои эмоции.

– Я думала, что ты уже не появишься больше, – наконец сказала Мура.

– Я и сам не знал, появлюсь ли, – ответил я честно.

– И все же приехал, – робко сказала Мура.

– Да, – подтвердил я, – приехал, и не к Боре на этот раз. А к тебе.

– Я поняла, – сказала Мура и потупилась.

– Ты не сильно замерзла тогда, позавчера? – поинтересовался я. Бывает так: и не хочешь сказать ничего задевающего, вроде бы маскируешь под внимательность, под заботливость, а все равно понятно, что ты злодей.

Мура покраснела.

– Замерзла? – переспросила она.

– Ну да, – пустился я во все тяжкие. – Я же тебя тогда полуголую на работу отправил. Как ты целый день ходила без трусов?

Мура не поднимала на меня глаз. Потом подняла и посмотрела внимательно.

– Да. Было очень холодно, – просто сказала она. – Ты ведь этого и добивался? Я действительно вспоминала о тебе весь день, каждую минуту, – Мура помолчала. – Я бы и так вспоминала о тебе, но ты хотел, чтобы я была вынуждена это делать, даже помимо моей воли. Значит, ты был не уверен, что буду вспоминать. Вот и сделал такое...

«Это глубоко», – подумал я, а вслух засмеялся.

– У тебя был такой несчастный вид, когда мыс тобой познакомились, – сказала Мура. – Как будто ты маленький мальчик, и тебя неожиданно бросили в дремучем лесу. Глаза растерянные. Так что я не сержусь на тебя, это ты сделал просто из желания самоутвердиться в моем сознании.

– Но ты вспоминала обо мне, – не удержался я.

– Конечно, – сказала Мура. – Конечно, вспоминала. Ветер в парке сильный, все норовит забраться под юбку. Стоишь с группой, рассказываешь об архитектуре, о садово-парковом искусстве восемнадцатого века, а сама все ежишься, все о голой попке своей думаешь.

– Прости меня, Мура, – сказал я.

– Да нет, что ты, – промолвила Мура спокойно. Она взяла мою сигарету и закурила.

В то же мгновение я подумал, почему все интересные женщины обязательно курят. Наверное, это оттого, что они постоянно находятся в нервном напряжении и таким образом хотят снять его. А кроме того, наверное, чтобы таким образом придать себе уверенность.

– Ты можешь совсем об этом не беспокоиться, – сказала Мура. – Подумаешь, ну испытала я несколько неприятных часов. Мало ли их бывает в жизни женщины, – она помолчала и, пустив струйку дыма, добавила: – Особенно в жизни одинокой женщины, которую некому защитить и которая все же вынуждена тянуться к мужчинам. Мужчины ведь жестоки.

– Ты была любовницей Бори? – не удержался я от вопроса, который поклялся себе не задавать.

Мура улыбнулась. Ее чуть лукавая улыбка сразу напомнила мне улыбку Лили:

– Была. Это он тебе сказал?

– Конечно, нет, – солгал я, не моргнув глазом. Есть много моментов в жизни, когда ложь хороша и работает на благо ближнего твоего. Не надо всегда быть честным. Это мучает людей и разрушает человеческие взаимоотношения.

– Мог бы и сказать. Только любовницей его я не была, – сказала Мура. – Просто не удостоилась. Но однажды он затащил меня к себе на служебную квартиру, где мы вчера, нет, позавчера, были с тобой, и мы с ним переспали. Это нельзя назвать словом «любовница», потому что с тех пор он больше не обращал на меня внимания.

– Ты жалеешь об этом? – задал я бестактный вопрос.

Мои руки при этом дрожали. Я чувствовал, что никуда мне не деться от преследующей меня проблемы. Стоило уехать из Питера, от Лили, чтобы столкнуться здесь с тем же самым. С женщинами, у каждой из которых свои проблемы – стыдные, мучительные.

– Нет, не жалею, – ответила женщина. – Дело в том, что такова уж участь одиноких женщин – страдать, быть вечно отвергаемыми. Я уже успела привыкнуть к этому.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – У тебя было много романов?

– Романов? – рассмеялась Мура. – Посмотри на меня внимательно. Я похожа на женщину, у которой много романов? – она затушила сигарету и отпила шампанского. – Я же мать-одиночка и бедный музейный работник. Какие романы?

– Так скажи, что ты хотела сказать.

– Ладно, скажу, – Мура помолчала опять, как будто решалась на что-то. – Если хочешь, я расскажу тебе. Мне кажется, что ты не просто трахнул меня, но и испытываешь ко мне какой-то интерес. А в моем положении выбирать не приходится. Это ты уже, наверное, почувствовал. Там что я готова рассказать тебе о своих проблемах. Только не перебивай и старайся хотя бы понять.

Несколько месяцев назад я вместе с ребенком и старенькой мамой сделала обмен и въехала в новую квартиру. Обмен был очень удачным, так что я действительно сильно радовалась и благословляла судьбу.

Двухкомнатная квартира в самом центре нашего городка, хотя и небольшого, есть не у каждого. Только вот одна незадача – в ней требовался ремонт. А в наше время даже небольшой ремонт для одинокой женщины с ребенком – это целая проблема. В особенности, если она скромный музейный работник. Итак, мне пришлось принять радикальное решение.

Я отправила ребенка вместе с моей мамой к ее сестре в другой город погостить, а сама занялась ремонтом квартиры. Денег на то, чтобы кого-то нанять, у меня не было, так что пришлось почти все делать самой. Нет, конечно, коллеги с работы мне помогли кто чем мог, и даже наш старенький музейный сантехник дядя Петя пришел и помог. Так что обижаться на товарищей я не могу. Нельзя же требовать, чтобы люди бесплатно ремонтировали мою новую квартиру. Так что большую часть мне пришлось делать самостоятельно. Днем я работала в музее, водила экскурсии, а вечером, придя домой, приступала к строительным и малярным работам. Можно было попросить помощи у моего бывшего мужа, но я больше всего не хотела этого делать. Муж оставил меня несколько лет назад по собственной инициативе.

Я не могу быть к нему в особенной претензии – каждого человека внезапно может осенить идея, что он живет совсем не с тем человеком, с которым должен. Вероятно, мой бывший муж однажды посмотрел на себя, потом посмотрел на меня, и решил, что он заслуживает большего. Ему всегда нравились длинноногие блондинки, а я, во-первых, не блондинка, а во-вторых, длина ног – это не мое сильное место. Мои ноги достаточно стройные и красивые, но длинными их не назовешь. А тут муж познакомился на своей работе с какой-то молодой женщиной, она была как раз такова, как он представлял предмет своих вожделений. У нее было все, чего не было у меня. Муж увлекся, стал сначала просто изменять мне, потом все чаще и все более открыто.

Дело в том, что я очень дорожила им и нашими отношениями. Я очень хотела сохранить семью. Для этого у меня были весьма веские основания. Прежде всего, я любила своего мужа. Да, как это ни странно звучит в наше неромантическое время. Была для этого и еще одна причина. Я по натуре очень привязчивый человек, я очень скоро привыкаю и просто не могу представить себе, что смогу расстаться. В старинное время про меня сказали бы, что я очень влюбчивая, то есть я не хочу сказать, что была готова повеситься на шею первому встречному. Нет, просто тот человек, с которым я жила, становился для меня самым дорогим сокровищем на свете. А кроме всего прочего, есть еще одна причина, по которой я была готова на все, чтобы только муж не уходил от меня.

Я очень страстная женщина, думаю, ты это заметил, – она чуть порозовела. – Наверное, это заложено в меня от природы. Еще с раннего девичества я почувствовала сильную тягу к мужчинам и, в конце концов, поняла, что просто-напросто не могу долгое время обходиться без мужчины. Пока я была замужем, эта моя проблема была решена сама собой. Но как только я представляла себе, что буду вынуждена жить одна, без мужа, и обходиться без мужской ласки, меня охватывало отчаяние.

Наверное, не всякая женщина поняла бы меня, потому что у всех людей разный темперамент. Я прекрасно знаю нескольких женщин, которые живут без мужчины много лет и замечательно себя чувствуют. У них не возникает никаких проблем, связанных с женским одиночеством и невостребованностью. У меня же все иначе. Если в течение нескольких дней я не бываю с мужчиной, у меня начинаются нервные срывы, внизу живота начинается зуд и неприятные ощущения.

Я не изменяла мужу, потому что мы всегда жили вместе и никогда не разлучались, но когда муж начал изменять мне со своей новой пассией, сначала скрытно, а потом все более открыто, не стесняясь, для меня наступили очень тяжелые времена. Мне нужно было принять какое-то решение. Здравый смысл подсказывал, что я должна положить этому конец. А поскольку муж не желал угомониться и упорно настаивал на своем желании жить с этой женщиной, мне не оставалось ничего другого, как разводиться.

Но вот как раз этого я сделать не могла. Как только я представляла себе, что буду вынуждена каждый вечер ложиться в одинокую пустую постель, что мое тело не будет в объятиях мужчины, что я не буду переживать под ним оргазмов, ласкать его, мне становилось плохо. Поэтому я была очень нерешительна. В конце концов, сложилась ситуация, которая не могла долго продолжаться. Тебе еще не надоело меня слушать? – Мура подняла глаза.

– Нет, продолжай.

– Хорошо. Так вот, муж все чаще приходил домой поздно, иногда под утро. От него пахло спиртным, женскими духами, он был расслаблен и смотрел масляными глазами удовлетворившегося самца. Для меня это было совершенно невыносимо, но я терпела. Ведь если бы я потребовала развода, он немедленно согласился бы. Поэтому я просто плакала и умоляла его делать это не так часто и по возможности хоть так, чтобы я этого не замечала. Меня уже внутренне устраивал даже такой вариант. Я наплевала на собственную гордость и чувство женского достоинства, я унизилась перед ним до последней степени, согласившись терпеть его измены.

Он приходил под утро, а я сидела на стуле одетая, как сидела каждую ночь, и стоило ему сказать мне хоть одно доброе слово, как я сразу оттаивала. Я ничего не могла с собой поделать, хотя умом прекрасно понимала, что поступаю неправильно, что все это недостойно, и к добру все равно не может привести.

Я пыталась уговаривать себя. Я сидела в комнате, в соседней спал ребенок. «Почему ты такая дура, – говорила я себе, – муж сейчас развлекается со своей любовницей, они оба смеются над тобой. Сейчас он удовлетворяется. Вот представь себе: сейчас твой муж влезает на женщину, встает между ее растопыренных ног и входит в нее. Оба они сопят, стонут от страсти и содрогаются в обоюдном оргазме. А ты, несчастная похотливая дура, сидишь тут одна, умираешь от желания и готова все забыть и простить, как только твой муж придет от своей любовницы и появится на пороге».

Я ругала себя последними словами, но только муж действительно появлялся на пороге, как я, взволнованная и возбужденная долгим ночным ожиданием, уже готова была броситься ему на шею. И, ограничившись всего несколькими словами укора, я уже ждала малейшего его знака, позволяющего мне приблизиться к нему и прижаться.

Муж все это прекрасно понимал и наслаждался в полной мере своим свободным положением. Он прекрасно знал, что стоит ему только требовательно протянуть руку за моим телом, и я уже с благодарностью стану ее лизать... И когда иногда по своем приходе муж все же хотел поиметь меня, я как благодарная рабыня тут же открывалась перед ним. Это делала не я как человек. Это делала моя проклятая похотливая животная сущность.

Он брал меня, и я сразу начинала содрогаться под ним и стонать, и вскрикивать в экстазе – настолько сильно я его заждалась и истомилась без мужской ласки. Я была в таком состоянии, что для меня было очевидно – пусть изменяет, пусть не щадит моих чувств, пусть только берет меня и насыщает мою страсть. Все это происходило в постоянной борьбе между моими ненасытными чувствами и моим мечущимся рассудком.

Стоило мужу вот так, под утро, бросить меня на кровать и взять меня, как тут же разум говорил мне, что вот этот член, входящий в меня, еще час назад входил в соперницу, причем счастливую соперницу. И как это ужасно и отвратительно – вот так благодарно мычать, поглощая объедки чужой женщины. Ведь муж теперь изливал в меня те остатки страсти, что ему было недосуг изливать в свою любовницу. Но меня устраивало, в конце концов, и это малое – настолько я страшилась остаться одна, без мужчины. Хоть такой, но все же он у меня был, и хотя и реже, чем раньше, но все-таки он иногда брал меня. И это тоже меня устраивало. А погубила меня все же моя гордость.

Далеко не всегда это помогает женщинам в личной жизни. Это для мужчины всегда хорошо – быть гордым. Он может себе это позволить. А женщина, обыкновенная женщина, может своей гордостью сослужить себе плохую службу. У меня именно так все и получилось.

Однажды все было как обычно. Муж вечером не пришел домой, и я поняла, что он опять у своей любовницы. И я приготовилась, как всегда, ждать. Это было мучительно. Я сидела и представляла себе, как моя счастливая соперница сейчас нежится в руках моего мужа, как она ласкает его, то есть делает то, к чему я сама стремилась всем своим существом, и на что, по моим, да и не только по моим понятиям, имела право. Я несколько раз видела эту женщину, так что представлять себе так волнующие меня картины не представляло большого труда. Ах, лучше бы я ее не видела. Тогда мои страдания не были бы такими конкретными. У меня не было бы перед глазами реального образа – живой женщины.

Прошло несколько часов. Должна признаться, что во мне в то время смешались два основных чувства – обида, чувство оскорбления, женская тоска и в то же время безумное вожделение. Ведь я не напрасно представляла себе эти любовные сцены. А при моем темпераменте, когда мне всегда бывало мало физической близости, и я всегда была ненасытна в постели, теперь, когда я вдобавок была еще и обделена этим, возбудиться для меня ничего не стоило.

Что же скрывать, я даже не удержалась и стала ласкать себя сама. В доме все спали, я сидела в нашей комнате одна, и мне ничто не мешало. Я была в домашнем халате, так что стоило только откинуть его полу и запустить руку вглубь своих ног – и все, дело сделано. И я занималась этим, прямо сидя на стуле в ожидании мужнего возвращения. Как же обидно мне было удовлетворять себя самой, в то время как...

Тем не менее, в конце концов, раздался скрежет ключа в замке, и мой муж появился передо мной. В тот вечер не успела я сказать и нескольких укоризненных слов, как муж прервал меня:

«Ну, ты опять завелась», – сказал он.

«Как же ты думаешь, – возразила я, – ты и представить себе не можешь, как мне тяжело»

«Ничего, – засмеялся муж, – сейчас я сумею тебя утешить, и ты получишь награду за свое терпение»

С этими словами он подошел ко мне и расстегнул свои брюки. Увидев то, по чему я так исстрадалась, я просто пришла в сексуальное неистовство. Расчет мужа всегда бывал верен. Он знал меня и понимал поэтому, что стоит поманить физической близостью, и я не то что забуду свои обиды, но просто не смогу удержаться. Он знал это прекрасно и всегда так поступал. Удобно жить с такой податливой женой. Она готова на все. Я жадно раскрыла рот и потянулась к вожделенной плоти. Но муж внезапно остановил меня. Он придержал мою голову рукой и поднял вверх мое запылавшее от страсти лицо.

«Ты хочешь получить это в свой ротик? » – спросил он.

«Да», – кивнула я.

«Нет, так не пойдет, – возразил муж. – Я хочу, чтобы ты все говорила мне словами. Итак, тебе хочется сосать сейчас у меня? »

«Да», – почти воскликнула я, не в силах более сдерживаться. Разве мало ему и так было моего унижения?

«Ты согласна со всем, что я делаю? Ты согласна и впредь быть в твоем нынешнем положении? »

«Да, – простонала я. – Да»

Я была унижена и раздавлена, и он еще хотел добивать меня, окончательно морально растоптать.

Наконец муж соизволил дать мне свой фаллос, и я благодарно приняла его своими губами. Я ласкала его так ласково и в то же время так яростно, что он даже испугался. Ему было видно, что я сильно изголодалась. И тогда он решил продолжить моральную экзекуцию. Ему казалось, что нет предела тому унижению, на которое я готова пойти ради того, чтобы сохранить его.

«Соси, соси, – сказал он, глядя сверху вниз на мои старания. – А теперь подумай о том, с чем ты только что согласилась. Подумай о том, где только что побывал мой фаллос, который ты теперь сосешь. Подумай»

Я продолжала делать свое дело, стараясь не слышать его жестокие слова. Но он не унимался. Бывает, что человека охватывает такой дикий азарт, что он не может остановиться и продолжает с усиленной энергией делать то, что в обычном своем состоянии никогда бы не сделал. Ведь мой муж был вовсе не злодеем каким-нибудь и не наглецом-изувером. Он был просто обыкновенный человек, у которого внезапно от собственного барского положения закружилась голова. Я сейчас, вспоминая прошлое, даже не особенно его виню. В конце концов, он оказался просто жертвой обстоятельств. Это я своей покорностью и готовностью постоянно идти на компромисс, мириться со всем, сама толкнула его к жестокости в отношении меня.

«Мой фаллос только что был в другой женщине», – продолжал говорить муж, медленно раскачиваясь перед моим носом на носках. Он стоял довольно далеко и еще раскачивался, так что мне было неудобно и приходилось все время вытягивать шею, чтобы сосать до конца, получая полное удовлетворение.

«Я думаю, что он еще совсем мокрый от ее влагалища, – говорил муж. – Она сегодня так много кончала подо мной, и мой член теперь наверняка весь пропах ею. Ты чувствуешь ее запах, ее вкус в своем рту? »

Я не хотела отвечать, но после его слов действительно отчетливо ощутила во рту вкус чужой женщины. Уж мне ли не знать этот вкус. И теперь я сосала, постоянно ощущая его. Раньше я старалась забыть об этом и поэтому ничего такого не чувствовала. А теперь это стало преследовать меня неотвязно. Муж настаивал на ответе. Он тряс у меня во рту своим фаллосом, грозя выдернуть, и все время спрашивал:

«Так тебе приятно сосать сейчас все это? Скажи, приятно? Ты возбуждаешься? »

Завершилось все тем, что, в конце концов, он облегчился в меня и перестал донимать. Но уходя спать, сказал:

«Так помни, что ты сама дала согласие на свое теперешнее положение. Теперь ты согласилась и даже сознательно попробовала, как это приятно», – он засмеялся и посмотрел на меня, сидящую все в той же позе на стуле, не смеющую от стыда поднять на него глаза. Ведь я действительно довела все до конца, удовлетворилась сама и удовлетворила его, несмотря на все его безжалостные издевательства.

«А знаешь, почему ты на все это согласна? – спросил он вдруг. Он уже стоял у двери и собирался идти в другую комнату. Я подняла на него глаза, и тогда, встретившись со мной взглядом, он сказал: – Потому что ты сука. Потому что ты шлюха. И потому что ты похотлива»

Эти слова, как свинцовые гири, падали на мою несчастную склонившуюся вновь голову. В глазах потемнело от нанесенного оскорбления. И от кого я получила его? От собственного мужа. И за что? За свои покорность и долготерпение.

Когда дверь за ним закрылась, не прошло и нескольких секунд, как я приняла решение. Я поняла, что все равно больше не смогу с ним жить, и мне придется расстаться. То, что он себе позволил, было далеко за тем пределом, который я могла перенести. Все же я не просто самка, но и человек, не просто животное, но и женщина. И не все оскорбления я могу перенести. Не все обиды могу стерпеть. Так обычно в жизни и бывает. Все решительные поступки, на которые не можешь решиться долгое время, в конце концов, совершаются под влиянием минуты. Долго я не могла решиться, а тут решилась в одно мгновение. Но что говорить так много об этом. Рассказывать о разводе неинтересно. Это неприятная процедура, однако, не о ней сейчас речь.

Закончилось все тем, что мы разменяли нашу большую квартиру, и я переехала сюда, в пригород. Раньше мы с мамой тут жили, так что места мне знакомы. И пришлось привыкать к жизни одинокой женщины. Это оказалось для меня самым страшным. Многих женщин в моем положении пугает бедность, материальная необеспеченность, но у меня совсем другие проблемы. Случилось именно то, чего я так боялась. Я поняла, что не могу жить без мужской ласки. Ночами я без сна металась по кровати, не могла сомкнуть глаз, а когда все-таки смыкала их, передо мной вставали бесчисленные мужчины. Они вились надо мной, они соблазняли меня, и каждому из них я хотела отдаться. Иногда это происходило во сне, и тогда это были единственные счастливые минуты моей жизни. Только тогда я чувствовала облегчение, и с меня спадала тяжесть постоянной похоти, которая день и ночь угнетала меня.

Однако потом наступало пробуждение, и тогда я горько плакала, ощупывая под собой мокрую постель, не в силах поверить, что все это был лишь сладостный сон. Кто может по-настоящему описать отчаяние и позор одинокой женщины, которую изнутри сжигает желание. И оно пылает внутри тебя и толкает на все.

Несколько раз я ловила себя на том, что замолкаю во время экскурсии, которую провожу, и заворожено смотрю на какого-нибудь мужчину. В эти мгновения я становилась сама не своя. Сколько тяжелых пристальных взглядов бросала я на всех встречавшихся мне мужчин. Но предпринять ничего не могла. Как это сделать? В музее, где я работаю, нельзя, потому что все сразу же станет достоянием гласности. Да и вообще, когда живешь в небольшом городке, все очень проблематично. Здесь ведь все постоянные жители знают друг друга. И поэтому я не решалась сделать первый шаг, хотя все время была вынуждена себя контролировать.

Но однажды со мной произошел ужасный случай. Я ехала из Питера сюда, и автобус был переполнен. В толпе меня прижало к кому-то, и вдруг я почувствовала, что его рука забирается мне под юбку. Эта рука была наглая и бесцеремонная. Обычно так поступают подростки-хулиганы. Да еще разные маньяки. И всегда каждая женщина немедленно реагирует на это, начинает скандалить и пресекает подобные домогательства. Я все это прекрасно знаю и понимаю. Но в тот момент ничего сделать не могла. Рука продолжала шарить под моей юбкой, а я стояла, сжавшись и никак не реагируя. Кто этот мужчина, я не могла видеть, потому что была сильно зажата, а он стоял за моей спиной. Я могла, конечно, обернуться и посмотреть, но, поскольку в первое мгновение не нашла в себе сил сделать это, потом было уже поздно.

Нелегко, наверное, понять мое состояние в ту минуту. Стыдно, страшно, позорно. Но ведь это была первая мужская рука, которая трогала меня за последние месяцы. Я так ждала этого, хотя и не представляла себе, что это произойдет так.

Рука тем временем, почувствовав свободу и отсутствие возражений с моей стороны, ощупала мои ляжки и двинулась выше. Она забиралась все выше и выше. Почему-то в то мгновение, чувствуя, как задирается моя юбка, я думала только о том, что будет ужасно, если, несмотря на толкучку, кто-нибудь увидит, что я стою с задранной юбкой, и меня тискают. Почему-то я совсем в то мгновение не думала о том, что думает обо мне этот самый мужчина, и что я сама потом буду думать о себе, как буду к себе относиться.

Тогда это не приходило в мою голову. Кровь прилила к лицу, и, думаю, стоящий сзади меня мужчина заметил, как покраснела даже моя шея и уши. Я стояла, вся напряженная, бессильно ожидающая, что произойдет дальше. У меня не было сил прекратить это надругательство. В любое другое время своей жизни я, не задумываясь, пресекла бы все это, и осталась достойной женщиной и в собственных глазах и в глазах того подонка. А как еще я могу назвать мужика, который тискает незнакомых женщин в переполненном автобусе? Только так – подонком. Но сделать я ничего не могла.

Рука доползла до моей промежности и уткнулась в трусы. И тут, о ужас! Я вдруг почувствовала, что трусы у меня мокрые. Это я потекла. От сознания того, что меня щупает мужчина, пусть даже это незнакомый подонок, от которого можно чего угодно ожидать, но все же мужчина, я потекла. Мужчина тоже, конечно, сразу почувствовал это. Мне даже показалось, что я услышала, как он сзади меня усмехнулся. Наверное, он был поражен. Не часто такая податливость встречается в его гнусной практике. Пальцы стали гладить меня сквозь мокрые трусы, и мне стоило больших усилий, чтобы не застонать от вожделения.

Однако мужчина оказался настойчивым, и он не хотел останавливаться на достигнутом. Рука становилась все более наглой и требовательной. И параллельно возрастала слабость во мне. Если бы не тела людей со всех сторон, я, наверное, могла бы упасть. Ноги почти не держали меня. Я вся покрылась потом. От страха, от стыда и от вожделения.

Внезапно я почувствовала, как цепкие пальцы схватились за трусики и потянули их вниз. Это было очень неудобно, и тогда мужчина рукой своей дал мне понять, чтобы я немного раздвинула ноги. Я действовала, как автомат, не думая и не рассуждая. Если бы я в ту минуту начала думать, меня охватил бы такой ужас от происходящего со мной, что просто закричала бы и выскочила из автобуса. Но я покорно раздвинула ножки, и рука беспрепятственно стянула мои трусики немного вниз. Таким образом, путь был открыт.

Теперь рука шарила во мне. Пальцы забирались в самую глубину моей мокрой изнывающей плоти. Они действовали грубо, это были пальцы хулигана, который глумился над женщиной. Но невольно я стала подаваться задом навстречу этой руке. Теперь я приседала чуть-чуть в такт движениям руки мужчины. Я как будто налезала на эту руку.

Стиснув зубы, чтобы не стонать и не всполошить стоящих вокруг людей, я топталась на месте, перебирая ногами, как ретивая кобылка. Да я и была именно кобылкой для того мужчины, владевшего мною…

Кончилось все самым позорным образом. Я кончила под этой рукой. И он, несомненно, понял это. И по тому, что я вся завибрировала и напряглась, и по тому, что тут уж я ничего с собой поделать не могла, и из меня брызнуло. Вот тут уж я совершенно отчетливо услышала изумленный смешок позади себя. Рука мужчины дернулась, и мужчина вытер ее о мои ляжки. По ляжкам тоже потекло.

Это было ужасно. Автобус продолжал ехать, он раскачивался на поворотах, его трясло, а я все продолжала стоять, широко расставив ноги, не в силах преодолеть охватившую меня сладостную истому. В конце концов, я открыла зажмуренные глаза и посмотрела в окно. Мы уже подъезжали к моей остановке. Я спохватилась и стала пробираться к выходу. Никто, конечно, не обратил внимания на то, что произошло. Все были так тесно прижаты друг к другу и беспокоились только о том, чтобы не повалиться.

Уже на выходе я все же, несмотря на все свои старания не оборачиваться, оглянулась. И тогда я увидела его. Это был самый обыкновенный молодой мужчина. Думаю даже, что он младше меня на несколько лет. Он смотрел на меня и презрительно усмехался. В тот момент, когда наши глаза встретились, он чуть заметно поднял руку и пошевелил пальцами, как он делал это несколько минут назад во мне. И еще его рука была мокрой. Это было совершенно отчетливо видно. Я сразу отвернулась и выскочила на своей остановке. Мне еще пришлось невероятным усилием и ловкостью ухитриться подтянуть свои трусики с бедер повыше, чтобы было незаметно.

Автобус тронулся, а я, ошарашенная, осталась стоять на остановке. И в окне я опять увидела ухмыляющуюся физиономию того мужчины. Он стоял и сквозь стекло смотрел, как я пытаюсь незаметно, с видимым спокойствием поправить трусы под юбкой.

Домой я бежала почти бегом. Трусы на мне были влажные, липкая субстанция была и на внутренней стороне моих ляжек. Какое счастье, что я в тот период жила одна, и никто не видел меня в тот момент, когда я влетела в квартиру. На мне буквально не было лица. Я задыхалась, хватая ртом воздух, не только от быстрой ходьбы, но и от охвативших чувств. Долго я не могла после этого прийти в себя. Я принимала душ долго-долго, но все никак не могла отмыться от стыда. В тот момент я окончательно поняла, что сломлена морально и мое падение неизбежно. Я не смогла пройти испытания одиночеством. Все мои одинокие ночные терзания сказались сегодня, когда я была не в силах противостоять хулиганскому вторжению. А тут сыграло роль и еще одно обстоятельство...

Продолжать? Ты еще не устал от моих откровений? – Мура посмотрела на меня. – Понимаешь, мне ведь надо выговориться, а не с кем…

– Рассказывай, – ответил я.

– Тогда плесни мне еще, – Мура протянула бокал и выпила. – Сейчас… Отдышусь только…