Дневник Гражданина Н (Дневник проститутки) Часть 2. Листы 11-20

Лист 11

Четырнадцатый день. Ночь, около 3 часов

Проворочавшись с полуночи, решил глотнуть воздуха, вышел на крыльцо, сел в любимое кресло под навесом. Комары вроде не докучают. Огоньки майских жуков и звезды приветливо светят мне. Взглянул на соседскую дачу. Там тоже все тихо. Деревья стоят неподвижно, штиль, то-то жара в доме. Луна за тучами. Смотрю на темный дом, в котором сейчас спит моя нижняя. Какой-то вспыхивающий оранжевый огонек в районе двери. И дверь, кажется, приоткрыта! Сон сняло рукой. Пригибаюсь, вглядываюсь во тьму. Бинокль бы, но нельзя уходить, да и в темноте поможет вряд ли. Огонек между тем переместился туда-сюда, несколько раз вспыхнул особенно ярко, и приземлился в пепельнице. Сигарета?! Так вот что это был за запах, который я временами чувствовал от Маши! А я и не знал, что засранка курит, думал, что это муж. Сам я никогда не курю, и с раздражением отношусь к сигаретному дыму, чую его за версту. Спрятался в укромном уголке, надеясь, что меня не будет заметно, и решил продолжить наблюдение, что задумала эта полуночница. Тоже не спится? Может быть да, а может быть, и нет. Между тем, ее силуэт осторожно двинулся в направлении моей избы...

Аккуратно пройдя на мой участок, она идет к дому. В момент, когда облака немного рассеялись, я увидел кухонный нож в ее руке. Видимо, наши игры не пришлись ей по вкусу, и она решила избавиться и от компрометирующего пакета, не позволяющего дать официальный ход делу, и этого источника ее бед, то есть меня. Подымается. Осторожно открывает дверь... Вошла, бросив дверь полуоткрытой. Тем лучше. Благодаря счастливому случаю внезапность будет на моей стороне. Подождав несколько мгновений, вхожу, вижу открытую дверь, ранее закрытую мной, усмехнувшись, направляюсь за глупой девчонкой.

Скрежет половицы сзади ударил обухом. Отпрыгивая вперед и вбок, ощущаю жалящий укол в руку и разливающееся тепло одновременно с немотой. Рука повисает бессильной плетью. С грохотом падаю на землю, перекатываясь. Нож воткнулся в то место, где была моя грудь, но дьяволице потребовались доли секунды, чтобы его выдернуть – от души била. Хватаю неповрежденной рукой ее руку с ножом. Искры из глаз от безумной боли. Удар по яйцам отнимает столько моих сил, что она, налегая на нож обоими руками, упирает его в мою шею. Лицо искривлено от ярости:

– Сдохни, сука, подохни, гребаная мразь!!!

Какое же острое острие. Наверное, уже прокололо мне кожу. Лезвие в моей крови. Неужели конец? Но я так хочу жить, особенно сейчас... Осознав, что она сдвинулась назад, со всех сил дал ей коленом между ног. Она подпрыгнула от удара, заскулив, ее руки ослабили давление на нож, я смог оттолкнуть их так, что Машка потеряла нож, отлетевший на несколько метров. Заваливаю ее на бок, и тыльной стороной свободной руки бью по лицу наотмашь. В ярости вскакиваю, отвешиваю пару пинков в живот, не заботясь более о ее здоровье. С моей руки струйкой течет кровь, видимо, мерзавка порезала артерию. У меня есть несколько минут, прежде чем я свалюсь от кровопотери, потеряю сознание, и сучка победит. Ее нельзя бросать так, надо обезопасить. На все – три минуты, еще три на руку, потом будет поздно. Сучка поднялась на четвереньки, и тут же получила под дых. Хватает воздух ртом, как рыба. Хватаю за волосы, под истошный визг волоку в тихую комнату.

– Проклятая тварь, я тебя на куски разрежу!!! – это если не умру от кровопотери.

Веревок тут достаточно. Грубо затягиваю руки и ноги в один узел, бросив ее на полу. Притягиваю ее к скобе, отодвигаю все, что может помочь ей освободиться. Чуть не забыл заткнуть рот! Какая-то грязная тряпка, втыкаю ее в рот, обвязываю прочной веревкой, и туго затягиваю на затылке. Мне даже некогда смотреть на нее, в глазах темнеет, реальность колышется, все кругом в пятнах моей крови. Закрываю дверь, навешиваю замок, туго затягиваю ремнем руку, иду за аптечкой...

Чуть не подох от боли, пока сам себе заштопывал порванную рану. Крупные сосуды не были повреждены, но очень уж длинная получилась рана. Нож предназначался в спину, в область сердца. Рука сильно болит, но чувствительность вернулась, и, похоже, легкие движения я могу совершать.

Надо отдохнуть, голова кружится, прихватывает сердце, рука ноет... Выпил пригоршню таблеток и лег поспать.

Лист 12

--- продолжение дня, полдень ---

Проснулся. Все в кровище, рука кровит и болит. Надо обработать и посмотреть на пленницу. Больше ее отпускать нельзя. Надо держать здесь, продумав, как это сделать без привлечения подозрений ее знакомых и родни. Обработал руку, сходил к ней в дом, прихватил понравившиеся мне шмотки, ее телефон, ноутбук, сумочку, закрыл дом так, чтобы выглядело, будто хозяева уехали обратно в город, вернулся. Пора идти к этой непокорной девке. А вообще ее ярость и непримиримая ненависть восхитили меня. Хитрая, все моментально взвесила еще тогда, когда я провел вводную беседу, и решила выждать момент для удара, кобра. Ни о какой покорности и речи не может идти. А как искусно она обвела меня вокруг пальца тогда, в бане! Пробовала на зуб, куплюсь или нет, поняла, что можно обмануть, дать чувство ложной уверенности. На мое счастье половица скрипнула, а то сейчас грелся бы на углях в компании чертей.

Так, руку в порядок привел, на ноутбуке пароль, на телефоне – пара пропущенных звонков. "Муж", "Мама". Надо идти к ней, или она дает отбой тревоге, или придет...

.............

..............

На листе пятно темно-бурого цвета, вероятно, кровь автора.

..............

..............

............. дружка, Ленка, зашла, показывала свои клумбы в дальнем конце участка, поэтому телефон не слышала. Ага, заболтались. Целую тебя, мам. Да, позвонила я ему уже, тоже объяснила. Денег много, звонить оттуда, видимо. Ладно, не бубню. Пока, завтра созвонимся.

– Доволен, урод? – буравит меня ненавидящим взглядом.

Убираю телефон.

– Молодец, сучка, – треплю по щеке, отдергиваю руку от укуса, затыкаю кляпом рот под негодующее мычание...

Лист 13

--- продолжение дня ---

– Ужин, дамы и господа!

Несмотря на больную руку, настроение отличное. Первый раз за день предстоит поесть. Решил сделать это в тихой комнате, вместе с пленницей. Сдвоенная миска для собак куплена в зоомагазине, в большой деревне. Каша с мясом разогрета. Доверять ей готовить опасно – или ножик припрячет, или чего подсыпет. Да и ложка в ее руках, как показала ночь, послужит оружием.

Себе поставил приборы на столе, рюмку, нож-вилку, тарелку покрасивей выбрал. Положил порцию, выпил рюмочку водки за здоровье присутствующих, с наслаждение покушал. Поскольку намеренно наложил себе в миску каши с избытком, взял кусочек хлеба, и покрошив в остаток каши, сгреб своей вилкой ей в миску. Во вторую налил воды. Ненависть в ее взгляде, притупившаяся было раньше, вновь запылала как прежде.

– Ну что, неблагодарная, жрать хочешь? Ааа, ты же не можешь говорить. Мотни головой.

Немного подумав, утвердительно мотнула, не хочет от истощения подохнуть. Снимаю путы, цепляю ошейник, поводок, и осторожно развязываю кляп. Веду ее на поводке, она следует за мной на четвереньках к миске. Пытается взять кусочек каши рукой.

– Без рук!!!

На ее счастье, девайсы под руками отсутствовали, да и рабочая рука занята поводком. Но окрика было достаточно. Начинает есть из миски. Пьет, не по-собачьи, правда, но все равно забавно.

– Так, поели, теперь оправка.

Веду ее за сарай, заставляю снять с себя одежду (джинсы и топ, оставшиеся от провалившейся спецоперации, трусики и лифчик спортивного покроя), оставив ее обнаженной.

– Повернись задом, я вытащу пробку.

Разумеется, пробку она вытащила сама, дома, не собираясь мне подчиняться. Негодная девка.

– За отсутствие пробки ты будешь наказана. Куда ты ее дела?

Маша молчит.

– Отвечай!

Накинув поводок поверх ошейника, чтобы он держал построже, силком ставлю негодницу на колени, срываю пару крапивин, начинаю хлестать ее по спинке и заднице.. Пытается уворачиваться, но толку – крапива обжигает ее тело.

– Пробка в туалетном ведре, я ее выбросила...

Ладно, вечерком проверю.

– Хорошо, справляй нужду. Да, за то, что ты опять не выполняешь установленные мной правила хорошего тона при общении, малую нужду ты будешь справлять тоже по моему разрешению, только три раза в день.

Ее реакции на это я не увидел.

– Поскольку тебя опасно оставлять одну на свободе, я буду наблюдать за тобой во время процесса.

А вот от этой новости лицо паршивки пыхнуло краской.

– Повернись лицом ко мне. Расставь ноги. Руки подыми так, чтобы я видел твое лицо и все между ног. И подними голову, я хочу видеть твое бесстыжее лицо!

Покраснела... Несколько минут, в течение которых я бесстыдно рассматриваю ее в столь деликатный момент, и вот она готова идти. Но нет, как же гигиена? Загодя поставленная бочка полна воды. Цепляю карабин поводка на скобу, беру ведро...

– А сейчас – вечерняя помывка!

Поливаю ее из ведра, кидаю кусок мыла, приказываю помыть себя перед сном. Выполняет. Отцепляю карабин, привожу ее в тихую комнату, обездвиживаю, пулей за пробкой, подготавливаю ее, ввожу, и оставляю ее спать голой в тихой комнате на полу. Чтобы не простыла, бросаю циновку и старый плед, после чего, все проверив как следует, валюсь спать сам.

Лист 14

Пятнадцатый день

Сегодня надо сидеть тихо, и так в выходные бедокурил из-за этой девки, просто чудо, что никто не полюбопытствовал, что происходит, откуда крики, вопли и шумы борьбы. Злые люди стали, отстраненные, каждый только о себе думает. Никакого сопереживания. Завтра разъедутся все. А я пойду, наломаю, якобы для бани, новых розог. Посылочку с почты получу, звонили уже. Вечером у меня кормление моей домашней животинки. Тем более что ко мне здоровый кабысдох прибился, кобеляра такая, двоих надо кормить. С овчарку размером, волосатый такой, глаза умные, язык здоровенный... Ласковый. Купил вторую миску, такую же, как у Машки. С утра на оправку сводил, предупредил, что до вечера теперь ни-ни. Как и вчера, сопровождал. Полегче у нее прошло, хотя долго не могла заставить себя справить нужду под моим взглядом. У самого в общественных сортирах такое бывает, мОчи терпеть нет, а не выходит ни капли. Но ей теперь придется привыкнуть. Эта мысль вызвала у меня широкую улыбку.

Ужинаем. Я за столом, рядом со столом, на полу Машка, чуть в отдалении – кобель. Робкий он, боится. Я ему миску поставил рядом с паршивкиной, чтобы веселей было вдвоем им лопать. Но пока сам не поем, ничего не дам. Перекусил. Еда была горячевата, собакам вредно горячее – решил сводить Машку на оправку. Сводил, окатив из ведра. Чтобы не простывала, подобрал ей типа длинного топа из ее шмотья – здорово, сиськи выпирают, животик подтянут, а задница на свободе, дразнит. Пришел, положил им в миски пожрать. Вспомнил про розги. Кинув сучку на скамью, привязал покрепче, кляп в рот, начал рукой по заднице охаживать. Пробка мешала, вынул. Не удержался, попробовал, помогает ли, пальцами. Заметно лучше, два пальца вообще без проблем, третий туговато. Роскошная жопа словно просила, чтобы ее оттрахали. А девка уже связана, так что не пикнет. Немного масла между половинок, дырочка еще не закрылась до конца, капельки масла текут внутрь. Масла себе на член, привставший от возбуждения. Не спеша глажу им между булочек, которые начали сокращаться, сжимая колечко. А я пока и не проникаю туда. Членом между полушарий, потом вниз, по сладким губкам, а они сухие, как пустыня. Хорошо, что хрен в масле. Не интересует девку секс со мной, значит. Подлил еще немного масла, и без всяких проблем воткнул в зад свой перец. Только выдох, приглушенный кляпом, давление ее колечка оптимально, пара минут – и я закончил. В рот давать ей пока не рискну, умрет, но мою гордость зубами отхватит. Привел себя в порядок. Взял розги, благо шлепал ее во время анала... Я не сильно бил, я же не люблю кровь. Однако как она мычала и извивалась! И плакала... Старался не посечь кожу. Красная, в лиловых полосах от розог, а в паре мест все-таки посеклась. Взял водку, протер, чтобы не заразить, развязал, снял кляп.

– Прошу к столу!

Тяну ее за поводок, а добрый кобель и из ее миски часть успел сожрать.

– Видишь, Маш, если бы ты не сопротивлялась, тебе и досталось бы побольше...

Будет есть после собаки или нет? Стоит молча.

– Я не сменю тебе ни еду, ни воду.

По воде не видно, пил он или нет. Попила воды, есть не стала. Пока она стояла в раздумьях, кобель подошел к ней сзади...

Лист 15

--- продолжение дня ---

– Убери эту тварь от меня! – с тихой угрозой сказала Маша, бешено глядя на меня снизу вверх.

– А я его к тебе и не приводил. Ты его лягни, как со мной поступала, посмотрим, что получится. Но не советую, зверь пугливый, может полноги оттяпать. Ему же непонятно, что ты жертва загородного насилия. И потом, может, он ничего плохого и не хочет, не все же такие, как я. Стой неподвижно, шлюшка, не вздумай ему мешать. Я сам его остановлю, когда посчитаю нужным.

Я был спокоен. Только в фильмах для зооизвращенцев кобели впрыгивают на женщин, на деле этих собак тренируют черт знает сколько, и из пары случайных кадров монтируют кино в редакторе. Но сама ситуация меня взбудоражила до чрезвычайности, хотя и секса, и порки, и унижений сегодня было в достатке. Что же действительно задумала псина? Пес оказался совершенно милым созданием, который, обнюхав ее ножки и попку, начал усердно лизать их своим длиннющим, шершавым на вид языком.

– Тебе нравится, а, Мань? – я рассмеялся.

– Чтоб ты сдох, гнида! Чтобы тебя твой проклятый пес до смерти затрахал!!!

– Не хами, дорогуша.

Кляп был в кармане брюк, легким движением я быстро набросил его. Несмотря на попытки увернуться, завязал. Можно было продолжить наслаждаться ситуацией. Пес не пропускал ни миллиметра. Правда, будучи не осведомлен о наиболее чувствительных точках женского тела, больше внимания уделял ногам и ступням. Посмотрев на Машу, я отметил ее неожиданное непротивление этому. Пес переступил с лапы на лапу, продолжая лизать ступни. Я решил немного вмешаться, и подтолкнул его, чтобы он подошел поближе. Морда пса почти утыкалась в ее зад. Он начал лизать ее бедра, иногда забираясь своим мокрым носом выше, к промежности, его язык так и шнырял между ног.

– Не мешай песику, развинь ноги!

Ноль реакции.

– Раздвинь ноги, шлюшка! – удар поводком подкрепил команду.

Красная полоса запылала поперек ее спинки, и Машка нехотя расставила ноги, совсем чуть-чуть. Но пес учуял источник манящего запаха, и воткнулся носом прямо в киску. Может, он все-таки тренированный?

– Маш, сегодня хороший день, поэтому в качестве поощрения я разрешаю дать тебе имя этой собаке. Подумай, как ты его назовешь.

Однако я не услышал гневного мычания в ответ, и перевел взгляд на лицо девчонки. Похоже, пес был гораздо лучшим партнером, чем я, по крайней мере, полуприкрытые глаза и легкий румянец подсказывали, что происходящее было приятным для Машки.

– Подмахивай ему, чего уж, тебе же нравится, – движения бедер навстречу носу пса чуть не спугнули бедолагу, но он сориентировался, и продолжил работать языком.

Минут через пять движения бедер ускорились, спинка моей сучки прогнулась, легкий стон долетел до моих ушей сквозь кляп. Шлюшка замерла, бесстыдно расставив ноги, позволяя псу вылизывать самое сокровенное местечко. Несколько ошарашенный таким поворотом, я прогнал пса, запер девчонку, и ушел спать.

Лист 16

Шестнадцатый день

– Еще раз пустишь ко мне эту проклятую тварь, и я наложу на себя руки, – во время утренней оправки я зачем-то снял и кляп, тут же получив гневную тираду от своей пленницы.

– Кто ж тебе даст руки на себя накладывать? Они почти все время связаны...

Упрямый взгляд в ответ. Она найдет способ, уж точно. Решаю зайти с другой стороны.

– Если тебе он так не нравится, зачем подмахивала? И кончала, видимо, не симулируя? Отвечай, черт тебя дери, если не хочешь получить розгами между ног!

Изменившимся тоном, чуть потупив взор:

– Мне нравится, когда со мной играют... то есть играет языком... мой любимый, – на этих словах она всхлипнула.

Но ее слезам нельзя верить. Судя по репликам ее разговора с мужем и матерью, эгоистка выстраивает вокруг себя всех так, как удобно именно ей. Выстраивала. Теперь пришел черед самой выполнять команды. Кстати, не пропустить бы ежедневный созвон...

– Так, пойдем звонить благоверному. Расскажешь, как тебе тут хорошо.

Позвонили. Я внимательно прислушивался к разговору, вылавливая крохи информации, чтобы найти чувствительные места ее души, не робот же она, чтобы все измерять целесообразностью и полезностью. Бесполезно. Нарочно официальный разговор, короткий, только чтобы он от нее отвязался.

– Ты всегда так с ним говоришь? Есть хорошая поговорка: незаменимые женщины заменяются девками. Он у тебя завидный жених, а сейчас, в командировке, свободен как птица, смотри, глотнет свободы, обратно не захочет...

Фыркнула в ответ, но, осознав ошибку, тут же попросила прощения. Прощение принял, но достал малый средний флоггер. Сегодня буду пороть ее грудь и промежность.

– Разве у меня есть шанс все вернуть назад? – неожиданно спокойный вопрос. Я так и не поставил кляп, позабыв о нем.

– Мы уже обсуждали это. Шанс есть всегда. Ты выполняешь все мои условия, не обращаешься в полицию, ведешь себя примерно, и к концу командировки твоего супруга я исчезаю, оставив тебя здесь. Я вдоволь наиграюсь с тобой, закрыв свой летний сезон двенадцатого года. А потом исчезну, чтобы появиться в другом месте, но тебя больше не беспокоить. Знаешь, я честолюбивый человек. Твой парень заслуживает девчонку, которая будет ценить его, а не только себя. Я воспитаю ему покорную спутницу, которая будет удовлетворять его, а не презрительно хмыкать, получая очередной подарок. Надо было бы тебя прибить за то, что ты хотела меня порешить, но живая ты мне нравишься больше. Даю тебе последний шанс. И обдумай его как следует. Чтобы больше не было притворных игр, иначе придется твоему Андрею искать себе новую жену, хоть и не хочется брать грех на душу. Завтра, во время утренней оправки, скажешь мне ответ. Флагелляционные практики проведем после обеда. Точнее, когда я перекушу, поскольку твоя кормежка по расписанию так и остается вечерней.

Лист 17

--- 16 часов того же дня ---

Рабыня обнажена, связана, и ожидает начала сессии порки. Сейчас она сидит, руки за спиной, зафиксированы кисти и локти, плотно притянутые друг к другу. Кляп во рту. Поводок пристегнут к кольцу на потолке, длина отрегулирована, чтобы дальше, чем на полметра Машка вскочить не смогла. Ноги, каждая по отдельности, привязаны к разным ножкам скамьи. Однако метровые концы позволяют сейчас их держать плотно сомкнутыми. Завязываю девчонке глаза, дотрагиваюсь до груди. Мягкая кожа, чуть теплая. Сосочки твердые, как маленькие ягодки... Интересно, вкусные? Боль в заштопанной руке отвлекает от нежных мыслей. Старые, советские бельевые прищепки, пожалуй, отщипнут ей соски. Современные польские, помягче, как раз для разогрева. Цепляю прищепку на первый сосок, под мычание и судорожные рывки. Приходится здоровой рукой схватить ее за шею, чтобы прицепить второй, сучка чуть не валится со скамьи, только бы оттянуть экзекуцию. Нужно делать более подходящий станок для развлечений... Еще по три прищепки на каждую грудь. Пусть посидит пару минуток. Грудки краснеют под прищепками, лицо пунцовеет, дыхание сбивается. И это отнюдь не от удовольствие, реального или притворного. Боль, ее боль – для меня удовольствие куда большее, чем секс...

Ладно, хватит. Малый флоггер в руке, глажу его концами плечи и грудную клетку... Кегельбан... Резким движением флоггер сбивает с правой сиськи все прищепки! Стон-вскрик подтверждает, что это больно. Следы от прищепок впечатались в кожу. А если советские? Или металлические "крокодильчики"? Крокодильчик точно вырвет кусочки мяса... Но я жду завтрашний ответ, напоминаю себе. Никаких крокодильчиков до завтра. Со второй груди я сбиваю по одной прищепке, растягивая удовольствие. Флоггер начинает гулять по груди. Она краснеет, соски наливаются кровью. Беру самый легкий прутик из ведра с розгами, подтягиваю ее за поводок вверх, чтобы выровнять спину... И как шашкой сверху, прутком по сосочку! Протяжное мычание, и бессильно повисшая на ошейнике девчонка обмякает. Что же ты так плохо боль переносишь, а? Для несостоявшейся убийцы слабо, слабо... Отстегиваю ошейник, чтобы она пришла в себя. Пожалуй, хочу видеть ее взгляд снова. Ну, вот и открылись глазки, отлично. Из раненого сосочка течет кровь, капли дорожкой сбегают вниз, в ложбинку меж грудей, и катятся по животику. Пора и мне продолжить свои развлечения уже с этим местечком.

Регулируя длину веревок, раздвигаю Маше ноги. Ее промежность ждет. Раздумываю, что делать с пробкой, решаю пока оставить в попе. Снова беру прищепки... Смотрю ей в глаза, плотоядно улыбаюсь, бесстыдно лапаю ее киску, всю сухую. Лучше бы она была мокрой, прищепки легче соскакивают... Но я только рад сейчас, что она сухая. На ее пухленькие малые губы влезло по четыре прищепки. Думал прицепить к большим, раскрыть розочку, но у нее они небольшие, не получится. Флоггером сбил, пыталась сдвинуть ноги, с удовольствием лупил по промежности, не жалея сил. Мычание срывалось на фальцет, а ее глаза готовы были вылезти из орбит. Из носа сопли, из глаз слезы... Где же гордость? Думал продолжить, но решил все-таки подождать завтра. Пусть сделает свой выбор. Вывел ее оправиться, дал доесть вчерашние остатки из ее миски, протер раны салфетками, снова связал, и пошел в мастерскую, трудиться. Мне нужна дыба или колодки для ее фиксации. Ведь выбор могу сделать сейчас только я.

Лист 18

Семнадцатый день

С волнением иду в тихую комнату. Десятый час, а как-то все сам топчусь, в нерешительности – мне не хочется убивать девчонку, вот же парадокс! Она мне нравится всерьез, своенравная засранка, с ее умным, оценивающим взглядом, морщинками, когда резко высказывает свою точку зрения, невзирая на то, что делает это голая и связанная... Если скажет «Нет», она отнимет у меня выбор. И мне придется наблюдать за каждым ее движением, чтобы она не вышла из игры тогда, когда решит сама, а в наших играх это можно устроить...

В любом случае, сейчас тот редкий момент, когда остается надеяться на удачу. Открываю дверь, вхожу. Она уже не спит, сидит на циновке, пытаясь спутанными руками привести себя в порядок, я же не помыл ее вчера... Снимаю кляп.

– Доброе утро, Маша, – подчеркиваю необычность момента, – пойдем в будуар... Но перед этим... Каков твой окончательный и искренний ответ? Через две недели я исчезну, а у тебя останется пакет и твоя прекрасная счастливая жизнь. Если ты отвечаешь отказом, у меня не остается выбора.

Молчит, не скажет ни слова... Медленно подымает взгляд.

– Я могу просить об исключениях?

– Мы не на рынке, Маша. Никаких исключений. Полноценная, счастливая жизнь всего через две недели, а также бесценный полученный опыт исключают какой-либо торг. И я не дам тебе больше ни часа отсрочки. Молчание будет расценено как отказ. Твой ответ!

– Пожалуйста...

– Твой ответ, Маша!!!

Всхлипывания вперемешку с поскуливанием, закрывает руками рот, плачет, прячет глаза за руками, сползая на пол. Кажется, теперь она действительно может сломаться.

– Сейчас я тебе помогу!

Я вчера смастерил колодки под порку в позе "раком": высокие, метр с небольшим, с кожаными фиксаторами для головы и рук. Деревянные измерять надо, чтобы подошли. Волоку ее в коридор, не заботясь о том, что там нас услышат. Рывком заставляю принять ее нужную позу, притягиваю сначала шею, развязываю руки, фиксирую их, отодвигаю так, чтобы задница была под удар... Черт, все девайсы в комнатах, хорошо, кожаный ремень с собой. Вырываю его из брюк, которые держатся на честном слове и моей эрекции, подкатываю ее растянутый топ, бью, оставляя красную полосу, набухающую от удара:

– Твой ответ!

– Ыыыыыы!!!

Удар. Еще. Снова, сильнее, задница вертелась, и попал по ногам, завизжала фальцетом.

– Твой ответ, чертова сука!

Только рыдания.

Не сдерживаюсь, бью от плеча, понимая, что пару дней о порке и речи не может быть после этого. Коллоидные рубцы, возможно, навсегда будут на ее заднице. «А сколько ей еще быть на этом свете, такой упрямой? » – промелькнула мысль... Возвращаюсь в реальность, и вижу, что вся попочка, низ спины и бедра в крови, ее капельки катятся по ногам несколькими струйками... От бессилия Машка опустилась, а я в ярости бил по чему попало. Так я ее прикончу раньше времени. Словно укол совести внезапно сделали. Остановился.

– Твой ответ?

Неразборчивый шепот сквозь всхлипы и подвывания.

-Я не слышу, скажи громче.

– Да...

Лист 19

Восемнадцатый день

Весь вчерашний день потратил на приведение в порядок Машки, своей руки, и подготовку девайсов. Раз уж я выбил из нее согласие, я оторвусь как следует. Доделал колодки, приделав нечто вроде скамьи с фиксаторами, чтобы ей было некуда деться. Разобрал, наконец, посылки с почты. Несколько раз обрабатывал ее задницу, по счастью, я не нанес травм, которые бы потребовали более двух-трех дней на восстановление.

Все-таки я дал ей послабление. Поскольку искреннего "Господин" от нее не получить, и мы это понимаем, разрешил обращаться и благодарить просто. Однако отмена словесных знаков моего превосходства не отменяет фактических. Вечером, за час до оправки, я пришел к ней.

– Я что-то давно не мылся. Из-за травмированной руки, боюсь, до нижней части тела сам не дотянусь. Будешь меня мыть, и ублажать.

Девчонка согласилась, разумеется, без всякого энтузиазма. Наносил воды, взял мыло. Убрал все опасные предметы, перецепил ее на цепь, чтобы не вытворила чего, разделся...

– Начинай.

Трет меня мочалкой. Намыливает, но из-под палки. В самом паршивом массажном салоне моют лучше.

– Детка, тебе не хватает задора, от такой нудной помывки я впадаю в тоску.

Парочку прищепок я захватил:

– Подымись! – прищепки под тихие охи занимают место на сосках. А получше перенесла, втягивается. – Сейчас я хочу кончить. Начинай работать своим ртом. Если у тебя появится мысль меня укусить или откусить кусочек... посчитай, сколько осталось до конца этих двух недель и соизмерь с возможной длиной своей жизни. Если после этой мысли все-таки ты откроешь пир каннибалов, я его продолжу.

Взяв мой член рукой, она направила его в свой рот, механическими движениями стараясь ускорить конец процедуры.

– Я хочу, чтобы и твое тело участвовало в получении удовольствия... Второй рукой тереби пробку, – вторая рука скользнула вниз, в промежность. – Продолжай...

Член стоит, но от этой бесчувственной, безучастной дрочки удовольствия никакого.

– Ладно, довольно. Просто открой рот и держи глаза открытыми. Руки на грудь, играй с ней!

Дрочу себя сам, в преддверии оргазма прицеливаясь ей в рот. Я хочу, чтобы она испытала как можно большее отвращение. Не звать же опять пса. Кончаю, почти все попадает в область рта и на щеки, капелька повисла в волосах.

– Глотай, не вздумай выплюнуть!!! – почти успела. – Твое счастье, что не успела, а то бы слизывала с пола.

Черт, зачем я ее останавливал?

Домывает меня, сушит. Потом ее оправка, сегодня я оставляю ее без пут, даю возможность помыться нормально. Ну, с ошейником, разумеется, а то сбежит, а я старый больной человек.

Поужинал, покормил девочку.

– Кстати, ты придумала имя для пса?

Отвечает, что да, придумала. Но какая-то едкость промелькнула. С чего бы это?

– Ну и как ты назовешь песика?

– Дружок.

Я рассмеялся так, что долго не мог успокоиться.

– Не фига ж... себе... ха-ха... Дружок! "Маша и Дружок". Развлекательный комикс для учеников старших курсов ПТУ и младших курсов университетов! Рад за тебя, что Дружок тебе понравился. Кстати, где он, не видала?

Радостно-мстительный взгляд.

– К сожалению, пока ты спал, Дружок подох. Я слышала скулеж рано с утра. Во время оправки я увидела его за домом, на границе с другим участком. Сожрал что-нибудь, наверное...

Вот это номер. Чем же эта девка накормила невинную псину?

– Ну, ты и гадюка... Пес тебе ничего плохого не сделал!

Пожимает плечами, мол, я не при делах. Хотя черт его знает, может пес действительно чего сам сожрал. Стоп! Я уже повелся на то, что часы сами встали... Рука болит, сердце подпрыгивает от скрипа половиц.

– Послушай меня, чертовка. Если мне захочется, чтобы тебя оттрахал пес, я найду другого. Прекращай играть со мной, иначе не протянешь две недели. Я не верю тебе, ты уже провела меня с часами и чуть не прибила потом. Завтра будем развлекаться с содержимым моих посылок, и не вздумай что-нибудь вытворить!

Связываю покрепче, перепроверяю сам себя, все ли сделал как надо, и проваливаюсь в тревожный сон.

Лист 20

Девятнадцатый день

После утренне-дневных процедур посадил Машку больной задницей на колодки-скамью, спиной к колодкам. Спустил топ, обнажив грудь, и привязал ее руки веревками, распяв. Поводок ошейника протянул через фиксатор для головы. Грудь прекрасно доступна, подвержена всем влияниям. А влиять я буду на нее мааааленькими иголочками. Достаю мешок, у нее глаза опять как тарелки от ужаса. Еще бы, тысяча игл в одном пластиковом прозрачном мешке внушает уважение. Мешок-мешок. О, мешок! Пригодится.

– Раз песик больше не может играть с нами, поиграем в доктора. Как насчет пары иголочек в сосочки? – ухмыляюсь. Вижу, что ей очень страшно, но цифра обратного отсчета горит перед ней. Она пережила один день! Еще тринадцать....

– Ладно, это скорее фетиш, чего боишься... Что, уколов никогда не делала? Или это твой персональный большой страх? Я же не в глаза собираюсь их тебе воткнуть...

Беру одну иголочку, сбрасываю колпачок в коробку, чтобы не навернуться когда их будет много, в поврежденную руку. Второй аккуратно глажу, оттягиваю правую сисечку. Тру сосочек, чтобы встал. Она может как угодно не хотеть, все равно тело среагирует на растирание. Во-от, чуть-чуть затвердел. Игла касается нежной кожи, проникает... аккуратно, снизу вверх... чуть туже... идет... вышла, с капелькой темной крови. Смотрю на нее. Она отвернулась, но не плачет. Держится.

– Все? – решает, значит, наконец, включиться.

– Одна игла – да.

– А сколько еще будет?

– В этот сосок – одна, и в другой – две.

Сглатывает. Готовится. Умница. Вторая игла чуть глубже, чтобы не пересеклась с первой. На втором соске дело пошло еще лучше. Правда, один раз какое-то небольшое уплотнение проткнул, так что бедняжка вскрикнула, и вместо одной капельки с двух сторон иглы закапала кровь... Ничего, чуток покровит – пройдет. Наверное, надо будет смотреть. Теперь беру медицинские нитки. Подвязываю ими иголки. Она смотрит на это с непониманием. Хе-хе. Достаю из другого мешка коробочки, сантиметров десять в длину. В них лежат длинные пружины пирамидальной формы, достаточно сильно противостоящие собственному сжатию.

– Мы будем делать омлет, папочка?

Я улыбаюсь.

– А у тебя проснулось чувство юмора, дрянная ты девчонка. У нас нет молочка для омлета, да и яйца только мои. Вот и будем добывать молочко... Приставляю спираль к груди, сжимаю так, чтобы она дотянулась до сделанных мной петель из хирургических ниток, цепляю, и – вуаля – плавно отпускаю... Конструкция начинает тянуть сиську за сосок, вытягивая вслед за собой за иглы. Дааа, прекрасное зрелище. Но, наверное, не очень болезненное, раз Машка терпит, закусив губы.

– Сейчас второй закреплю.

Закрепляю – отпускаю. Снова терпит. Молодец.

– А теперь представь себе, что ты подводный ныряльщик. Почти как водолаз, только воздух тот, который успела схватить ртом.

Не понимает, смотря на меня с закусанной губой.

– На сколько можешь задержать дыхание? На минуту – сможешь? Я буду считать!

Высыпаю иглы из пластикового мешка в коробку. Вертеть головой она почти не может. Нахлобучиваю его на голову, зажимаю шею, несильно, только чтобы воздух не поступал внутрь.

– Шестьдесят... пятьдесят девять... – терпит. – Тридцать два... тридцать один, – судорожно задышала, пакет сжимается-разжимается, – четырнадцать... тринадцать... – отчаянье, пакет покрыт капельками влаги, попадает ей в рот при вдохе. Пунцовая вся:

– Два... один.... ноль.

Отпускаю руки, воздух врывается внутрь мешка. Снимаю его с головы Машки. Жадно, хрипя, хватает живительный кислород.

– За... за что?

– Что значит "за что"? Просто так! Ладно, сейчас перекусим – помоемся и спать. Ты на бигудях спала, как думаешь, с этим пружинным растяжителем поспишь?

Умоляюще смотрит:

– Пожалуйста, прошу, сними...

– Плохо просишь. Попроси получше, сниму.

– Прошу Вас, пожалуйста, снимите с меня эти... штуки.

Ладно. Связываю руки за спиной, ножницами разрезаю нитки, пару раз щелкнув у сосков для острастки, убираю пружины и вытаскиваю иглы, дезинфицирую ее грудь. В остальном вечер был обычным.