Дневник Гражданина Н. Из книги Секс дневник Часть 3. Листы 21-30

Лист 21

Двадцатый день

Захотелось сегодня мне на лошадке покататься. Это потому что Машкины ноги были так соблазнительно сжаты с утра, каждое сухожилие, каждая мышца манят к себе. А пока на оправке были, и я ее задницей занимался (я позволяю себе немного поиграть с пробкой трахая ее попку минуту-другую, кстати, нужна пробка побольше), вид ее жопы и бедер скорректировали план. К черту иголки и порки на сегодня. Сбруя ведь готова!

Отнес все приспособы в сарай, привел Машку. Тряслась, пока шли, боится.

– Значит так, сегодня будем кататься на лошадке! – недоумевающе смотрит: мол, лошадка-то где, совсем что ли рехнулся? – Да, кстати, лошадку зовут Маша...

Осторожно развязываю, ставлю на четвереньки. Для начала просто сажусь как на стул, сбоку, чтобы разобрать все девайсы. Крякнула. А я вроде не тяжелый, восемьдесят если вешу, то хорошо. Мужики и потолще бывают. Вставляю в ее ротик самодельные удила, прикрепляю уздечку. Поводок для лошадей не используют, поэтому отстегиваю. Седло делать не стал – хочу своим телом ощущать мышцы ее спинки, ее тепло. Ведь многие женщины любят кататься на лошадях без седла... И я понимаю, почему. В сарае песочек мягкий, так что тут ничего не повредит. Но у лошадки же есть хвост! Вытаскиваю ее пробку, бросаю в ящик, а вместо нее – анальный стимулятор с конским концом на хвосте. Редкая модель, вибрирует, по форме как пробка – не вылетит, да еще и хвост роскошный. В кармане у меня несколько кусочков сахара, если лошадка будет хорошо поддаваться дрессировке, я дам полакомиться ей сахарком. Кожаный стек с хлопушкой завершает образ всадника.

Беру уздечку, перекидываю ногу, щелчок на "хвосте", он тихо зажужал.

– Но-о!! Поехали, шалая!

Для убедительности хлопушкой стека хлопаю по заднице. Целиком весь свой вес не переношу, переставляю ноги. Ползет. Ради интереса временами почти полностью сажусь, но девчонка меня не вытягивает, беспомощно останавливается на месте. Стек заставляет ее сдвинуться лишь на шаг. Поэтому постоянно бью ее по жопе стеком, хотя мне неудобно поворачиваться для нанесения удара.

– Ты слышала лошадиное ржание, кобылка? А ну изобрази!

Невразумительно-тихое блеянье из-под уздечки.

– Нее, это барашек... Хотя бы "и-го-го" ты сказать можешь?

– И-го-го...

– Молодец.

Сделав при помощи словесных понуканий и стека два круга, кобылка вся взмокла. В поощрение за езду даю ей с руки кусочек сахара. Непонимающе смотрит на него.

– Ты лошадь не на картинках когда-нибудь видела, дура? Их так балуют. Ешь!

Берет сахар в рот, но прожевать не позволяет уздечка.

– Не вздумай выплюнуть, рассасывай и глотай.

Напоследок, быстро поменяв стек на мягкий флоггер, впрыгиваю на свою лошадку, затягиваю уздечку, ставлю кобылку на дыбы и, развернувшись вполоборота, с наслаждением луплю ей по заднице, по обеим половинкам, под мычание и взвизгивания. Хорошо... Соскакиваю, выдираю пробку-хвост, и, вогнав член в горячую дырочку попки, разряжаюсь. Сняв уздечку, даю Машке возможность привести его в порядок, придерживая за волосы, чтобы не отлынивала. Поскольку лошадиная езда – не самое чистое занятие, моемся в баньке. Машка, выполняя мои указания, намыливает мое тело, и трет его мочалкой. А знахарские составы и мои старания по уходу за ее телом творят чудеса – все повреждения практически зажили, можно развлекаться дальше. Идем в дом, я кушаю, она звонит мужу под моим контролем. Ее отношение к супругу начинает меняться в лучшую сторону, видимо, все действительно познается в сравнении. Значит, мои труды не пропадут зря. Поскольку после обеда мне нужно кое-что сделать на участке, то сегодня больше развлечений не будет, только ежедневные процедуры и ужин. Они прошли без осложнений. Легли спать.

Лист 22

Двадцать первый день

Традиционно провели утро, и я задумался: столько всего хочется попробовать, что даже не знаю, за что взяться, глаза разбегаются. Иголки решил отложить, жесткие воздействия – пока тоже. После вчерашнего Машка трет ножки – болят, видимо, бедненькая, накаталась... Мысль пришла сама собой. Иногда отключают свет, и приходится сидеть в темноте, при свечках.

– Чего трешь-то, болят? – спрашиваю.

Кивает.

– Сейчас подлечим. Тепловыми процедурами.

Кладу ее на скамью, связываю, задираю одежду повыше задницы, до поясницы. Перед ней ставлю небольшой столик. Голову фиксирую так, чтобы смотрела только вперед.

– Что сегодня? – спрашивает с опаской.

– Узнаешь, когда надо будет.

Ставлю перед ней свечу в самодельном подсвечнике: пузатенькая бутылка "Абсолюта", вся в воске, этакий пиратский фонарь. Поджигаю. Беру из коробки еще свечу.

– Ты пробовала медитировать? Самое время начинать!

Несу свечу вниз, останавливаюсь в районе середины бедра и начинаю понемножку вращать, чтобы стеарин нагревался равномерно. Вот и первая капля заструилась вниз. Блин, попала на мой палец, надо же было наклонить! Разогреваю, удерживая баланс, чтобы побольше расплавить. Наклоняю и лью на нее, сантиметров с тридцати, чтобы не сильно остыл в полете. Пищит, но переносит достаточно спокойно. Обливаю одну и вторую ноги воском. Когда попадаю на нежную кожу под коленкой, вскрикивает. Спускаюсь ниже, ниже. Похоже, пятки вообще невосприимчивы, разве это годится? Опускаю свечу, и касаюсь пламенем пяточек. Заорала, все-таки чувствительные! Смотрю, не поджарил ли я ее немножко, все в порядке, стираю копоть рукой, кожа не пострадала. Второй раз подношу огонь, побыстрее, и резче. Перенесла спокойно. Беру чуть спирта, плещу на ступни, подношу свечу. Вспыхнул как джин, девчонка визжит, а я спалил себе шерсть на руке. Вот же оказия. Будем считать, что погрел чуток. Обливаю ступни воском сплошняком, потратив еще одну свечу помимо этой. Свеча перед ней почти догорела. Меняю подсвечник, новая свеча горит высоко, бутылка тонкая и длинная. Метакса. Весь воск застыл, кое-где начинает трескаться от ее движений, все же не лежится ей.

Та трость так и стоит в углу. Беру ее в руки:

– Сейчас я почищу тебя от воска, завершив физиотерапию.

Увидев, что я взял:

– Пожалуйста, прошу тебя, не надо... Хотя бы не ею...

А что я могу сделать, если у нее пятки огня открытого не боятся? Бью достаточно жестко. Кусочки воска подлетают вверх. Короткие вскрики от ударов, а поскольку я не связал ноги, то дергается она очень опасно.

– Слушай меня, дрянь. Если ты будешь так дергаться, я буду бить не туда, куда целюсь, а туда, куда придется. Если отобью тебе почки на остаток жизни, или поломаю позвонок, виновата будешь сама. Разрешаю поднять икры, сведя их вместе, Но не более. За виляние задом и попытки увернуться от трости я вгоню тебе бутылку в зад, он уже достаточно разработан.

Продолжаю сбивать воск. Пока сбивал с бедер, она выполняла мои требования, но когда я опустился на икры, опять начался вилеж и скулеж:

– Не надо... просто сними.

А тебя не поцеловать ли еще? Пробежался рукой по ножкам – горячие, разогретые после ударов. Задница опять приглашает поиграть. Ладно, сейчас специально обвиню ее, чтобы абсолютная бутылка пошла в ход. Медицинской смазки у меня пятилитровая канистра, пробками растягивал, авось не порву.

Усиливаю удары по мышцам, сухожилия не трогаю – перебью, ходить не сможет. Визжит, но держится. А вот и ступни. Сейчас тебе будет особый педикюр-уход. Подвязываю ноги за щиколотки, чтобы не дернулась, а то поломаю ступню. Трость наизготовку. Без предварительной примерки резко бью, срывая ее в вой. На нежной коже подъема ступни вспухает лиловый кровоподтек. Еще. Еще!!! Воет и скулит, не имея возможности пошевельнуться. По пяткам, сучку, по пяткам!

– Отттпусстииии... сукаааа, блиинн, как же больноо... уууууыываааа...

Ага! Ухмыльнулся.

– Как ты меня назвала, мразь? Значит, я, по-твоему, сука? Ты пожалеешь уже через пару минут, а уж как пожалеешь вечером...

Ну, держись, Маша, я нашел повод вогнать тебе в зад бутылку.

Лист 23

---продолжение дня---

Втискиваю ей колодку между ног, чтобы не сжимала. Связывать лень, никуда не денется. Бутылка в руке, смазка рядом, в ней даже дозатор есть. С веселым "пфуффф!" выплескивается на бутылку. Пожалуй, что хватит, а то слишком приятно будет. Вытаскиваю пробку.

– Ты что собрался делать??? Отпусти! Нет! Я сказала: Не-е-ет!!!!

Горлышко пошло. Но горлышко бутылки тонкое и короткое, а вот сама бутылка резко становится толстой. Упираюсь толстой частью в колечко, эта тварь визжит, а бутылка не идет. Вращаю, давлю, а ее ор закладывает уши. Приходится отвлечься и, бросив бутылку в заднице, пойти за кляпом. Прилаживаю кляп, чтобы рев девки и ее проклятья в мой адрес не отвлекали. Есть предел у наслаждения от криков жертвы, знаете ли. Пока я возился, мерзавка, тужась, выпихнула обратно бутылку. Вход в анус приоткрыт. Ах, так? Беру свечу, которая горела в изголовье, и, поднеся к заднице, наклоняю. Капли летят между половинок, часть попадает на колечко, под исступленное мычание и попытку жертвы встать на дыбы. Хорошо, классно! Капает и дальше.

– Я тебе потом интимную депиляцию сделаю, сучка, чтобы зад перед приездом мужа был идеальный!

Только мычание в ответ, слов не разобрать. Поскольку расплавленного воска на свече не осталось, а я полон эмоций, разворачиваю свечу, и тушу горящий огонь прямо об ее сфинктер. Запахло жжеными волосками, мычание достигло верхнего предела. Ничего не знаю. Пытаюсь впихнуть свечку внутрь, но она не идет. Где тут банка со смазкой? Нацедил пригоршню, бухнул ей в промежность, снова бутылку с потухшей свечой упер ей в зад. Огарок примерно сантиметров десять, зашел – как влетел. Пошла бутылка. Хоть и узкая, но квадратная форма, да и расширяется. Машка мычит, сучит руками так, что ослабила путы, вертится, пытаясь освободиться, но только причиняет себе большую боль. Я распален. Двигаю бутылкой, вращаю ее, чтобы определить, с какого угла запихнуть ее поглубже в прямую кишку. Кажется, нашел. Пихаю, пихаю, сантиметров на пятнадцать, мне кажется, впихнул. Странно. Там же должен быть огарок, как бутылка наполовину влезла? И пленница вроде не падает в обморок от боли из-за разорванной кишки... Вытаскиваю обратно, чуть не вывернув розово-красный сфинктер. Досада, огарок обломился и остался внутри! Тем хуже сучке и веселее мне. Но надо ее немножко обезболить перед извлечением свечки из глубин жопы...

– Пей, дура! – подсовываю бутыль со спиртом к губам.

Она плюет мне в лицо, проклятая тварь. От души луплю ей пощечины.

– Ты, тупица, ты не высрешь эту чертову свечу! Так и сдохнешь с ней в заднице!

Ненавидящий взгляд и утробное рычание:

– Я все равно подохну, надеюсь, с тобой вместе!

Поскольку она привязана, разыскиваю воронку, и просто роняю скамью на пол. Мат и стоны свидетельствуют, что она как следует приложилась об пол при повороте. Переворачиваю так, чтобы скамья была сверху, присаживаюсь на ее низ, бью ее по морде, чтобы заставить разжать зубы. Удалось частично вставить воронку.

– Пей сука, глотай тварь!! – заливаю полбутыли спирта, половину, наверное, выплюнула, но часть всосалась. Много ли надо изможденной и голодающей молодой женщине? Главное, чтобы не стошнило. У меня, конечно, оставался хлороформ, но пусть извлечение свечи из жопы послужит ей уроком.

Чертыхаясь, применяя все свои силы, поворачиваю скамью на бок, отвязываю суку, и тащу к дыбе. Я опять ее дорабатывал, и у меня появилась распорка для ног рабыни, то есть теперь она стоит с широко раздвинутыми ногами, раком, не в силах сдвинуть собственный зад, и вообще пошевелить чем-либо. Долго вожусь, приковывая ее, наконец, вроде бы все сделав, из последних посылок достаю вагинальный расширитель, притаскиваю смазку и беру перчатки. Поскольку короткие латексные, которые используют медики, будут коротковаты, беру длинные хозяйственные, до середины моей кисти. У меня нормальные мужские кисти, не исполинские, но и не маленькие. Если я не вытащу ей свечу, через пять-семь дней девчонка умрет. Если я порву ей зад, у нее будет еще меньше времени. Специальных колоноскопов у меня нет, поэтому придется действовать максимально аккуратно, чтобы ее задница еще могла ей послужить.

Лист 24

--- продолжение дня ---

С руки в перчатке смазка капает. До этого я прямо из бутыли накачал ей между полушариями смазки. Приставляю два пальца к попке, другой рукой оттягивая половинку. Может, свеча рядом, почти у входа. Аккуратно вхожу пальцами, прислушиваясь к ощущениям, чтобы не затолкать ее глубже. Увы, пусто. Сдаю назад, вхожу тремя, упираясь в сфинктер межпальцевыми промежутками. Мой мизинец скользит по ее губкам. Кстати, может, я пропальпирую свечу через вагину? Хотя она тоже достаточно узкая. Опять назад, четыре пальца щепоткой. Входят потуже, но вот, под пьяное мычание, после небольшого рывка и покраснения смазки, пальцы зашли еще на пару сантиметров. Большой палец лежит в ложбинке между ягодиц, а четыре героя безуспешно шарят в глубине ее зада. Видимо, мне придется пытаться всунуть руку целиком. Опять назад, второй рукой я уже занимаюсь мазохизмом – пытаюсь сжать, скруглить свою кисть, впихивая большой палец внутрь четырех и помогая пятерне, подливая смазку. Под ее утробное мычание я впихнул полкисти! Впереди самая широкая точка. Вибрирую рукой, как перфоратором, луплю по ягодицам, чтобы анус чуть расслабился, красноватые капли капают на пол. Какой-то небольшой треск, и рука проникает внутрь. Тело обмякает. Опять обморок, хорошо, что привязана, не упадет. Обхват необычайно тугой, но теперь стало чуть свободнее. А вот и что-то твердое почувствовала рука. Свеча или кусок того, что обычно находится в заднице? Еще сантиметр... Если бы у меня были часы на руке, они бы уже уперлись в раздутый, и, видимо, надорванный сфинктер. Удалось схватить этот кусок. Тащу, тащу. Теперь жопа не выпускает меня. И так, и сяк – сфинктер выворачивается наизнанку, наполовину, а ему уже досталось, впрочем, за смазкой и сгустками крови со слизью повреждения оценить не могу. Нехотя отпускаю свечу, придерживая сфинктер другой рукой, максимально аккуратно вытаскиваю руку. Морщу нос, смотрю на красно-коричневую перчатку, чуть не блюю сам, но не время! Беру расширитель, вставляю, после руки достаточно легко, открываю. Заглядываю внутрь – картинка не из приятных. Но видна чертова свеча! Пальцами не достать, надо что-то придумать... У меня есть спицы!!! Я планировал их на наши развлечения, но и здесь сгодятся. Беру две, и как китаец Вонг своими палочками для еды, прихватываю проклятую свечку. С трудом, но вытаскиваю. Уффф... Срываю ненавистные перчатки, как маститый хирург, отбрасываю прочь. Пускай паршивка сама и убирает. Огарок свечи туда же. Думаю, оставить ли расширитель, порассуждав сам с собой, решаю, что заднице и так досталось чересчур, неизвестно, как еще все это закончится. Вытаскиваю. Смотрю на ее пухлые, выдающиеся малые губки, и решаю, что раз уж сучка в такой позе, надо как следует поиграть с ее киской.

Латексные, облегающие перчатки. Обмазываю руку смазкой, начиная сразу с трех пальцев, вхожу. Намного проще, чем в зад, разумеется. Подвигав рукой пару раз, добавляю палец. Несколько минут представляю, что я – электробур или перфоратор, вагина растянулась, и, кажется, готова принять руку. Снова сжимаю вытащенную наружу кисть так, чтобы сузить ее максимально. Обливаю смазкой и вхожу. Вошла. Продолжаю... Вот и конец, на котором ощущается что-то наподобие шишечки с отверстием. В матку ей я не полезу, она не даст такого приятного ощущения обхвата, да и чревато. Перегруппирую кисть из "птички" в кулак, и медленно, но уверенно начинаю возвратно-поступательные движения. Расстегиваю свою ширинку и ласкаю свой член в такт другой руки. Она по-прежнему без сознания. Долблю ее своим кулаком до самой матки, неистово дроча, кончаю, обрызгав зад и спину. Пора сворачиваться, видимо, девчонка пострадала больше, чем я думал, раз не приходит в себя. Придется все делать самому, да и ночь предстоит бессонная.

Лист 25

Двадцать второй день

Ночь действительно была бессонной. У пленницы поднялась температура, постоянные стоны, катается по полу от боли, начинает кричать и рыдать. Накапал ей всех успокаивающих и обезболивающих, что были в аптечке. Жаропонижающие даю. Об оправках и речи быть не может, вся промежность опухла. Мажу ей мазью от ушибов, пару раз прикладывал лед к заднице. Дезинфицирую, чтобы избежать заражения. День прошел в уходе за больной. Ночь, похоже, опять будет бессонной.

Двадцать третий день

С утра позвонил ее телефон, разбудив нас. Я сейчас сплю с ней в одной комнате, чтобы присматривать за ней. Похоже, Машка чувствует себя получше – опухоль визуально спала, но пару дней обе дырочки все равно вне игры. Температура тоже спала, стонать – не стонет. Поиграем в другие игры, у меня их много. А звонил муж... Даю ей трубку, приказывая ответить.

– Алло, милый, привет. Ну, как? Нормально все. Отдыхаю, скучаю без тебя...

…..........................

Часть текста специально залита краской, прочтение невозможно.

Я доволен тем, как она меняет свое поведение. Учитывая, что у меня еще есть время для ее воспитания и своих развлечений, я подготовлю ее как следует. Поскольку состояние улучшилось, ближе к вечеру думаю посидеть с ней около печки, поиграть с угольками. Печка в бане уже топится. Только вот она думает, что мы просто пойдем помыться.

– Скажи, Мань, а вот хочешь, чтобы все закончилось прямо сейчас?

Ловлю ее хмурый взгляд.

– Ты издеваешься надо мной. Даже боюсь думать, что для этого надо сделать. Кроме двух вещей.

– Не-е, убийство и самоубийство не в счет. Как насчет пройтись по горящим уголькам своими ножками?

Маша замирает от ужаса. Она уже приучена, что я воплощаю свои высказанные фантазии через очень короткий срок. Видимо, погулять по углям она не готова, не йог. Усмехаюсь.

– Вижу, тебе становится приятным мое общество, и ты не торопишься снова сидеть одна, скучая. Расслабься, домывайся быстро и пойдем в дом, я проголодался.

Успокоившись, оборачивается, чтобы ополоснуться, а я под шум воды, достаю из жерла печи горячую кочергу и аккуратным движением прикладываю к ее заднице. Отскакивает с диким воем, спотыкается о скамейку и летит вниз головой вперед, с шайками, мылом и прочей банной ахинеей. Хорошо, не в кипяток упала, дуреха. Скулит, держась за ягодицу. Подскакиваю к ней.

– Ты-ы-ы опять...

Слезы обиды такие сладкие, что я не удерживаюсь, и слизываю их с ее впавших щечек. Стресс, голодание и постоянные игры заставили ее сильно похудеть. Настолько, что это начинает отражаться на сиськах и заднице. Надо будет подкармливать девку, а то вообще ничего не останется. С другой стороны, для некоторых игр лучше, чтобы игрушка весила поменьше. На заднице волдырь, до клейма как до луны, отскочила сразу же, чертовка. Домываемся и идем ужинать. Завтра хлопотный, но обещающий быть интересным день.

Лист 26

Двадцать четвертый день

Рыболовные крючки, иглы, моток хирургических нитей, анальный крюк, капроновая и пеньковые веревки. Крепкая скоба в потолке тихой комнаты. Хочу повесить Машку, пусть повисит, а еще и пофоткаю заодно. У меня, правда, нет фотоаппарата, но в ее дорогом телефоне должна быть камера. Пока она на пике худобы, должно пройти полегче. Задница почти в норме, для тонкого крюка, по крайней мере.

Осмотрев рабыню во время утренних процедур, утверждаюсь в мысли, что ее задница нормально выдержит процесс. Привожу ее, временно цепляю к потолку поводок ошейника. Раздумываю, как лучше начать процедуру, чтобы было удобнее. Беру крючки. На том месте, где у ангелов должны быть крылья, под ее вскрики цепляю по ряду крючков, сантиметров по пятнадцать на каждое крыло. Дальше медицинские иглы. Ими продолжаю линию стяжек корсета, дотянув почти до задницы. Два ряда, две линии, итого – восемьдесят игл. Их хоть вытаскивать будет не больно. А вот крючки-то придется вырывать...

Как паук, с час корплю над плетением. Иногда приседаю, иногда даю отдых рукам, а Машка стоит, ей некуда деться. У меня готов сплетенный корсет от поясницы почти до плеч, пропускаю под корсет тонкую капроновую веревку. Потом привяжу ее к основной, несущей. Ослабляю поводок, требуя, чтобы рабыня легла на землю животом вниз. Связываю ноги в щиколотках. Связываю их же в районе колен. В задницу ввожу анальный крюк. Крепление в районе талии, страховочное – если не выдержат иглы, у Машки порвет полспины. Руки связываю за спиной. Сложное крепление, отдаленно напоминающее шибаристские обвязки, но далекое от японской эстетики, в районе плеч-груди декоративное, для остроты, на шею, и я готов протягивать основные веревки сквозь кольцо, от которого пойдет крепление к скобе. Таким образом, я надеюсь распределять вес рабыни и давление на игольно-крючочный подвес, а не подымать весь вес сразу за самые слабые места. Все продел, проверил, протянул. Пора подымать тушку! Эх, а не просто. Машка испугана.

– Аааааааа!! – слишком много веса на иглы-крючки...

Перераспределяю вес на ноги – туловище лежит, ноги вздернуты. Хреново. Нахожу веревки талии и плеч, тяну, вроде как выравниваю. Висит моя рабынька сантиметрах в двадцати от земли.

– Как ощущения? – легонько ткнул ее ногой, чтобы закачалась.

– Очень страшно, больно и тяжело дышать...

Придется терпеть. Мне наоборот – легко и приятно, даже хорошо. Продолжаю подымать, стараясь, чтобы это было ровно. Оцениваю. Висит более чем в метре высоты от пола. Взгляд испуганный, но не затравленный. Осваивается. Ноги задраны вверх, руки тоже, а вот крюк почти не несет нагрузки. "Корсет" я ей натянул нормально, все иголки выпирают под кожей, понемногу кровя и действительно походя на крылья... Капелька ползет по боку к груди, я слизываю ее и понимаю, что грудь незаслуженно отдыхает. Пора ей познакомиться с советскими прищепками. Приношу две штуки, аккуратно цепляю первую, не спеша отпуская кончики, чтобы давление пришло не сразу... Закричала, задергалась Машка, пытаясь ее стряхнуть, да только хуже ей – спина-то вся исколота, на ней нагрузка.

– Ну, не трепыхайся, не трепыхайся...

Вторая прищепка. Воет и плачет. Но сегодня воет потише. Еще четыре прищепки я цепляю под регулярный визг на половые губки. Умопомрачительное зрелище. Достаю ее телефон, поворачиваю к себе лицом, стремясь. чтобы в кадр попал и "корсет", и прищепки на грудях... Щелчок, готово. Сохранить? Отправить? Решаю отправить ммску. Полистав список адресатов, выбираю "Муж" и жму "готово".

Телефон взрывается через полминуты. Прикладываю трубку к ее уху, наслаждаясь предстоящим разговором. Моя безопасность неожиданно перестает меня волновать, мне интересно, как выкрутится девчонка. Она же должна быть акулой, судя по поведению до нашей встречи.

– Привет. Да все нормально. Какая фотка? Ах, эта. На работе у Ольги, муж дизайнер, он мельком меня видел и вот накропал... дружеский шарж. Подружкой мне решила стать. Что эта тварь себе возомнила. Сучка за счастье будет считать после такого шаржа просто вылететь с работы с ее хахалем-извращенцем. Чертовы уроды. Видимо, я не поставила блокировку и случайно отправила его тебе. Сотри и не бери в голову. Целую тебя, мой дорогой. Я очень соскучилась... – на ее глазах заблестели слезы, и я оборвал связь прежде, чем первые всхлипывания перешли в истошный, нутряной вой. А акульи привычки еще остались... Ладно, повеселились на сегодня.

Сбиваю флоггером прищепки, медленно опускаю Машу вниз, распутываю, смотрю – крепеж достаточно плотно впивался в кожу, есть потертости и легкие посечения в некоторых местах особо большого приложения сил. Но это ерунда. Вытаскиваю иголки. Спина как-то сразу становится красной от крови. А вот крючки... Пытаюсь вытаскивать их поаккуратней, но зазубрина не позволяет делать это так просто. Достаю острый нож... Столько крика и крови, сколько, наверное, за неделю до этого. Под конец я просто разрезал кожу с мясом над крючком, только чтобы побыстрее закончить процедуру. У самого закружилась голова от копания в кровище. Я ведь так ее обескровлю... Надо ли говорить, что сознание она потеряла на еще первом крючке? Провозился до ночи, лег спать. Завтра надо передохнуть, да и девчонке опять нужен отдых...

Лист 26

Двадцать пятый день

У нее начал болеть живот. Посчитал, что она не справляла нужду почти трое суток. Кряхтя, сидела полчаса за сараем, но ничего не выдавила. Предложил ей попрыгать у нее на животе, и без того страдальческое выражение лица изменилось настолько, что я всерьез задумался, что же с ней делать. Может, кусок свечи все-таки застрял тогда, или я что-нибудь ей повредил? Провидение было добро ко мне, и в мой медицинский заказ всунули часть чужого заказа – пятилитровую кружку Эсмарха. Слоновья, что ли? Решил проводить процедуру за сараем, благо сегодня тихо. А то обгадит мне всю комнату... если все обойдется, и она сможет сходить по большому. Приволок скамью. Уложил, без привязывания.

– Лежи тихо, сучка.

Флоггер прихватил, по спинке похлопать, по попке оттянуть изредка. Наливаю горячей воды, ставлю. Вода пошла.

– Как ощущения?

Ей не особо нравится, но понимает, что деваться некуда. Минут за двадцать вошло два литра. Скучаю... Еще двадцать минут и только литр с небольшим. Живот заметно вздулся, наверное, в транспорте бы могли и уступить место беременной... Добил время до часа, и около четырех литров закачал. Держа рядом пробку, вытаскиваю шланг и затыкаю анус пробкой. Переворачиваю ее на живот, и достаточно мягко его массирую, надеясь, что это поможет. Хотя, что врать, то на грудку, то между ножек рука иногда да заскочит. Ее апатичное лицо меня несколько обескураживает. Ей осталось меньше недели терпеть, а она впала в депрессию. Хотя, наверное, если бы такое произошло со мной, я бы предпочел умереть прямо сейчас. Но вдруг апатия резко сменилась сосредоточенным выявлением внутренних потребностей.

– Мне нужно в туалет! – порывается вскочить. Хватаю за волосы, заворачиваю поперек скамьи.

– Мало ли что тебе нужно! Сейчас мы будем играть! Ты – плохая шлюшка, изменяешь супругу, не выполняешь команды Господина и должна быть наказана. Пятьдесят ударов флоггером, после каждого удара ты говоришь, что ты дрянная девчонка. И только потом я вытащу пробку. Попробуешь выдавить ее сама – я тебя за твою промежность крючками к потолку подвешу... Понятно?

– Понятно.

Удар. Тихое:

– Я дрянная девчонка.

Второй... Десятый. Восклицания громче. Двадцатый удар она предвосхищает. Намеренно замираю.

– Пожалуйста... продолжай.

Двадцать первый... сороковой. В ее репликах появляется остервенение, ее утверждению действительно можно верить, так неистово она рычит эти слова, стремясь стерпеть разрывающее ее нутро давления. Последние десять ударов под малопонятный скулеж я наношу чуть быстрее, стремясь приблизить развязку. Выдергиваю пробку, отскакиваю назад... Маркиз Де Сад писал: «Мне бы не хотелось это Вам рассказывать, но Вы просто обязаны знать» или что-то в этом роде, и продолжал описывать. Я слишком добр по сравнению с ним и ничего не напишу. Машке стало значительно лучше, хотя все эти процедуры опять убили день. Но кое-что я сделал еще: уже в тихой комнате, ближе к вечеру, закачал ее клизмой со спиртом. Маленькая мензурка вырубила ее напрочь, так что ночь у меня получилась относительно спокойной. Если буду еще играть с клизмой, надо будет накачивать ее чем-то легким. Помнится, как-то вечером с ее мужем он ругал ее за чрезмерную страсть к пиву? Сучка накачается пивом через собственный зад до ушей. Женский алкоголизм – страшная штука. Пользуясь наличием времени и вырубившейся девкой, смотался в лавку, купил двенадцать литров самого легкого, вернулся домой и уснул.

Лист 27

Двадцать шестой день

– Можно мне покурить? Я... могу сделать что-нибудь для тебя, так, чтобы это понравилось, только дай покурить...

– А если не дам, не сделаешь?

– ...

– Сегодня будет день здоровья. Ты многовато пьешь, да и курить девчонке не к лицу. Мне скоро тебя возвращать. Сколько сигарет ты выкуриваешь за день?

– Ну, пачку.

Я порылся в ее сумочке, нашел почти полную пачку...

– Начинай! – жадно закурила, когда почти докурила, я вырвал бычок из ее рук.

– А теперь поиграем.

Неожиданное спокойствие. Хватаю ее за шею. Она покоряется, закрывает глаза. Тушу бычок о ее промежность, под сдавленный вой. Черное пятнышко около киски, края набухают красным.

– Тебе еще хочется курить?

– Только если тебе еще хочется тушить.

Этот ответ обескураживает меня, и она это видит. Справившись с секундным ступором, говорю:

– Судя по ответу, тебе это понравилось. Сигареты маловаты, давай возьмем кочергу из бани и поставим тебе нормальное клеймо. Выжгу свои инициалы...

– Надеюсь, я быстро потеряю сознание.

– Я не буду продолжать, пока ты не придешь в себя.

Улыбается. Мне нечего сказать в ответ на эту улыбку, поэтому я переворачиваю ее, привязываю к скамье, заправляю кружку Эсмарха пивом, и вгоняю ей в задницу трубку вместо пробки. То, что я не вижу ее лица, позволяет мне не реагировать на ее очередной вызов. Зачем ей это, ей осталось меньше пяти суток!

– Как приятно... Ты пиво в меня вливаешь? Дай так глотнуть стаканчик, не будь жмотом... – словно оплеуха. Почему я не воткнул ей кляп? Испарина прошибла внезапно.

– Если тебе стали неожиданно приятны наши практики, я подарю тебе сочинение на свободную тему. Завтрашний день ты распланируешь сама!! Думаешь, свобода – это так здорово??!!

Я проорал это вне себя от злости. Эта девчонка продолжает играть, несмотря на то, что и так почти выиграла! Пять жалких дней ей осталось, а все неймется, сучке.

С мрачными мыслями я влил ей восемь литров. Вероятно, алкоголь всасывался, отчего она весело смеялась и хохотала. Может, тронулась умом от пыток. Я не могу дать ответ на этот вопрос, но, после опорожнения, она игриво спросила:

– Папочка не передумал насчет завтра?

– Если практики мне не понравятся, то я заменю их своими, и назначу наказание за мягкость и попытку манипулирования.

– Хорошо! – уверенным голосом. – Секс включаем в практики или нет? Я не хочу быть наказанной под намеренным предлогом.

– Нет, не включаем. Я хочу брать тебя силой, а не видеть твою ехидную усмешку.

Она связана, но улыбается. Она больше не боится пыток. Ее не пугает смерть. Ей безразлична судьба пакета с документами. Как такое могло получиться? Или... все-таки свихнулась. Разочарование и усталость выматывают меня. Ради спортивного интереса пускай проработает один денек, тварь все равно обломала мне все удовольствие.

Лист 28

Запись сделана новым почерком, согласно сравнительному исследованию, идентичному почерку Марии Х...

Двадцать седьмой день

РАСПИСАНИЕ ПРАКТИК

Утро: порка ягодиц – тяжелый флоггер, плеть (выполнено)

пытка ягодиц воском (выполнено)

сбивание воска легким флоггером (выполнено)

День: Клизма из пива. Принудительное питье пива. Вибратор во влагалище. Опорожнение по команде (выполнено)

Удары длинной однохвостой плетью по соскам. (потеряла сознание *написано старым почерком, зачеркнуто, написано новым* – выполнено).

Пирсинг сосков и капюшона клитора (выполнено)

Вечер: Прижигание стоп углем (потеряла сознание *зачеркнуто* выполнено)

Ротанговая порка стоп (выполнено)

Глубокий минет с контролем дыхания (выполнено)

Пометка внизу страницы прежним почерком:

Я не знаю, кто из нас сейчас командует кем. Похоже, девчонка освоилась внизу, поняла, что для меня она не просто кусок мяса, а действительно любимая игрушка, а может уже и не просто игрушка... И выбирает те практики, которые ей нравятся больше, бросая мне кости, когда считает нужным.

Лист 29

Двадцать восьмой день

Я сегодня спросил ее, как она объяснит пирсинг мужу. И другие повреждения, которые остались. Она ответила, что скажет, что старалась для него, а про остальное попросит не интересоваться. Я как-то постарел изнутри. Может, отпустить девчонку сейчас? Процедуры были обычными, но у меня осталась штука, которую она еще не видела. Спросил, как муж у жены, которые сто лет вместе, хочет ли она попробовать развлечения с электричеством? Ответила, что не против, раз уж и приспособления есть, и время еще осталось. Только попросила уделить больше времени ногам. Развлекались весь день, стоны, крики, куча молний в комнате, пара ожогов на ступнях, пришлось срезать обуглившийся электрод вместе с частью пальца на ноге – орала как резаная и смеялась одновременно. Либертинка. Вечером пошли мыться, паршивка умудрилась, обжигая ладонь, схватить уголек и приложить к моей спине! Вместе с тем, мое отношение к ней изменилось настолько, что я скорее убью себя, чем ее. И она это чувствует.

Двадцать девятый день

Позвонил ее муж, сказал, что прилетает завтра. Он рвется к ней. Она смеется и плачет, у меня остались всего одни сутки, а у нее – целая жизнь впереди. Я больше не могу относиться к ней, как к вещи. Не могу, даже как к другой женщине. Я люблю ее, и сейчас со всей ясностью это понял. Я не могу ее отпустить, я хочу, чтобы мы были счастливы вместе!

.................

Часть текста вымарана ручкой, прочтение невозможно.

.................

Тридцатый день

Нежными словами я разбудил свою любимую, Марию, которую люблю больше жизни. Тепло обнял ее, попытался поцеловать, но она отстранилась от меня... Она сама сделала свой выбор, распорядившись собственной судьбой. Ее законный муж уже едет к ней, наверное, прямо с аэропорта, тут пара часов... В моей голове что-то взорвалось черной краской, окрасив мир красной каймой. Наверное, лопнула последняя ниточка моей надежды, и в моей жизни больше никогда не будет места счастью. Такая жизнь мне не нужна...

Лист 30

--- продолжение последнего дня ---

Воткнул кляп. Поставил к моему последнему шедевру – дыбе в форме креста, с подставкой для ног. Примотал поводком к кресту, чтобы она не дергалась. Взяв ладонь, под утробный вой молотком приколотил ее ладонь, загнув гвоздь, чтобы она не могла вырвать руку. Капли крови собираются в ручеек. Вторая рука и снова вой, с судорожными попытками оттолкнуть меня. Я не обращаю внимания на удары. Эти чудесные ножки, коленочки, чресла... а попочка, судорожно содрогающаяся от моих прикосновений... Мне не достанется ничего. Никому не достанется ни-че-го. Глажу ее ступни, нежные, аккуратные... Она захлебывается в крике, когда я прибиваю их к подставке. Поцелую ее в последний раз...

Капли крови делают невозможным дальнейшее прочтение текста.

Следующие девять листов содержат залитые пятнами, вымаранные бессвязные слова и фразы, не позволяющие сделать из них каких-либо выводов, или почерпнуть доступную пониманию информацию.

РАПОРТ

.......................

.......................

.......................

По информации следствия, в момент поцелуя, Мария откусила ему язык, выплюнув его на пол. Находясь в терапевтическом отделении для лечения полученных ран, тайно покинула поликлинику, местоположение неизвестно. Период ожидания до официального объявления в розыск Марии Х. кончается завтра.

Старший оперуполномоченный, майор полиции отдела по раскрытию особо тяжких преступлений ... отделения управления внутренних дел по городу Санкт-Петербургу А. А. И.