Подстава Часть 1

Яна сидела на скамейке, с ногами, прикованными наручниками к кольцам в полу с обеих её сторон, и пыталась выбрать положение, при котором стальной пояс, охватывающий талию и жестко связанный со стальной же рамой скамейки, не так натирал нежную кожу. Напротив, у стены, стоял стол, и за ним удобно расположился Мамед. Он не говорил по-русски, кроме нескольких фраз, и почти не понимал. Ему это не нужно. Пленники сами очень быстро выучивали то, что надо было делать. Всегда.

– Алля салям! Бур-бур-бур бур-бур-бур? – ничего не поняла девушка. В комнату вошёл помощник Хозяина, как его Яне велели называть. Больше ничего ей не сказали – зачем? Здоровенный мужик, откуда-то с Кавказа, по предположениям Яны, вообще не утруждал себя общением с товаром. Он его только обрабатывал. В этом нужном и прибыльном деле всегда нехватка людей, и Тимур, как он представлялся работодателю, несмотря на несоответствие этого имени тому, что стояло в паспорте, был уважаемым специалистом. Очень опытным и грамотным. За что ценился в зелени и дорого. Он полностью отрабатывал деньги и надежды аксакалов, баронов и просто тех, кто на продажу или для себя хотел заполучить полностью покорных рабов, не помышляющих о побеге или вреде хозяину.

Её привезли сюда два часа назад, несмотря на яростные попытки вырваться и крики про милицию и знакомых бандитов. Раздели, просто завернув руки за спину, и посадили на эту скамейку, закрепив ноги и охватив в поясе стальной полосой миллиметра три толщиной, которая на мощной петле разламывалась посередине надвое, а потом части соединялись вместе простым болтом с гайкой. Её, эту гайку, Мамед крутил двумя гаечными ключами так, что аж покраснел от натуги. Зато теперь Яна знала, что открутить и пытаться не стоит, да ещё и скамейка не двигалась. Всё! Попалась! Как же так? Ещё вчера они с Лёшей отмечали сделку, где все были довольны, кроме, естественно, кинутых ларёчников. Еще вчера она собралась поменять свой «Матис» на что-нибудь побольше и порезвее, и тут… Она бы расплакалась, если бы гордость позволила показать свою слабость перед этими чурками. Но она не была бы коммерческим директором, да и вообще, осталась бы в своей Вологде, если бы не эта гордость. Яна знала, что может больше, должна жить по-другому, чем друзья детства, и собиралась добиться того, чего хотела, всеми способами.

Дособиралась…

Тимур подошёл к скамейке, привычным движением слегка ударил по чуть сдвинутой ноге ниже колена, пихнул наружу, чтобы раздвинула.

– Ай, пошёл на хуй, урод! – неожиданная боль злит, понимание, чего хочет этот чурбан, разозлило ещё больше.

И тут произошло неожиданное… Звон в голове, резкая боль под рёбрами, там, куда впился стальной край пояса, и пол перед глазами, быстро теряющий очертания из-за слёз, полившихся незнамо от чего. И резкий рывок за волосы, вернувший силуэт мучителя в поле зрения и заставивший заорать в голос – какая там гордость. Руки были свободны, и Яна схватилась за пятерню, вцепившуюся в причёску, но сделала только хуже. Руку обожгло как огнём – Тимур знал, как надо хлестать так, чтобы тело помнило об этом долго…

– Руки убэри!

И ещё вспышка огня на коже!

– РУКИ УБЭРИ!!!

Нерешительно опустила, не совсем понимая, почему это делает, в голове туман, шок, и тут же голову вздёргивают наверх, и заставляют смотреть в яростные чёрные глаза.

– Ты будэшь шевелиться, если я скажу! – акцент стал сильнее, но это не спасает от ощущения, что мир перевернулся.

И Яна решается:

– Отпусти волосы, быстро!

Голос её тих и грозен. Это действует на любого мужика, зашедшего слишком далеко.

Когда она очнулась, тот же силуэт стоял над ней, в груди и под ней была страшная боль, а лёгкие никак не могли набрать воздуха. Она смотрела в лицо и не заметила ногу, ударившую её с солнечное сплетение. Некстати вспомнилось – в детстве слышала выражение «выбить дух». Вот это как, оказывается.

И тут Яне стало страшно. Так страшно, что, если бы не железо, пристегнувшее её к скамейке, забилась бы в уголок и закрылась руками от всего. И самым страшным был этот силуэт, который медленным движением протянул свою руку, сгрёб волосы в горсть и запрокинул её лицо к потолку. Подержал две секунды, убедился, что рука, дёрнувшаяся сбросить, зажать, унять боль, осталась на прежнем месте, и плюнул ей в лицо!

От унижения поплыло перед глазами, руки дёрнулись расцарапать, разодрать в кровь, она и не помнила, где и когда слышала такие выражения, какие сейчас адресовала обидчику…

А потом всё сразу кончилось оглушающей болью в ноге, там, куда врезался твёрдый носок большого чёрного ботинка… И на крик уже нет воздуха в ушибленных лёгких, и она только открывает рот, глядя на него снизу вверх, и уже не злится, когда в два голоса над ней начинают смеяться и показывать пальцами – не до этого, боль везде, это главное сейчас – пережить эту боль, избавиться от неё…

…Удар по ноге означает, что ноги надо раздвинуть и откинуться назад, насколько позволяет пояс. Рука в волосах, запрокидывающая голову, приказывает открыть рот и замереть. В рот плюнут, чтобы этой и её слюной вместе увлажнить влагалище. Потом вставят огурец, или банан, или фаллоимитатор, который во рту смочат и отправят в анус, вагину или оставят здесь. Она не знала, сколько времени прошло, знала только, что за малейшее промедление будет наказана.

Когда, отказавшись открыть рот, девушка кричала и плакала от боли и страха, а зажигалка то жгла её сосок, от жуткой боли почти теряла сознание, а Мамед, сидящий сзади, держащий Янины руки и не дающий даже чуть-чуть уклониться, делал это, как нечто привычное. И её крики о том, что она согласна, ещё целую вечность не давали желанную свободу от боли, она сквозь шок поняла, что сделает всё, что потребуют от её тела или души, только бы не попасть снова в мир ужаса и страданий.

Потом её полили из шланга, потому что она, оказывается, описалась и даже не заметила этого, и сказали:

– Срат будэшь, когда Мамед захочет!

Тут же начались позывы, но как попросить, чтобы не было больно, она не знала и боялась. Тимур вышел. Через несколько минут мучений она тихонько позвала:

– Мамед!

Он повернулся на стуле, потом подошёл и коротко ударил ладонью по уху. Сквозь звон плачущая девушка услышала:

– Господин!

Она тут же закивала и повторила:

– Господин, мне нужно в туалет!

И опустила голову, боясь, что сделала что-то не то.

Другое ухо буквально взорвалось болью.

– Ты шлюха, всегда говори!

– Я шлюха, господин, мне… нужно… в туалет…

Спазмы в горле мешали говорить, слёзы капали уже сами по себе, ни одной мысли в голове, кроме того, как избежать наказания.

– Я нэ хочу! – видимо, эти слова Мамед знал.

– Пожалуйста, господин!!! Я шлюха, шлюха!!!

Она поняла ошибку, когда Мамед снова повернулся, и съёжилась от страха. Он без слов расстегнул штаны и притянул её голову к ширинке. Как в туалете распорядился. Никогда её минет не был таким старательно исполненным и не был так низко оценен! Мамед кончил, вытер член о Янино лицо и только сказал:

– Гавно!

Яна разрыдалась и тут почувствовала, что больше не сможет удержать в себе ничего. Всё, что она смогла, это изогнуться так, чтобы анус оказался над полом. Мамед подождал, когда смотрящая на него с ужасом девушка перестанет корчиться, пытаясь избавиться от содержимого кишечника как можно быстрее, и не спеша пошёл к скамейке. Её крик заставил его сморщиться.

В полу была дыра, куда уходила вода из шланга после того, как пленников мыли или приводили в чувство.

Яна была прикована только за шею, железный ошейник соединялся цепью с кольцом в полу, куда раньше приковывали её ногу. Мамед приковал её так за успехи в быстром поедании своих фекалий с пола, и теперь она могла, попросив разрешения у Мамеда, лечь на пол или прислониться к стене сзади скамейки.

Она спала два раза, но очень мало, и туман в голове не проходил. И очень болели ожоги.

Приходил Тимур, который для неё так и остался безликим страшным силуэтом. Приказал насадиться анусом на свой член и, пока она двигалась, стараясь доставить ему удовольствие, рассказал о том, что старейшины клана, который её фирма подставила, не согласились на выплату компенсации, а так же о том, кто она теперь, что может делать, а ещё простейшие правила.

Она стояла на коленях на высокой скамейке спиной к нему и внимала всем своим существом, искренне веря, что тело её принадлежит роду Актамовых, и она не будет страдать, только когда примет эту истину. Теперь они – её боги. Где-то глубоко, еле слышно, в самой глубине души ворочалось воспоминание, что она человек, что у неё есть друзья, её защищает государство, и пару раз в метро рыцари из молодёжи уступали ей место. Но это всё плавало в такой дымке и было так далеко, что она не думала ни о брошенной у дома новенькой машине, ни об обязательствах. И сразу забыла обо всём, услышав голос, приказавший повернуться – Тимур кончил и решил развлечься:

– Пей!

Водка была противной, запить ей, естественно, никто не дал, а сигнала остановиться всё не было. В какой-то момент она подумала, что сейчас её вырвет, но вспомнила Мамеда, его метод воспитания и подавила позыв, только слёзы на глазах сморгнуть никак не удавалось. Может, и к лучшему…

Оказалось, что она неплохо танцует на скамейке пьяная, только падает часто, вызывая весёлый смех Тимура, Мамеда и двух Актамовых, пришедших посмотреть на свою собственность. Грудь второго размера не отвисала, а очень интересно колыхалась, особенно когда младший Актамов зашёл сзади и иногда неожиданно бил ладонью по Яниной попе, отчего она забавно дёргалась и иногда падала, каждый раз неверными движениями поднимаясь обратно по приказу кого-то из мужчин.

Гостей надо угощать, поэтому принесли стол, Яну отвязали и загнали пинками под стол – не разговаривать же с ней! Приказ был удовлетворять хозяев, и она целовала ноги, иногда пинающие её, лизала яйца, сосала члены, тёрлась грудями о голые ляжки. И ни о чём не думала. Когда её голову насадили на член и начали мочиться, не возникло никакого чувства внутреннего протеста, только страх захлебнуться и получить наказание.

Она была готова к своей новой жизни. Тимур действительно был мастером дрессуры.