Тень Часть 10

Всю последующую неделю после похорон "оскверненного рая" я выжидал. На работу не ходил - взял неиспользованные две недели от отпуска за прошлый год - нужно было привести в порядок свою внешность (подождать, когда пройдет фингал под глазом) и успокоить нервы. Состояние у меня было явно возбужденное - успешно проведенный терракт будоражил мою душу. При этом никакого раскаяния или чего-либо подобного я не испытывал - только переполняющую через край радость. Хэдсон чувствовал мое радостное возбужденное состояние и полностью разделял его. Мои домашние (жена и сын, а также тесть с тещей , которые регулярно нас навещали) на удивление встретили Хэдсона очень приветливо, а сын просто дико орал от восторга, когда Хэд улыбаясь во всю свою собачью пасть правильно и охотно выполнял все команды, которые отдавал ему его новый маленький хозяин. Где я его взял? - Да просто нашел на дороге - этого объяснения всем было вполне достаточно и никто об этом больше никогда не спрашивал. Про фингал тоже наплел в том же духе. В общем настроение у меня было приподнятое. Ко всему прочему, не надо забывать, что теперь у меня были деньги. В пачке, которую я забрал из сейфа, оказалось ровно десять тысяч долларов. В моем распоряжении были также и наши кредитные карточки. Был, конечно, определенный риск при использовании этих средств - соваться с ними в банк было конечно абсурдно, никаких документов, подтверждающих мое к ним отношение я предъявить естественно не мог, оставалось только воспользоваться услугами банкомата. Для этого нужно было знать только секретный пароль. Пароль к своему счету, мне казалось, что я помню. Её пароля я не знал точно. Точнее, может быть она мне и говорила об этом когда-либо, но запоминать мне его никогда и в голову не приходило. Я и своим-то счетом воспользовался три или четыре раза, а уж её карточкой я никогда не пользовался. Поэтому реально в моем распоряжении была только одна кредитка. Чтобы проверить ее дееспособность я выбрал для этого специальный день, проехался на Ордынку - там на улице стояли банкоматы, которыми я... в смысле ОН... несколько раз пользовался при жизни. Выждав момент, когда вокруг не будет каких-либо подозрительных личностей, милиции и прочих попрошаек, я с волнением вставил карточку в прорезь банкомата. Казалось, что он поглотил ее навсегда, однако через пару секунд появилось приглашение набрать секретный код. Я набрал код. Уверенности, что правильно вспомнил его у меня не было. Пошли томительные секунды проверки, казалось, что время остановилось. И наконец.. Удача! В окошке высветилось приглашение провести какую-либо операцию со своим счетом. Из нескольких возможных вариантов (в том числе и снять требуемую сумму) я выбрал "распечатать счет". Тупой робот через секунду невозмутимо стал отстукивать мне чек с состоянием моего счета. Я с радостью и изумлением прочитал на нем цифру в несколько десятков тысяч долларов. Сердце ликовало. Не веря своим глазам решил снять со счета какую-либо сумму - пять тысяч баксов, к примеру. Набрал на клавиатуре требуемую сумму - автомат, потарахтев своими внутренностями послушно выдал мне в окошечке пачку стодолларовых купюр. Я взял их и не пересчитывая сунул в карман. Чего считать то? Теперь деньги можно и не считать.

Ошарашенный неслыханным везением я ехал домой. Это только так говорят, что не в деньгах счастье, на самом деле без них никакого счастья быть не может. Выражаясь математическим языком, можно сказать, что это - необходимое условие для счастья. Хотя, может быть, и не достаточное. Ладно, не буду углубляться в философствование по этому вопросу, скажу только, что в тот момент я был счастлив. Что же теперь делать - размышлял я. Естественно, что сказать жене о долларах, кредитках, о золотой цепочке с распятием, я ни коим образом не мог. Предъявить ей я мог лишь старину Хэда, да фингал под глазом. Про мое творческое наследие, пять бесценных тетрадочек, мне тоже что-то не очень хотелось ей говорить. Я снова поймал себя на мысли, которая не раз уже появлялась у меня в последнее время, что надо бы заканчивать со своей теперешней жизней, разводиться, перебираться жить отдельно от них. В тишине и спокойствии заканчивать свой литературный труд... На сына надо бы посмотреть. Как он там? Неожиданно в голову пришла мысль, что теперь можно было бы перебраться обратно в свою квартиру, в свою комнату в коммуналке, где пронеслась моя юность. Начать так сказать все сначала. Вспомнил, что Вера, соседка по коммуналке, когда я вломился туда в тот первый день своего возвращения, обмолвилась, что хозяйка собирается продавать комнату, "хозяйка" - это и была моя бывшая жена. Вот и отлично! Надо встретиться с хозяйкой и обговорить этот вопрос. При этой мысли почувствовал, как глухо и сильно застучало сердце в груди. Это не было радостным волнением, это было нечто похожее на страх. Почему то вспомнилась та ворона, которая нападала на меня на кладбище в Торжке. Не доезжая до своей станции метро, я вышел на поверхность и подошел к телефон-автомату. Долго стоял, раздумывая что сказать, прислушиваясь к себе. Я уже знал, что не позвонить я не смогу, и нужно было только собраться, решиться на это, настроить себя на нужное состояние. Взял трубку, стал набирать номер. Память услужливо выносила на поверхность требуемую комбинацию цифр. Длинные гудки. Если трубку снимет сын - что я скажу? Опять поймал себя на мысли, что воспринимаю себя другим человеком - думаю, как ОН, и даже его проблемы и боль воспринимаю, как свои. Сердце глухо стучало. Наконец на другом конце сняли трубку.

- "Алло" - знакомый женский голос, откуда то издалека, глухой, как-будто из другого мира. Впрочем, ведь это действительно так - из другого мира. Раньше (чужая память работала, как своя), когда они с ней уже расстались, ОН вот также набирал номер, чтобы хоть как-то загасить борьбу, примириться. Начинал что-либо говорить, а на другом конце бросали трубку.

- "Здравствуйте." Я почувствовал, что голос мой сел от волнения - "Я звоню Вам по поводу Вашей комнаты на Арбате"

- "А!" - оживились на другом конце провода - "Что Вас интересует?" Голос ее стал приветливым, даже, я бы сказал приятным. Она всегда умела произвести приятное впечатление на собеседника, тем более, когда ей этого было нужно.

- "Знаете, я уже побывал там, у вас. Соседка показала мне комнату.. Мне хотелось бы посмотреть документы на нее и поговорить с вами о цене.." Дальше следовал обычный разговор, который идет между тем кто продает недвижимость и тем, кто ее хочет купить. Мы договорились встретиться через полтора часа там же, на Арбате, в этой квартире, и обсудить все вопросы. В конце разговора голос ее стал грудным и воркующим, она словно обволакивала им своего собеседника. Я усмехнулся про себя - если бы я не знал с кем имею дело, можно было бы и поддаться ее чарам.

Тяжелые свинцовые тучи медленно ползли над городом. Глядя на них с шестнадцатого этажа многоэтажки, казалось, что они совсем рядом, а земля - напротив, казалось очень далеко. Мелкие фигурки людей на остановке автобуса, машины, словно жучки ползущие по грязной ленте дороги, а вдалеке унылый промышленный пейзаж - таков был вид из окна кухни. Но зато квартира, да и сама кухня, была шикарная - трехкомнатная, просторная, в современном доме, со всеми удобствами. Да и район был не плохой, хоть и новостройка, на зато в черте Москвы, пятнадцать минут на автобусе до метро. В эту квартиру они перебрались с сыном еще когда муж был жив и находился еще на свободе. Эта квартира была ее победой, и досталась ей, как она сама любит говорить - кровью. Она показала всем, а в первую очередь ему, своему бывшему мужу, что он им не нужен. Совсем не нужен. С тех пор прошло уже не мало времени. Муж умер в тюрьме. В прошлом году один за другим отошли в мир иной и ее родители. Друзья из прошлой жизни все куда-то подевались, а новых не появилось. Только временные партнеры по бизнесу, да всякие случайные мужчины. Мужчины вокруг нее крутились, как мухи вокруг меда, но все это было не то. Какие-то они... тупорылые все, что ли. Какой другой вроде бы и ничего - и при деньгах, и работящий, а все не то. Даже в гости пойти с ним неловко - или двух слов связать не может, или за каждой юбкой цепляется. А другой вроде и ничего, а за душой ни гроша. Еще и прописывать его к себе надо. Нет не надо ей такого добра. Один только сыночек, отрада души, мамина надежда и кровиночка. Вот уж кто никогда не покинет маму... При мысли о сыне лицо ее просветлело. Сын был ее гордостью и любовью. С отличием закончил школу и сейчас учится на третьем курсе института. В его зачетной книжке нет даже "четверок", только одни "пятерки". Его способностям удивляются даже преподаватели. Шутка сказать - уже на первом курсе института опубликовал в научном сборнике статью! Ее даже перепечатали где то за границей, премию за нее дали - триста долларов. Мать слабо разбиралась в этом, но чувствовала уважение окружающих к своему одаренному сыну и гордилась им. Заслуга в этом была несомненно только ее, поскольку отец ребенка никогда с ним не занимался. Прошлым летом сын в числе лучших студентов выезжал на практику в США. Мать и радовалась и боялась этого. Она боялась, что сын может навсегда оторваться от нее - завербоваться, уехать работать по контракту. Может и жениться в конце концов. При одной только мысли об этом ее начинала бить дрожь и повышалось давление. Там, на практике, в этом Мессачусетском университете, мальчик познакомился с девушкой. Она была русская, но подданная Соединенных Штатов Америки. Ее родители занимались бизнесом где-то здесь в России, а в штатах за ней присматривала бабушка. Ну, разве может бабушка усмотреть за молодой, здоровой девчонкой. Естественно, она втюрилась в ее мальчика по самые уши. Конечно, сыночек был совсем не мальчиком, двадцать первый год шел человеку, к тому же в его характере все больше и больше проявлялись черты характера его отца. Это больше всего ее беспокоило. Последнее время сын стал совсем холоден с ней, ее нежности раздражали его, на ее расспросы об институте отвечал немногословно и скупо, о своей личной жизни он вообще никогда с ней не разговаривал. При этом у него снова появилась мерзкая манера молчать, когда она к нему обращается - он демонстративно молчит, занимается своими делами и совершенно не реагирует на замечания матери - забыл, видно уже, кто его одел, обул, кто его в люди вывел. Вот они - отцовские гены, вредность характера, и не вытравишь из него эту дрянь. Раньше, еще в детстве, он тоже позволял себе такое хамское поведение по отношению к ней, правда тогда отец за него заступался, но она выбила из него эту дурь. Каких усилий ей стоило оградить сына от дурного влияния этого подонка. Позже она доказала сыну кто для него дороже - она, мать, которая ночами не спит ради здоровья и благополучия семьи, сына или его отец, который бросил их и ушел к этой сучке.

Сын понял это и все сделал так, как она сказала. Позже, когда он стал выходить из повиновения, она рассказала ему каких ей стоило сил и средств, чтобы убедить следователя не копать дело отца дальше..

Зазвонил телефон, она поспешно сняла трубку. На этот раз звонил сын:

- "Я задерживаюсь на кафедре, домой не приеду. Переночую на Арбате" - это означало, что он собирается поехать в ту квартиру, где раньше был прописан его отец, и которую она собиралась сейчас продавать. После его смерти ей с большим трудом удалось сохранить за собой эту жилплощадь, прописав туда сына. Последнее время сын все чаще и чаще стал не ночевать дома под предлогом большой загрузки в институте. Ей это очень не нравилось. Она чувствовала, что он все дальше и дальше отдаляется от нее. Он перестал даже нуждаться в ее деньгах, получая стипендию от "Международного фонда поддержки молодых ученых" и подрабатывая на кафедре. А теперь, когда она, поддаваясь давлению с его стороны дала ему ключи от той квартиры, он и вовсе покинет ее. Она чувствовала это. У нее никого не осталось кроме него и для нее это было бы равносильно смерти.

- "Сыночек," - запричитала она - "не нужно тебе туда ездить. Приезжай домой, поужинаешь нормально. Ведь это же твой дом, все здесь твое, ты здесь хозяин" - голос ее стал жалостливый, плаксивый.

- "Я сказал тебе - не успеваю" - с раздражением ответил сын.

- "Сыночек, ну в кого ты такой жестокий! Ведь ты же один у меня, что же я без тебя буду делать?!"

- "Ну, все, пока". В трубке раздались короткие гудки. Мать положила трубку и потеряно сидела за столом. Ей хотелось разреветься, но слезы не шли из глаз. Она давно уже разучилась плакать. Как волчица она сидела одна в своей норе и горько неслышно выла, в ее глазах уже не было огня борьбы, была только боль. Она уничтожила всех своих обидчиков и врагов, никого не осталось рядом. Все были или мертвы или исчезли из ее жизни навсегда. А вот теперь, словно туман поутру, словно призрак над болотом, исчезал из ее жизни и сын, единственное, что у нее осталось в этом мире.. Жаль отца нет рядом - в отчаянии пронеслось в голове - он бы приструнил сыночка... Лицо ее снова стало суровым - нет, надо вычеркнуть этого мерзавца из своей жизни навсегда, чтобы даже предметов, о нем напоминающих, в ее жизни не было. Может быть тогда они с сыном смогут жить спокойно. Продавать эту комнату без колебаний, за сколько захочет - за столько и отдать ее. Она взяла зеркало, свои косметические принадлежности и стала приводить в порядок свое лицо.

В назначенное время я стоял на площадке второго этажа и, перекрестившись, нажал на кнопку звонка. За дверью сразу послышался стук каблучков по паркету - звонок ждали, дверь отворилась. На пороге стояла миловидная, хоть и не молодая уже женщина, она улыбалась мне, пропуская в прихожую. Я отметил про себя, что несмотря на свой зрелый возраст, она сохранила достаточною привлекательность - фигура ее была все такой же женственной, а лицо, хоть и тронуто временем, но сохранило приятные черты, хотя для меня не было секретом какие жизненные бури прочертили на нем эти резкие складки от носа к уголкам губ, а на лбу между бровей глубокую вертикальную борозду. Она приветливо пригласила меня в комнату.

- "Кофе будете?"

- "Спасибо, не откажусь". Я заметил, что на журнальном столике уже стояли две чашечки, вазочка с сахаром и печеньем. Она сходила на кухню и принесла "турку" с только что сваренным кофе.

- "Присаживайтесь. Что Вас интересует? Спрашивайте." Я видел, что она внимательно изучает меня. Волнуется. Понятное дело, продавать недвижимость - дело хлопотное и не всегда безопасное.

- "Скажите, кто здесь сейчас прописан?"

- "Мой сын".

- "Он один здесь прописан? А Вы, разве нет?" Я попытался сделать удивленное лицо.

- "Видите ли" - она замялась - "раньше здесь был прописан муж... вместе с мальчиком... Нет, мальчика я потом уже прописала" - она занервничала. Я внимательно смотрел на нее. "Нет Вы не думайте ничего такого... просто муж... умер, а теперь здесь прописан только сын". Я отхлебнул кофе. Видно было, что она немного растерялась. Действительно, получалось как-то не очень убедительно, и она как бы оправдывалась. Чтобы немного подбодрить ее я улыбнулся и сказал.

- "Понятно. Печально, конечно, но жизнь - есть жизнь"

- "Да, да, конечно" - она облегченно вздохнула, как бы сожалея по этому прискорбному поводу.

- "Скажите, а сыну сколько лет? Надеюсь он уже совершеннолетний?"

- "О, разумеется. Ему уже 20 лет" - лицо ее оживилось -"На третьем курсе института уже учится. Вы знаете, он у меня такой способный, его даже за границу приглашают на учебу. Но знаете, как-то боязно отпускать его так далеко, он у меня такой домашний, и так привязан ко мне. Ведь у него никогда кроме меня никого не было." Я молча помешивал ложечкой кофе. Затем, не поднимая глаз сочувственно заметил:

- "Трудно, наверное, без отца воспитывать ребенка?" Она нервно усмехнулась

- "Вы знаете, иногда лучше растить ребенка самой, чем с таким... негодяем"

- "Вот как?! Простите, я не знал, что вы..."

- "Да, да, мы не жили вместе... Но он все-равно получил по заслугам - Бог, он все видит!" На ее лице отразилось злорадство, глаза заблестели удовлетворенным чувством отмщения. Она взяла сигарету и закурила, нервно затянулась. Лицо ее слегка порозовело от возбуждения. Видно было, что она готова продолжать. Я сделал недоуменное лицо

- "Простите, не понял - как это 'по заслугам'?" Она выпустила долгую струйку дыма и потрясла пепел над блюдцем.

- "Он сел в тюрьму" - бросила на меня молниеносный взгляд, как будто выстрелила в меня из пистолета. Я поспешно опустил глаза в чашку с остывающим кофе. Надо бы прекратить этот разговор - с болью пронеслось в мозгу, но что-то заставляло идти дальше:

- "В тюрьму? За что?"

- "Он убил свою любовницу" - она смотрела на меня, как бы подтверждая свою мысль, что зло всегда наказывается, а справедливость всегда торжествует; затушила окурок в фарфоровом блюдце.

- "Вот как. А как же он... умер?"

- "Он умер в тюрьме". Я чувствовал, что она смотрит на меня, смотрит торжествующе, как смотрит победитель на поверженного врага. Я боялся поднять глаза, чтобы встретиться с ее взглядом.

- "Тогда понятно почему Вы продаете эту комнату. Кстати, а мальчик не будет против этого? Ведь он уже взрослый человек и может иметь свое мнение. По крайней мере все юридические операции по оформлению нашей сделки он должен выполнять сам". Я попытался придать своему голосу самые мягкие интонации, однако лицо ее стало жестким, она легонько забарабанила кончиками ногтей по фарфоровому блюдцу - это был явный признак начинающегося раздражения.

- "Не беспокойтесь, у нас с сыном полное взаимопонимание. И мать свою он всегда слушается. Я его одна воспитывала с пеленок, и никто лучше меня не может знать моего мальчика." Она говорила так, словно убеждала сама себя, хотя, чувствовалось, что она сама в этом сомневается. Я проглотил свой вопрос по поводу участия-неучастия ее мужа в воспитании сына. И все же совсем обойти эту тему я не мог. Придав своему голосу самую участливую интонацию я спросил.

- "Простите, а как давно... вы с ним расстались?" Вопрос в моих устах по-видимому показался ей двусмысленным. Я видел, как у нее покраснела шея, она еле сдерживала себя, чтобы не сорваться на грубость.

- "Какое это имеет значение?" - прошипела она, - "Здесь прописан мой сын, все документы оформлены на него. В конце концов у меня есть все справки - вот справка из ЖЭКа, вот из паспортного стола. Вот справка... о смерти...".

Справку о смерти я смотреть не стал. Пролистав все документы, я поинтересовался о цене, за которую она хочет продать комнату. Двенадцать тысяч долларов. Это было не много. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения.

Заключение

Хлопнула входная дверь в коридоре, и на пороге комнаты появился молодой человек. Увидев нас, лицо его резко изменилось. Из открытого, веселого, одухотворенного оно стало угрюмым и злым. В нем читался протест всему тому, что можем сказать ему мы. И все же я с волнением и любовью рассматривал родные черты. Он сильно повзрослел. На верхней губе темнели юношеские усики, на подбородке и щеках виднелся легкий пушок. Было видно, что несмотря на всю скудность этой растительности, тем не менее она составляла гордость для своего обладателя. Но больше всего меня поразили его глаза. Это не были глаза ребенка или юноши. Это были глаза воина. Холодный блеск самурайской стали отражался в них. Да, она воспитала воина. Умного, холодного и расчетливого. И что самое страшное - возможно циничного и жестокого.

- "Сыночек," - засуетилась мать - "вот покупатель пришел, ему понравилась комната. Мы решили, что он ее покупает. Ты же хотел машину - вот, пожалуйста, здесь и не только на машину хватит." Она заискивающе заглядывала сыну в глаза. Юноша сделал презрительно недоуменное лицо.

- "Почему ты мне об этом ничего не сказала?" - это были первые его слова произнесенные как он вошел в комнату. По тону я понял, что он не согласен с матерью и у него на этот счет имеются свои планы. В глубине души я ликовал. Я видел, что мальчик не сломлен, не подавлен ее волей, а напротив, открыто протестует. Пускай не явно, но противостоит ей. И все же в глубине души нарастала тревога. С такой тревогой наверное прилегали к земле наши предки, когда прислушивались к стону земли под копытами наступающей на них татаро-монгольской орды. Воины, в стальных доспехах, с моралью завоевателей, не знающие пощады и милосердия. Эта рать еще далеко, но она мчится на тебя и рано или поздно растопчет тебя копытами своих коней. Случайно я бросил взгляд на его мать, в ее глазах, когда она смотрела на сына, я увидел этот страх, страх ожидания, когда и ее растопчет всадник. В этот момент мое настроение резко переменилось. Мне захотелось подбодрить ее, защитить от этой подминающей под себя силы.

- "Хорошо, давайте отложим этот вопрос" - примирительно сказал я. Встал и начал одеваться. Мальчик холодно смотрел на мать, его лицо, его поза, все говорили о том, что она ему здесь не нужна.

- "Ма, езжай домой, я останусь здесь. Ко мне... должны прийти"

- "Кто к тебе должен прийти, сыночек? Поедем домой, я ужин приготовила" - она жалостно и заискивающе смотрела ему в глаза.

- "Поезжай ма, мне еще надо позаниматься, завтра зачет по "термеху". И потом, я же сказал - ко мне должны прийти." Он взял ее пальто и демонстративно приготовился помочь ей надеть его. Мать тихонько всхлипнула.

- "Позвольте мне проводить Вас" - сказал я и взял пальто из рук сына.

- "Спасибо!" - с благодарностью посмотрела она на меня, продевая руки в рукава. В этот момент она показалась мне совсем слабой и беззащитной. "Завтра хотя бы приходи, сыночек, я буду ждать тебя"

Мы вышли на улицу и молча шли по заснеженной мостовой.

- "Вам куда?" спросила она.

- "В Бутово. Поеду на метро, потом на автобусе"

- "Я пожалуй машину возьму, что-то устала сильно". Я помог ей поймать машину. Прощаясь я взял ее руку в свою и сказал:

- "Все будет хорошо. У Вас замечательный сын и он Вас очень любит. А в этом возрасте они все такие ершистые, не переживайте так. Прощайте". Она с благодарностью посмотрела на меня. На секунду мне показалось, что если бы не какая то роковая случайность, мы могли бы быть вместе и быть счастливы. Задул ветер, в лицо ударил заряд снежной пурги. Укрываясь от него, она поглубже упрятала лицо в меховой воротник. Нет, пожалуй, этого не могло быть никогда - подумал я, и мы расстались.

Я медленно брел по обледенелой мостовой. Из головы не выходил образ сына. Вот, оказывается, каким он стал. Выстоял, не сломался - молодец. Может быть и моя заслуга в этом есть. Правда, холодный как лед, может быть даже жестокий, что ж - воин таким и должен быть. Воин. Сердце заныло в груди. А что же ты хотел? Выбор у него был невелик. Незаметно я снова оказался перед домом, в котором прошла моя юность. Стоя в переулке напротив, долго смотрел на окна второго этажа. Видел, как на кухне хозяйничает Вера, пару раз там промелькнула кудрявая голова сына. Наверное чайник поставил на плиту - подумал я. И все-таки нам нужно было поговорить. Груз ответственности, который давил на меня через память, мне не принадлежащую, заставлял меня идти дальше по этому пути. Честно говоря, я уже чувствовал смертельную усталость от обрушившейся на меня чужой жизни. За эти считанные месяцы, которые я прожил, неся в себе память умершего человека, мне казалось что я постарел на десять лет. Да это и не удивительно - ОН то был старше меня почти на десять лет. Мне казалось, что я стою перед выбором. И этот выбор я, кажется, сделал. Я уверенно, с чувством какого-то облегчения, подошел к телефон-автомату и набрал номер квартиры, рядом с которой я находился. Трубку снял сын.

- "Простите," - сказал я - "я только что был у Вас дома, мы беседовали с вашей матерью. Не могли бы мы с Вами поговорить? Поверьте, это очень важно." Мальчик молчал в трубку, я слышал его дыхание. Он думал. То, что он понял, что речь пойдет не о его комнате, в этом я не сомневался. Он просчитывал варианты. То, что один из них был как-то связан с его отцом, думаю, он понимал тоже.

- "Хорошо" - сказал он - "только, пожалуйста не долго. Ко мне должны прийти".

- "Много времени это не займет" - обрадовано сказал я.

Через минуту я уже сидел в том же кресле, в котором находился полчаса назад. Передо мной сидел сын. Я видел его напряженные глаза. Они смотрели на меня также, как и тогда, на осенней безлюдной аллее. Только тогда в них было отчаяние, сейчас я улавливал в них страх. Это мне было неприятно. Я не хотел видеть страх в глазах любимого мне человека. Я все бы отдал, чтобы никогда в его глазах больше не было страха.

- "Знаешь, мы были знакомы с твоим отцом" - начал я осторожно - "Мы были знакомы с ним еще при жизни, еще до того как он сел в тюрьму" - я немного солгал, но позже вы поймете почему. "Потом мы переписывались с ним, когда он был в заключении. Он писал роман, находясь за решеткой. Ты наверное не знаешь, но он был очень способным человеком. У него был талант".

- "Мать мне говорила об этом. Но он нас бросил, он обижал маму. Даже бил ее! - она сама об этом говорила. Он был плохим и мне не жалко его."

- "Жалеть его не нужно. Он прожил свою жизнь так, как было ему начертано судьбой. Он любил тебя, и по-своему был счастлив. И маму он любил тоже, может быть когда-нибудь ты поймешь это. Самое ценное, что у него осталось - он сам писал мне об этом в письме - это те записи, которые он делал перед смертью. Добрые люди сберегли их и сейчас они у меня. Он очень хорошо и тепло пишет там о тебе. Мне хотелось бы, чтобы они были у тебя, потому что дороже тебя на свете у него никого не осталось. Ему будет приятно и спокойно, если ты будешь ими распоряжаться." Я вынул из-за пазухи сверток с тетрадями, аккуратно завернутых в полиэтиленовую пленку, и передал ему в руки. Из глаз мальчика потекли слезы. Я видел, как усилием воли он пытается справиться с захлестнувшими его чувствами, желваки на скулах побелели от напряжения, но слезы продолжали капать на дорогой подарок. Наконец он справился с разыгравшимися нервами. Утерев лицо тыльной стороной ладони, он глубоко и судорожно вздохнул.

- "Спасибо... папа."

Я продолжал - "Вот тут возьми" - я протянул ему второй сверток - "деньги, они пригодятся вам с мамой... и комнату теперь не надо продавать." Мальчик взял сверток. "И вот еще банковская карточка. Она выписана на имя твоего отца, поэтому можешь пользоваться ею с чистой совестью. Там тоже не маленькая сумма, посмотришь сам. Вот секретный код, необходимый для пользования ею" Я записал на листочке бумаги комбинацию букв и цифр, составляющих пароль, и протянул ему.

- "Спасибо" - ответил мальчик. Он окончательно справился со своими эмоциями и теперь сидел, не зная что и сказать. Затем посмотрел мне в глаза - "Простите, а Вы не знаете... где его похоронили?"

- "Знаю. Я был там не так давно, поправил могилку, памятничек поставил. Если хочешь, съездим к нему когда-нибудь"

- "Хочу" - порывисто ответил сын. Я ощущал неимоверную легкость на душе. Казалось, что тяжкий груз свалился с сердца.

В прихожей раздался звонок. Мальчик радостно встрепенулся - это ко мне. Резко вскочил и бросился в коридор открывать дверь. В следующий миг комната озарилась сиянием. На пороге стояла девушка, лет семнадцати - восемнадцати, а может быть и ровесница моему парню. Она поздоровалась, ласково улыбаясь глядя на меня. У меня потемнело в глазах. Откуда я знаю это лицо? Где я видел эти прекрасные зеленые глаза? Не может быть! Немыслимая догадка словно молния расколола мой бедный мозг пополам. Ведь это же ОНА! Это ее лицо, ее походка, ее голос, в конце концов. Она, но только моложе лет на пятнадцать - двадцать. Как же так... И тут до меня стало доходить - это ее дочь. Да, это она. Она почти ровесница моему... точнее ЕГО сыну. Но как же они познакомились?

- "Познакомьтесь" - сказал сын. Он назвал ее имя. Назвал имя ЕЁ дочери. "А это" - он обернулся к ней и сделал знак в мою сторону - "друг моего отца. Я тебе говорил" - он опять повернулся к ней, голос его стал глухой - "папа умер... в тюрьме. Вот здесь" - он прижал сверток с тетрадями к своей груди - "его последние записи". Глаза девушки наполнились печалью. Она подошла ко мне и поцеловала меня.

- "Спасибо вам!" - с жаром произнесла она. "Вы так много сделали для нас... для мамы" - она словно лиана обвилась вокруг сына. "Мы с мамой часто общаемся. Во сне, когда я сплю, она приходит ко мне и мы разговариваем. Она рассказывала мне и про Вас" - девушка с нежностью посмотрела на меня - " Вы - бесподобный мужчина! Это она так говорила." Я зарделся от удовольствия, распрямил плечи. Впервые за последние недели и дни я почувствовал себя сам собой. Она говорила не о НЕМ, не о том человеке, память которого была во мне, она говорила обо МНЕ. Это я был БЕСПОДОБНЫМ МУЖЧИНОЙ, а не ОН. Мне хотелось обнять этих милых ребят и вместе с ними дурачиться, устроить дебош, веселье. Меня распирала гордость и благородство, ведь она похвалила меня. МЕНЯ а не ЕГО. Я вспомнил, что у меня находились предметы, которые по праву должны принадлежать своей хозяйке, а конкретно - ее дочери, этой прелестной девушке, которая была передо мной. Это была цепочка с распятием и банковская карточка на имя ее матери. Как будто прочитав мои мысли, она подошла ко мне и положила свою миниатюрную ладошку мне на грудь.

- "Мама просила Вам передать, чтобы крестик с цепочкой Вы оставили у себя. Это ее подарок Вам". Я был поражен - откуда она может знать про цепочку и крестик? Она снова ласково объяснила мне это - "Мама была с Вами все это время. Вы просто ее не видели, но она знала про Вас все. Она Вами гордится!" Девушка снова нежно прижалась к моей груди, я бережно взял ее руку в свою и поцеловал. "И еще она просила Вам передать, чтобы Вы пользовались теми деньгами, которые лежат на ее карточке. Пусть это будет Вам хоть какой-то компенсацией за те опасности, которым Вы подвергались. Какой там пароль? Пароль - это имя ее любимого человека, Вы могли бы догадаться об этом сами. У мамы не было других паролей." Я понял, что теперь, с этого момента, его имя навсегда останется с ним и я уже никогда не буду путать его с моим, также как и его память будет отныне навсегда ТОЛЬКО его памятью.

Я вышел из дома, ощущая неимоверную легкость в себе. Перейдя через улицу я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на окна этой квартиры, квартиры моего друга, посмертную просьбу которого я выполнил до конца. Перешла ли его память в какого-либо другого человека, к примеру, в его сына? Сомневаюсь в этом. Он и меня то отпустил, потому что, наверное, пожалел. А грузить своим опытом, своими проблемами, своей болью близкого, родного ему человека он и подавно не станет. В окне второго этажа я увидел ребят, они стояли обнявшись и всматривались в морозную мглу улицы. Увидев меня, они замахали прощально руками. В ответ я посылал им воздушные поцелуи, я плясал и орал на всю улицу - "Уви-и-и-димся!" Я полностью ощущал себя самим собой, память моя была легка и чиста, как у ребенка. Я посмотрел на часы - Боже, девятый час! Мои, наверное, заждались меня дома. Развернувшись я бросился вприпрыжку по улице к метро. Я бежал домой. Бежал к жене, к сыну. Это счастье, что они у меня есть. И дай им Бог здоровья! И вам, мои дорогие читатели, тоже!