Эта женщина. Эпизод 2. Из сборника Женщина заставила лизать пизду

Легкое покалывание в кончиках пальцев. Тепло растекается в животе подобно водовороту. Никуда не исчезающее чувство предвкушения. Это вот-вот произойдет. Что? Не ясно.

Просто невозможно на чем-то сосредоточиться. Мысли постоянно возвращаются к одному и тому же. Причем нет четкой формулировки, грамотно составленного предложения. В голове бессмысленный набор слов, которые соединяясь, образуют ту самую мысль.

Совсем не ясно, чего хочется больше: чтобы время бежало быстрее, и долгожданный  момент настал, или, напротив, протекало медленнее, чтобы как-то усмирить себя, успокоиться.

Есть не хочется. Читать не получается. Слова застревают в горле. Страницы кажутся пустыми. Буквы сливаются воедино, черная типографская краска становится красной, проглатывая солнечные лучи. Иногда зеленой. Буквы парят над бумагой, текст на которой внезапно из-за отражения света приобретает 3D-эффект.

Все валится из рук. За что не возьмись, ничего не получается. Собираться слишком рано. Куча одежды на диване, на полу, на кресле. Вывернутые наизнанку, демонстрирующие глубину своей утробы ящики с нижним бельем.

Возвращая вещи в шкаф, нашла ночную рубашку. Удивилась, почему она не в ящике. Его подарок. Прозрачная кружевная ночная рубашка. Черный тюль напоминает собой фату невесты. Разве что с различием в цвете и способе применения. Вуаль для ее тела, расшитая до пояса черными и фиолетовыми французскими лентами, на талии собирается в оборки.

Убрала вещи. Долго держала в руках невесомую вещицу, думая, нужно ли ей, что-то еще. В комплекте были трусики. Она то одевала их, то снова снимала. Рубашка напоминала собой платье длины мини. Кружева и ленты надежно скрывали грудь, а вот…

Она продолжала стоять у зеркала, покачивая трусики на указательном пальце полусогнутой руки. Лента, идущая по “подолу юбки” делала акцент на прозрачности ткани. Будет сразу бросаться в глаза то, что на ней ничего нет. Если грудь скромно скрываясь за кружевами лишь намекает на то, что обнаженная, то…

Трусики были убраны обратно в ящик вместе с остальным бельем, которое сегодня не угодило своей атмосферной привлекательностью.

В темноте прозрачность ткани была не столь очевидна, как при солнечном свете. Темнота слишком скромна, чтобы подчеркивать такую распущенность. Темнота слишком лицемерна,   предоставляя укрытие в своих владениях для страждущих слиться воедино.

Вот и она надела на себя кусочек ночного эфира. Стоя перед зеркалом, она думала, почему он купил именно это? У этого бренда есть и более откровенные вещи, которые могли бы ярче подчеркнуть ее темперамент.

Она повернулась на носочках и прозрачная ткань закружилась миниатюрным вихрем. Надеть на себя ночной воздух. Быть одетой, оставаясь обнаженной. Это как смотреть на солнце сквозь солнечные очки. Черный тюль оттеняет белую кожу. В полумраке ее тело излучало тусклое свечение, подобное свету светлячков, летающих над болотом. О чем он думал, когда покупал ей это? С какой целью она это надела?

Предвкушение только усилилось. Она знала, что произойдет. Маленькая шалость, которая запомнится ему надолго. Этот черный тюль был подобен ее мыслям. Он был достаточно прозрачен, чтобы не иметь возможности ничего скрывать, но одновременно с этим, скрывал все за плотной дымкой тумана.

Она словно стояла на болоте, и туман полозом поднимался вверх по ее телу, ложась на него, обращаясь в невесомое одеяние. Ночная рубашка была легким оттенком ее раскрепощенной невинности. Она была горящими глазами на ее холодном и милом лице. Вот какой он ее видит. Возможно, он добрался до самой сути ее существа. Но возможно, он не сможет постичь ее никогда.

Когда он наконец пришел, она сидела в кресле полубоком, плотно сведя ноги, подпирая рукой подбородок. Яркое освещение делало невозможным разглядеть что-либо за окном. Да, и шторы были плотно задернуты.

По привычке он отправился в ванную комнату, предварительно откупорив бутылку вина, к которой они по традиции так и не притронулись бы. Вышел с махровым полотенцем на бедрах, уселся в кресло напротив нее.

Она на него даже не смотрела. Все слишком привычно, обыденно, не интересно. Не разводя ног, она касаясь икры правой ноги подняла левую вверх, скользя по гладкой коже, чтобы закинуть ногу на ногу, обнажив тем самым молочного цвета бедро. Зная, куда при всем при этом будет обращен его взгляд.

Его не хотелось от слова “совсем”. Причиной продолжающегося покалывания в кончиках пальцах было вовсе не предвкушение бурной ночи. Причиной было нечто более странное, но приводящее их обоих в благоговейный трепет.

Они не остыли друг к другу ни капли, напротив еще больше прониклись друг другом. Но что-то все-таки изменилось.

Она встала. Подошла к шкафу с посудой. Открыла верхнюю полку и, встав на носочки, потянулась за бокалами. Сорочка решила сделать тоже самое. Одарив его взглядом, из разряда “я даже не заметила, что забыла надеть нижнее белье”, протянула ему бокалы.

Янтарная жидкость проникла в глубокой огранки хрусталь. Он протянул ей бокал. Она же, обмакнув в вино кончик указательного пальца, нанесла его на его губы, а после собрала капли кончиком языка, медленно втянув верхнюю, а потом нижнюю губу.

Сделав небольшой глоток, она слегка приоткрыла рот. Его язык нырнул в пьянящую лагуну ее рта.

Они пили вино мелкими глотками, используя свой рот в качестве фужеров. Каждый следующий поцелуй был проникновеннее предыдущего. Капли вина на губах, пропитанные вином, вьющиеся, как змеи, языки.

Обхватив его язык губами, она втягивала его и отпускала, собирая с его губ капли вина. Небо, слизистая губ, слизистая рта, язык - все отныне имело вкус белого сухого. Капля за каплей, опьяняя рассудок.

Усадив его в кресло, она села к нему на колени. Полотенце оставалось на месте. Его руки нырнули под прозрачную ткань и остановились на талии. Она собирала капли вина с его шеи, подбородка, алых от поцелуев губ, с углубления ключицы, груди. Его руки спустились к ее ягодицам. Ее бедра прижимались к его бедрам. Их тела пахли виноградом.

Прозрачная ткань ее сорочки становилась темнее, прилипая к телу, более не имея возможности скрывать грудь, что набухла от прикосновений его губ и языка. А вино все лилось из одной чаши в другую.

Встав, он поднял ее на руки, но лишь для того, чтобы донести до кровати. Долгий, непрекращающийся поцелуй, стирающий всяческие грани его и ее губ, никак не заканчивался.

Оказавшись на кровати, он ложится на спину, она ложится на него, в самой банальной позе, открывая для него все самое сокровенное. Практически мгновенно начиная чувствовать, как ее затягивает. Губы создают вакуум, в то время, как кончик языка, касается втянутой в водоворот сердцевины ее цветка.

В то время как она, обхватив его “посох” руками, охватывает губами его вершину. Водоворот Харибды, медленно продолжал затягивать, язык неутомимо, то порхал по кругу, то двигался вверх-вниз, то слегка касался отверстия. Руки, сменяли одна другую, в монотонном непрекращающемся ритме, будто бы выдавливая крем из кондитерского мешка.

Все предельно просто, как само блаженство. Просто, как все гениальное. Просто и волшебно для тех, кто перепробовал самое сложное, осознали, что нет ничего прекраснее этой простоты.

Его руки заведены за голову, сжимая его запястья, она то наклоняется, то откидывается назад, найдя свой индивидуальный ритм, забыв, что она планировала, что должно было произойти.

Вино переливается изо рта в рот. Черный тюль по прежнему обтягивает ее тело. Груди подпрыгивают, как мячики от скорости движений. Слишком просто, чтобы быть источником того, что они чувствуют сейчас.

Ее руки на изголовье кровати. Его руки обретя свободу, награждают лаской ее тело. Водоворот затягивает все глубже и глубже. Их тела покрыты испариной. Слегка согнув ноги в коленях и приподняв таз, он двигается в такт ей, сжимая в руках осиную талию.

Закрывая глаза, они видят лишь бесконечную степь, по которой несется взмыленный, но полный сил жеребец. И девушка, сидящая в седле, сжимая узду, даже не смотрит на дорогу.

Не выпуская его из себя, она поворачивается к нему спиной. Шея коня отныне в кольце рук всадницы, но и то ненадолго, она, найдя опору в широко расставленных, вытянутых руках, начинает двигаться еще быстрее.

Песок превращается в пыль под копытами, несущегося во всю прыть гнедого коня.

Еще один разворот и она, широко расставив ноги и приподняв таз, ложится на спину. По телам бежит тонкое электричество. Все законы физики сливаются в один элементарный процесс с главенствующей силой трения.

Чего она хотела? Какой был план? Где произошла осечка? - Думала она, падая на мягкий матрац. - Всему виной эта сорочка.