Лето в деревне или Порно рассказы в деревне Часть 1

Всем поклонникам зрелых дам посвящается!

Все персонажи истории — взрослые люди.

Из двух моих бабушек я больше всего любил бабушку Лизу, маму отца. Она была доброй и никогда не ругала меня, даже когда я шалил в детстве. От бабушки Лизы всегда исходил аромат капустных пирогов, которые она обожала выпекать в большой побеленной известью русской печи. Я наедался ими, когда приезжал к ней в деревню. А вот другую свою бабушку, бабушку Зою, мамину маму, я не любил из-за её врождённой жадности и злобности.

Когда бабушка Лиза приезжала к нам в райцентр проездом, она никогда не приходила с пустыми руками. Всегда привозила с собой подарки: печенье, пряники и даже шоколадные конфеты. В отличие от неё, мамина мама, бабушка Зоя, была скупа на гостинцы. Изредка она давала мне горсть засахаренных леденцов, которые долгое время лежали у неё в серванте и уже засохли, считая их подходящим подарком для внука.

Бабушка Лиза, несмотря на свою доброту, была непривлекательной, полной и рыхлой. Она носила длинные сарафаны до пят, и как женщина меня не интересовала. Я никогда не фантазировал о ней и не мастурбировал. Зато бабушка Зоя вызывала у меня такие чувства, и я мастурбировал, представляя её. Она была красивой, злой, но притягательной пожилой женщиной, очень похожей на свою дочь, мою маму.

Бабушка по отцовской линии никогда не пользовалась косметикой и духами. Она всегда ходила в калошах и носила мешковатую одежду, которая скрывала её полноту, но делала её непривлекательной. Она не стремилась к сексуальности, жила одна в деревне, где ухаживала за коровой и свиньями. До пенсии бабушка Лиза работала дояркой в колхозе, а на пенсии занималась домашним хозяйством, продавая на рынке молоко, мясо и творог.

В отличие от бабушки Лизы, которая рано состарилась, работая на ферме и таская тяжёлые бидоны с молоком, бабушка Зоя выглядела молодо, так как не занималась физическим трудом. Она была представителем сельской интеллигенции, работала председателем сельсовета и не поднимала ничего тяжелее ручки и папки с документами, что позволило ей сохранить здоровье и красоту в старости.

В основном летние каникулы я проводил у бабушки Лизы, матери отца. Её деревня находилась недалеко от нашего города, в семи километрах, и я добирался туда на автобусе, иногда на попутках или пешком. Село, где жила моя мамина мама, злая и неприятная бабушка Зоя, располагалось далеко, в соседней области, и я редко там бывал. Да и сама бабушка не особо хотела, чтобы я у неё гостил, из-за своей жадности, ведь мне нужно было готовить еду и тратить на это деньги.

Всё изменилось, когда я перешёл в старшие классы. К тому времени бабушка Лиза умерла, а за ней и отец, который напился на работе суррогатной водки. Мы с мамой остались вдвоём, и когда наступили летние каникулы, она решила отправить меня на лето к своей матери, злой и неприятной бабушке Зое. Мама устроилась на железную дорогу проводницей, и её работа предполагала долгие командировки, поэтому некому было за мной присматривать. Она боялась оставлять меня одного.

— Мам, я уже взрослый и могу о себе позаботиться. Со мной ничего не случится, пока тебя не будет, — сказал я маме накануне вечером, узнав о её планах отправить меня на всё лето к её маме.

— Нет, Костя, даже не проси. Там тебя будут кормить и присматривать за тобой, а здесь ты можешь связаться с плохой компанией и сжечь квартиру. Ты поедешь на лето к моей матери, и я буду спокойна. Завтра я иду на работу и возьму тебя с собой на вокзал, посажу на электричку. Не вздумай вернуться, я закрою квартиру и заберу ключи. Я вернусь домой только через две недели, мой поезд «Москва — Владивосток» долго в пути. Собирай вещи в рюкзак, завтра времени не будет. Мы уйдём из дома рано утром, я купила билет на первую электричку, мне нужно на работу пораньше, — сказала мама, стоя у открытого окна и курила сигарету, поставив ногу на низкий табурет и стряхивая пепел на цветочные клумбы с высоты пятого этажа, где мы жили. Заметив мой взгляд на её обнажившуюся ногу под халатом, она затушила окурок в пепельнице, закрыла окно, запахнула халат и, повернувшись ко мне спиной, ушла в свою комнату, дав понять, что разговор окончен.

Я больше не спорил с ней, зная её упрямый характер. Если она что-то решила, её было не переубедить. Причина, по которой она хотела отправить меня к своей матери, была очевидна: в моё отсутствие мама Лена хотела наладить свою личную жизнь, а я ей мешал.

Она была ещё не старая, всего тридцать семь лет, и ей хотелось отношений с мужчинами. Поэтому она и устроилась на железную дорогу проводницей. В нашем городе нормальных мужчин не было, только пьяницы, а в поезде мама могла найти достойного мужчину или временного любовника.

Отец в последнее время давно с ней не спал, приходил с работы пьяным, а маме, как женщине, хотелось ласки. После смерти мужа она решила жить в своё удовольствие, а я был для неё обузой.

Поняв, что ничего не изменить, и смирившись с тем, что мне предстоит провести лето у нелюбимой бабушки, я пошёл в свою комнату, которая находилась через стенку от маминой спальни, и стал собирать вещи в рюкзак.

— Я купила тебе сигареты на первое время, Костя. Потом Зоя будет покупать, я перевела ей деньги на твоё содержание, — сказала мама, заходя ко мне в комнату примерно через час, когда я уже собрал рюкзак, выключил свет и лёг в кровать. Она включила свет, от которого я зажмурился, и положила на тумбочку два блока «Честера».

Мама курила сигареты этой американской марки и покупала их мне. Она предпочитала лёгкие в светлой упаковке, а мне брала крепкие в красной. Хотя «Честер» были достаточно дорогими для нашей провинции, мама говорила, что если уж травиться, то качественным табаком.

Она покупала мне сигареты из расчёта пачки на два дня. Сама она курила нечасто и приучила меня к этому.

Курить дома при родителях я начал в восьмом классе, когда отец был ещё жив, и инициатором этого была мама. Она сказала отцу, что если он всё равно курит, то пусть делает это при нас, а не прячется по углам, чтобы не поджечь квартиру. Отец сначала возражал, говоря, что в его возрасте он не курил при родителях, но быстро успокоился, так как боялся маму и был у неё под каблуком. С тех пор я стал курить при них, а мама снабжала меня сигаретами той же марки, что и сама курила. Отец же предпочитал дешёвые сигареты, «Яву» или «Святой Георгий», от которых у меня начинался кашель.

— Спасибо, мам, я пойду работать и верну тебе деньги за сигареты, — поблагодарил я маму и невольно посмотрел на её живот.

Мама переоделась ко сну в длинную и широкую ночную рубашку, похожую на балахон, и в ней зашла ко мне с сигаретами. Если к длине рубашки вопросов не было — она была пуританской и скрывала все части тела, то материал, из которого она была сшита, открывал запретные места у женщины.

Мама стояла в метре от меня, и я почти в упор рассматривал обширные чёрные заросли на её лобке. Материал ночной рубашки был из тонкого нейлона и отлично просвечивался на свету.

«Неужели она не знает, что её рубашка просвечивается? Или специально её надела и пришла ко мне с сигаретами, которые могла бы отдать утром?» — подумал я, ошарашенно глядя на огромный чёрный треугольник волос на её лобке, который бесстыдно просвечивал через ткань.

Я впервые в жизни видел женский лобок вблизи, и это была моя родная мать. У меня моментально встал член в трусах.

— Мне не нужны твои деньги, сынок. Лучше подумай о будущем. Ты уже взрослый и пора бы тебе создать свою семью, не будешь же ты жить со мной вечно, — сказала мама, положив сигареты на тумбочку, подошла к кровати и села на её край. Сначала она погладила меня по волосам, затем провела ладонью по груди, как бы лаская, и смотрела мне в глаза особенным прищуренным взглядом.

— Я не собираюсь жить с тобой вечно, мам. Но жениться мне ещё рано, скоро в армию, отслужу два года, а потом женюсь, — ответил я, лёжа перед ней с эрекцией под одеялом и наслаждаясь её ласками.

Мама Лена действительно меня ласкала, проводя ладонью по моей груди, и эти ласки были не материнскими, а ласками женщины, давно живущей без мужчины.

«Она пришла ко мне пьяная, и под ночнушкой у неё ничего нет, она сидит на моей кровати голая», — пронеслось у меня в голове, чувствуя запах алкоголя изо рта мамы Лены. Он был едва уловим, но я его ощущал, как и аромат лёгких цветочных духов от её волнистых чёрных волос и запах табака от её губ.

Мама пила на ночь бокал сухого вина, говоря, что это полезно для сердца и помогает быстрее заснуть. Но сегодня, вероятно, она не ограничилась одним бокалом и опьянела. Поэтому и пришла ко мне в таком виде.

И что ей было меня стыдиться? Мы остались вдвоем, и ей некого было опасаться. Раньше, когда отец был жив, она смущалась появляться передо мной в нижнем белье, но после его смерти я часто видел маму в бюстгальтере и трусиках, когда она выходила из ванной или туалета.

— Многие парни женятся до армии и создают семьи. Я, конечно, не выгоняю тебя из дома, но задумайся о будущем уже сейчас, пора найти себе девушку, сынок. Если сам не справишься, я помогу. — мать почти прямо намекала, что мне пора освободить квартиру, чтобы она могла наслаждаться жизнью, ведь при мне она не могла приводить домой кого-то, а без меня ей было бы проще развлекаться с мужчинами в своей спальне на широкой деревянной кровати.

«На ней нет не только трусов, но и лифчика»

Мелькнуло у меня в голове, когда я невольно рассматривал через тонкую ткань ночной рубашки контуры больших грудей мамы Лены. Ее крупные, словно налитые дыни с темно-коричневыми сосками манили мой взгляд как магнит, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не обнять мать и не прикоснуться к ее волшебным грудям через рубашку.

Миловидная тридцатисемилетняя брюнетка сидела передо мной в прозрачной ночной рубашке, ласкала мою грудь и буквально сводила меня с ума. Я горел от желания наброситься на нее и начать заниматься с ней любовью, задрав рубашку. Лишь одно обстоятельство удерживало меня от этого шага: мать могла отказать мне или, что хуже, заявить в полицию о попытке изнасилования. Если бы она была сильно пьяна, это было бы другое дело, но сейчас она была лишь слегка навеселе, и я боялся последствий.

— У меня уже есть девушка, мам, моя одноклассница Таня Титова, ты ее знаешь, высокая, рыжая девушка. Ее мать работает заведующей магазином, а отец — начальником автоколонны. — намеренно солгал я матери, чтобы задержать ее в комнате и полюбоваться на ее груди, которые четко выделялись сквозь ночную рубашку.

Хотя я солгал лишь частично: Таня действительно проявляла ко мне интерес, и я пару раз провожал ее домой из школы. Она мне не нравилась, но я ей, кажется, нравился очень сильно, и если бы я захотел, то мог бы начать с ней отношения и даже жениться до армии.

— Это похвально, сынок. Таня — девушка с хорошим приданым. Не теряйся, может, ее родители подарят вам квартиру на свадьбу. Ну, ладно, спи, я тоже пойду, завтра рано вставать. — мать неохотно убрала руку с моей груди, встала с кровати и направилась к двери. Перед тем как выключить свет, я успел увидеть ее великолепные ягодицы, которые, как и остальные части ее тела, просвечивались сквозь ночную рубашку.

Ее яркие, молочного цвета ягодицы, словно два больших «булочки», виднелись сквозь ткань, и я успел заметить, как они потерлись друг о друга, когда мать подошла к выключателю на стене, прежде чем свет погас.

Несколько минут я лежал в темноте, пытаясь справиться с возбуждением, а затем на цыпочках прокрался в ванную, где в корзине с грязным бельем лежали трусы и бюстгальтеры мамы Лены.

Раньше, когда отец был жив, мать никогда не клала свое нижнее белье в общую корзину для стирки, всегда стирала его отдельно и хранила грязные трусы в своей комнате. Но после смерти мужа у нее произошел какой-то сдвиг, и ее трусы, бюстгальтеры, ночные рубашки, чулки и другие предметы женского гардероба свободно лежали в корзине в ванной. Правда, она прятала их на самом дне, чтобы я не видел ее грязное белье, но не знала, что ее сын давно уже увлекается подобными вещами. Я быстро находил под кучей грязной одежды шелковые трусики мамы и мастурбировал, вдыхая запах ее выделений, пропитавших промежность трусов.

Сейчас под грудой одежды, моих рубашек, спортивных штанов и маминых халатов я обнаружил несколько трусов и бюстгальтеров, аккуратно сложенных в целлофановый пакет. Мать не бросала свое нижнее белье куда попало, а всегда аккуратно складывала вещи в большой пакет и клала его на самое дно корзины. Возможно, она стеснялась меня, но вряд ли догадывалась, что от ее сына-онаниста ничего не скроешь.

Я начал нюхать женские трусы и мастурбировать на их запах год назад, когда был в гостях у друга, своего одноклассника Санька. В тот день была контрольная по математике, наш общий нелюбимый предмет, и мы решили не идти в школу, а провести время у него дома. Родители Санька были на работе, его мать работала в магазине, а отец — водителем междугороднего автобуса, и нам никто не мешал. Мы сидели у него в комнате, играли в карты и смотрели телевизор, а когда это надоело, Санёк принес из ванной большие белые трусы своей матери, тети Вали, толстой продавщицы.

Санёк вывернул их наизнанку и показал мне промежность, к которой прикасались его мать, и она была вся желтой от выделений. Мы по очереди нюхали трусы тети Вали и мастурбировали. После этого я попробовал нюхать и мастурбировать на трусы своей матери, и это мне очень понравилось.

Сейчас я аккуратно достал из пакета шелковые кружевные трусики мамы Лены, вывернул их наизнанку и прижал к носу их желтоватую поверхность, пропитанную мочой и выделениями, и начал нюхать и мастурбировать, вспоминая огромный черный треугольник на животе матери, который я увидел через ночную рубашку.

Я и раньше догадывался, что у матери густая черная растительность в интимной зоне, так как не раз находил черные волоски в складках ее трусов, но сегодня я убедился в этом наверняка. Лобок у мамы Лены был покрыт черными волосами почти до пупка, и это зрелище моментально вызывало у меня возбуждение.

Кроме того, у нее были волосатые ноги, которые она постоянно брила, и из-за этого у нее были скандалы с отцом. Отец часто брал ее станок и брил свою щетину после недельного запоя, а матери это не нравилось, так как лезвие после этого приходилось выбрасывать.

Раньше я не обращал внимания на то, что мать постоянно бреет ноги, но теперь понял, что у женщин с волосатыми ногами и интимная зона может быть волосатой. Огромный черный треугольник на животе мамы Лены красноречиво об этом говорил.

Перед тем как начать мастурбировать, я закрыл дверь ванной на защелку, чтобы мать не застала меня за этим занятием, и полностью отдался удовольствию, нюхая ее трусы и представляя голую бабу Зою, лежащую на кровати с задранными ногами, с черной и густой растительностью в интимной зоне, как у ее дочери.

С этими мыслями я кончил прямо на желтую от выделений промежность маминых трусов и вернул их в первоначальное состояние, положив обратно в пакет. Я не боялся, что мать заметит мою сперму, так как она будет стирать их только через неделю, когда вернется с рейса, а к тому времени сперма засохнет и станет незаметной.

— Дам тебе немного денег на первое время, больше дать не могу, у самой нет. Но они тебе и не нужны, Костя, у моей мамы ты будешь жить на всем готовом. Главное, слушайся ее и помогай по хозяйству. — утром на железнодорожном вокзале мать перед тем как посадить меня на электричку вложила мне в руку несколько мелких купюр и поцеловала в щеку на прощание.

Я сел в вагон и из окна помахал матери рукой. Она стояла на перроне и с облегчением вздохнула, увидев, что электричка тронулась, увозя меня из города. Раскрыв сумочку, висящую у нее на плече, она достала пачку сигарет и закурила. Я смотрел из окна поезда на стоящую на перроне молодую брюнетку, маму Лену, в красивой черной форме проводницы, и меня охватила жуткая ревность. С такой внешностью мать легко найдет себе любовника в поезде, возможно, не одного, и другие мужчины будут наслаждаться ее прелестями, ласкать ее большие груди и трогать волосатый лобок, а мне останется только фантазировать и мастурбировать, думая о ней. Но я ничего не мог поделать, так как, кроме вчерашнего случая, мать не давала мне поводов для соблазнения, а действовать напрямую я боялся. В любом случае, ее нужно было напоить, прежде чем начать приставать, но это было почти невозможно, так как мать пила только сухое вино и сильно пьяной я ее никогда не видел.

До деревни, где жила баба Зоя, электричка шла недолго, и уже через час я вышел на небольшом полустанке, от которого мне предстояло пройти пешком около километра по проселочной дороге вниз к реке, где находилась деревня, в которой мне предстояло провести лето в обществе неприятной и злой матери моей мамы Лены.

День выдался солнечным и теплым, я взвалил на плечи рюкзак с вещами, в котором, помимо одежды, лежало несколько удочек, так как в реке рядом с деревней бабушки водилась рыба, и я планировал ее ловить. Закурив сигарету, я пошел вниз по склону, мысленно вспоминая события прошлой ночи и огромный черный треугольник на животе мамы Лены, который я увидел через ее откровенную ночную рубашку.

Меня все еще переполняли эмоции от событий прошлой ночи, и я чувствовал, как мое тело реагирует на эти воспоминания. Мое возбуждение было настолько сильным, что даже легкое трение вызывало мгновенную реакцию, а увиденное сделало мое состояние еще более напряженным. На полпути мне пришлось свернуть в лесополосу, тянущуюся вдоль дороги, чтобы быстро удовлетворить себя в тени деревьев. Я не мог прийти к бабушке с таким очевидным проявлением своего желания, выпирающим через джинсы.

Оглядываясь по сторонам, опасаясь быть замеченным, я мастурбировал, вспоминая каждую деталь женского тела, виденного сквозь ночную рубашку. Темные волосы, покрывающие лобок почти до пупка, большие, словно арбузы, груди с темно-коричневыми сосками и округлые белые ягодицы. Вдруг мое воображение перенесло меня к бабе Зое, стоящей передо мной обнаженной, с таким же темным лобком, и я пытался ее соблазнить.

— Здравствуйте, Зоя Витальевна. Мама отправила меня к вам на лето, — сказал я, заметив бабушку во дворе. Она шла из сарая, где, вероятно, кормила кур, держа в руках маленькое белое ведерко, в котором обычно продают селедку в магазине.

Разноцветные куры выбежали следом за ней и начали клевать траву во дворе, выискивая червяков.

— Ты рано приехал, Костя. Я только встала и еще не приготовила завтрак. Заходи в дом, не стой как столб и не пугай кур. Я живу одна, и они не привыкли к чужим, — сказала бабушка, махнув рукой в сторону зеленого крыльца террасы, и, поставив ведро на порог, первой вошла в дом, а я последовал за ней.

«У нее ягодицы еще больше, чем у дочери, и она совсем не выглядит старой», — подумал я, идя за бабушкой и оценивая ее выпуклую фигуру под халатом.

Зоя Витальевна вышла кормить кур в старом выцветшем халате, который сел после многократных стирок и плотно облегал ее тело, подчеркивая все изгибы. Вероятно, из-за жадности она носила старые вещи, не подозревая, что тем самым привлекает внимание своего внука, страстного мастурбатора и любителя пожилых женщин.

Мне всегда нравились зрелые дамы, а мои ровесницы не вызывали интереса. Поэтому, мастурбируя и нюхая трусы мамы Лены, я представлял ее пожилую мать, строгую бабу Зою.

— Поставь свои удочки на террасе в угол, нечего тащить в дом лишнее. И зря ты их взял, тебе будет не до развлечений. У меня много работы и в огороде, и во дворе. Ты думал, что приехал ко мне на курорт отдыхать, внучек? Я не собираюсь тебя кормить бесплатно, будешь отрабатывать, — сказала бабушка, дожидаясь, пока я достану удочки из рюкзака и поставлю их в угол рядом с ведрами и другими домашними вещами, после чего провела меня в дом, состоящий из террасы и двух комнат — кухни и зала.

На кухне у бабушки не было традиционной русской печи, как и вообще никакой другой печи. Там стоял стол для летних обедов, умывальник с водопроводом в углу, газовая плита и вешалка для одежды. Кухня была холодной и зимой не отапливалась. Однако в доме была печь, большая часть которой находилась в зале, в два раза большем, чем кухня. Эта печь топилась из кухни, где в стене напротив обеденного стола была встроена топка с поддувалом.

Зимой печь разжигали с кухни, закладывали в нее дрова, и она отапливала только зал, служивший одновременно спальней. В зале стоял другой стол, диван у стены с гобеленом, изображающим оленей у водопада, телевизор на тумбочке в углу, застеленной белым тюлем, а также одна сторона просторного зала была разделена деревянными перегородками, где стояли кровати, служившие спальными местами.

Самую просторную комнату с большим старинным комодом и железной кроватью с шишечками занимала баба Зоя, а другая, поменьше, возле печи, предназначалась для гостей.

Когда мы раньше приезжали к бабе Зое, мама с папой спали на диване, а меня укладывали на кровать за печкой. Зимой там было жарко, под полом скребли мыши, пахло затхлостью и нафталином.

— Вот твоя комната, сынок. Не трать свет зря, раздевайся при свете, выключай и ложись спать. Я не хочу платить за твое электричество, — сказала бабушка, проведя меня в комнату за печкой, где я раньше ночевал, а теперь она станет моим пристанищем на лето.

— Мне свет не нужен, баба Зоя, я не люблю читать, а магнитофон могу слушать и в темноте. Он у меня на батарейках, электричество ему не требуется, — поспешил успокоить я бабушку, которая вздрогнула, услышав про магнитофон.

Когда мы раньше гостили у нее, она редко включала телевизор, все экономила.

— Пока я готовлю завтрак, сходи на огород и вскопай мне полоску под лук. Я вчера начала копать, но бросила, поднялось давление. Лопаты и грабли найдешь в сарае, он открыт. Где я копала, увидишь возле забора напротив крыжовника, — сказала хитрая бабушка, сразу найдя мне работу, не дав отдохнуть с дороги и осмотреться.

Другую бы я, возможно, послал куда подальше, но баба Зоя была объектом моих фантазий, мне она очень нравилась, и я не стал возражать, тем более помня наказ матери слушаться и помогать по хозяйству.

— Без проблем, баба Зоя. Только переоденусь в спортивные штаны, в джинсах неудобно работать, — согласился я, и бабушка, довольно хмыкнув, вышла из комнаты, не мешая мне переодеваться.

Снимая брюки, я осмотрел комнату и убедился, что ничего не изменилось за прошедшее время. Те же желтоватые обои с ромбами на стенах, узкая солдатская кровать у окна, застеленная лоскутным покрывалом, потрескавшийся пол, старый деревянный стул и небольшой шкаф для белья советских времен — вот и вся обстановка комнаты за печкой.

Бабушка была жадной до денег и поэтому не делала ремонт в комнатах. Хотя в доме было чисто, полы подметены, а домотканые половики, лежавшие повсюду, недавно постираны.

На улице было жарко, начало июня, и я вышел во двор в одних спортивных штанах, сделал небольшую зарядку у крыльца. Краем глаза я заметил, как шевельнулась занавеска на окне, бабушка наблюдала за мной, и я поспешил в сарай за лопатой, так как у меня урчало в животе и хотелось есть. Утром с мамой мы толком не позавтракали, только чай с бутербродами выпили и пошли на вокзал. Поэтому я с большим энтузиазмом взялся за работу, стремясь быстрее закончить и сесть за стол.

— Молодец! Мне бы понадобилась неделя, чтобы вскопать этот участок. Не могу, стоит нагнуться, как темнеет в глазах, давление проклятое поднимается. Поставь лопату и пойдем в дом, я приготовила завтрак. Поешь и займешься другими делами, а на огород выйдешь вечером, когда солнце начнет садиться, в жару его не копают, — сказала баба Зоя, выйдя из дома и похвалив меня за работу, что было необычно для нее, обычно ей ничем нельзя было угодить.

— Это для меня легко, баба Зоя, я люблю копать, и за пару дней вскопаю вам весь огород, — ответил я, очищая лопату от земли, ставя ее к забору и рассматривая стоящую передо мной бабу Зою.

Пока я работал, она не только успела приготовить завтрак, но и переодеться. Вместо старого выцветшего халата на ней было светлое ситцевое платье, больше напоминающее сарафан с глубоким вырезом на груди. Это платье было легким, воздушным и оголяло ее загорелые ноги почти до колен. Сквозь платье я видел очертания черного бюстгальтера.

«Вот это да, бабушка носит черные лифчики, может, и трусы у нее тоже черные? И ноги волосатые, как у дочери, а лобок наверняка черный и заросший», — подумал я, рассматривая принарядившуюся бабушку, которая не только сменила одежду, но и накрасила губы и даже надушилась дешевыми цветочными духами, аромат которых витал в воздухе.

— Автолавка должна приехать к двенадцати, нас теперь двое, нужно сходить за продуктами. Ну, пошли в дом, Костя, позавтракаем, и я пойду к клубу, туда машина приезжает, — сказала бабушка, взглянув на маленькие женские часики на запястье и повернувшись ко мне спиной, пошла в дом, а я, чувствуя возбуждение, последовал за ней.

От одного вида черного бюстгальтера на бабе Зое у меня снова возникло сильное возбуждение. Я всегда возбуждался, видя черное нижнее белье на женщинах. У мамы были трусы и лифчики разных цветов, но черные вызывали у меня особое желание. И вот баба Зоя на старости лет носила черное белье, что сильно меня возбудило.

Они с мамой были очень похожи: одинакового роста, обе худощавые, но с большими грудями и пышными ягодицами, у обеих черные волосы на голове и на ногах. Мама рассказывала, что в детстве их с бабой Зоей принимали за сестер, настолько они были похожи. Бабушке было уже под шестьдесят, но она выглядела моложе.

— В нашей деревне нет такого разнообразия блюд, как в городе, мы питаемся просто. Так что не обижайся, внучек, ешь, что приготовила. — бабушка сняла с газовой плиты сковороду с картошкой, обжаренной на сале, и поставила её на стол рядом с миской солёных огурцов. Рядом лежали яйца, сваренные вкрутую, и тарелка с крупно нарезанным чёрным хлебом, а с моей стороны стола стояла кружка горячего чая, заваренного на зверобое.

При виде этой аппетитной еды, особенно сковороды с ароматной картошкой, у меня сразу потекли слюнки. Дома мы редко ели картошку, у нас не было собственной дачи, а на рынке она стоила дорого, как и сало. А тут передо мной стояла целая сковорода ещё шипящей в жиру картошки с аппетитной золотистой корочкой, перемешанной с жирными кусками сала с мясом и кольцами лука.

— Я не привередлив в еде, баба Зоя, и картошку люблю в любом виде. — ответил я с набитым ртом, ведь оторваться от такой вкуснятины было невозможно.

Тарелок на столе у бабушки не было, в деревнях обычно ели из одной посуды, и я вилкой брал хрустящие кусочки картошки и ломти жареного сала прямо из сковороды, запивая еду горячим чаем, заваренным на зверобое и липовом цвете, и одновременно рассматривая сидящую напротив меня бабушку, особенно обращая внимание на её ноги, покрытые мелкими чёрными волосками.

Сама бабушка картошку на сале не ела, и на мой удивлённый взгляд объяснила, что ей нельзя жирное.

— У меня давление, сынок. Врачи строго запретили жирное. Я утром кашу на молоке ела, а картошку для тебя пожарила. Ешь, набирайся сил. После завтрака можешь идти к сараю колоть дрова, там тень и не так жарко, а на огород к вечеру пойдёшь. Ну, а я пойду к клубу, автолавка долго не стоит. — бабушка поднялась со стула, взяла сумку и подошла к вешалке, под которой стояла обувница, и, нагнувшись, стала надевать туфли.

То, что баба Зоя выбрала не обычные для деревенских бабушек калоши, а неудобные для деревни туфли, говорило о том, что пожилая женщина не хотела стареть и старалась выглядеть моложе.

— Как скажешь, баба Зоя, я умею и топором, и колуном работать, поколю дрова, чем мне до вечера заниматься. Но после пойду на реку искупаться. — ответил я бабушке и поставил ей условие: от работы я не отказываюсь, но и на реку схожу.

— Зачем тебе эта река, Костя? В саду есть летний душ, натаскай в бак воды, к вечеру она нагреется, вот там и помоешься, и я заодно ополоснусь, а на реке тебе делать нечего. Я твоей матери обещала за тобой присматривать, и она мне голову оторвёт, если что случится. — бабушка выпрямилась, взяла большую хозяйственную сумку и пошла из дома на улицу, но перед уходом строго посмотрела на меня, словно говоря, что её слово — закон и ей не нужно перечить.

Я и не собирался перечить, когда она нагнулась, чтобы надеть туфли, я через ткань светлого платья увидел очертания чёрных трусов, которые ясно просвечивались на её пухлых ягодицах. Единственное, что я хотел сейчас, — это остаться одному и обыскать дом бабушки в её отсутствие. Мне нужны были её ношеные трусы, чтобы мастурбировать на запах её интимных мест и достичь оргазма, потому что мой член болезненно напрягся.

Я услышал, как хлопнула калитка, и в окно увидел уходящую по дороге бабу Зою с сумкой в руке. Не долго думая, я бросился в её комнату, которая была открыта. К моему огромному восторгу, пожилая родственница не прятала своё нижнее бельё: трусы, лифчики, ночные рубашки и чулки лежали повсюду — на кровати, застеленной атласным покрывалом, на спинке стула и на открытой дверце старинного дубового шкафа.

Такой беспорядок в её комнате объяснялся тем, что баба Зоя долгое время жила одна и ей не нужно было прятать свои трусы и лифчики. Но чистые трусы меня мало интересовали, хотя и они возбуждали в определённой степени. Я поднял с кровати белые женские трусы и, спустив штаны, прижал их к своему члену. Нежный шелковый материал, из которого были сделаны трусы, приятно обволакивал мою головку.

В доме у бабы Зои не было корзины для грязного белья и отдельной ванной комнаты. Летом бабушка, очевидно, мылась в саду под душем или в просторной бане, построенной её покойным мужем, а зимой — на кухне в большом оцинкованном корыте, которое висело на террасе на стене.

Но после недолгих поисков я нашёл под матрасом чёрные трусы, похожие на те, что были на ней сегодня утром. Они лежали у неё под матрасом на кровати в ногах. По опыту я знал, что женщины часто кладут свои трусы под матрас, так делала моя мать, и, очевидно, бабушка пошла по её стопам.

Чёрные эластичные женские трусики лежали под матрасом кровати, на которой спала баба Зоя, и я их достал дрожащими от волнения руками, потому что дико хотел почувствовать запах её интимных мест и впервые в жизни мастурбировать на трусы своей сексуальной и молодящейся родственницы.

К моему огромному восторгу, трусы были ношенными, минимум три дня, а максимум — скорее всего неделю, так как, когда я их достал и вывернул наизнанку, мне в нос ударил терпкий аромат выделений из влагалища и кисловатый запах женской мочи, который не отталкивал, а наоборот, возбуждал.

Я встал возле окна в бабушкиной спальне, которое выходило во двор, и мне была видна часть улицы и калитка. Быстрым, отточенным за годы мастурбации движением я спустил штаны вместе с трусами и, прижимая к носу влажную промежность трусов родной бабушки, стал мастурбировать, одним глазом посматривая на калитку в окно и представляя себе голую бабу Зою.

Долго мастурбировать я не смог, по причине совершенно обалденного запаха, исходившего от промежности бабушкиных трусов. Запах был сногсшибательный, волнующий и дурманящий сознание. Интимные места у бабы Зои ещё выделяли влагу, и пожилая женщина не стала фригидной на пенсии, о чём красноречиво свидетельствовал запах, пропитавший промежность её чёрных эластичных трусов, больше похожих на плавки.

После того как я вволю мастурбировал и обильно кончил на пол прямо в комнате, так как боялся отойти от окна, из которого была видна часть улицы и калитка, я спустил на деревянные доски пола, предварительно сдвинув ногой цветастый половик, сшитый из лоскутков, которыми были застелены все полы в доме, и бабушкина комната не была исключением. Носком я быстро растёр свою сперму по полу и прикрыл мокрое пятно половиком, скрывая место «преступления». Не очень хотелось, чтобы бабушка заметила мою сперму, ведь в таком случае она поняла бы, что я был в её комнате и занимался мастурбацией. А это было чревато последствиями: баба Зоя могла запросто выгнать меня из своего дома, не желая жить под одной крышей с извращенцем, а мне в таком случае некуда было бы податься, ведь квартира, в которой я жил, была закрыта, а мать находилась в двухнедельном рейсе на Дальний Восток.

Вытерев пол, растерев по нему сперму ногой в носке и прикрыв мокрое пятно половиком, я придал бабушкиным трусам прежний вид, положил их на место под матрас кровати, на которой спала пожилая мать моей мамы Лены. Вышел из её комнаты и направился из дома во двор, где меня ждала куча берёзовых чурбаков, сваленных как попало возле сарая. Но вспомнив наказ бабушки натаскать в летний душ воды, я вернулся в дом, взял на террасе два оцинкованных ведра, наполнил их из-под крана на кухне доверху и понёс в сад.

Бак летнего душа оказался заправочным баком от грузовой машины, и чтобы его наполнить, мне пришлось сходить с ведрами из дома в сад пять раз, нося каждый раз по двадцать литров воды в двух вёдрах. В баке было около ста литров, и мне пришлось потрудиться, чтобы его наполнить, каждый раз залезая по деревянной лестнице наверх кабинки летнего душа, где на сваренных поперёк железных уголках и был установлен бак, скорее всего от «газона».

После небольшого отдыха в тени под яблоней, отойдя немного от пережитого, я с удовольствием принялся за колку дров, найдя топор и колун в углу сарая возле двери рядом с верстаком, заставленным разнообразным плотницким инструментом. Покойный муж бабы Зои был плотником, и все постройки во дворе имели крепкий хозяйственный вид, сделанные на долгие годы умелыми руками. Сарай, дровник и небольшая баня в саду выглядели добротно и красиво.

Чурки кололись легко, благо они были сплошь берёзовые и без сучков, и я с лёгкостью обходился одним топором без колуна. Но у меня стоял член, что несколько мешало работе, но я не мог ничего с этим поделать, так как раз за разом вспоминал запах, исходивший от бабушкиных трусов, на которые я недавно мастурбировал, и у меня самопроизвольно вставал член. Он вообще мог встать от банального трения об трусы, а тут такое — увидеть у родной бабушки её нижнее бельё, да ещё и чёрного цвета, понюхать её ношеные трусы, тут у любого «крышу» снесёт. Вернее, не у любого, а у парней, которые обожают женщин намного старше себя, к коим я, скорее всего, и относился.

Прислано: Костя