Англичанка на пляже и вузовские коллизии или Секс истории на пляже с мамой

Поступил в институт, задобрив тем самым родичей на ближайшие пять лет, и успокоился сам. Вступительные экзамены были самым большим академическим успехом, и дальше голова была занята половухой, музыкой, половым вопросом, компом, половыми глубинами, кино и юмором, половыми переживаниями, половыми фантазиями, половыми практиками и так далее, и половым тому подобным.

Чаще всех обращала на себя внимание преподавательница по английскому. Возрастом под тридцатник, аристократически-актёрская внешность с правильными чертами лица (о которых впоследствии очень сильно напоминала Антье Трауэ, когда смотрел «Тьму»), дикторская артикуляция при сохранении живости и лёгкости голоса, остроумные речевые заходы как у RJ-ев, но только при условии, что на выходе – шутки, не натужно добываемые из тугодумной башки, а вполне удававшиеся едва ли не всякий раз. Ну и эти её брюки в полоску, где прямые формы рисунка распирает великолепие естественных округлостей. Грудь оставляла скошенно-приятное впечатление: чёртов шарообразно-твердокаменный лифчик давал представление исключительно о баскетбольном размере и об оптимальной заполненности плотных чашечек бюстгалтера, который и не скрипел под напором выпирающей плоти, и не был полупустым. Второй вариант видывал у однокурсниц, что заодно, позволяло поразглядывать, не веря счастью своих глаз, крупные стоячие соски остроконечных сисек, стоя за спиной студенток возле информационного стенда и в раздевалке, в то время как их шеи и затылки наступательно распространяли запах объятий.

Первый год запомнился моральной регенерацией после школьного психоза, связанного не то с тупиковой влюблённостью, не то с помешательством на выдуманном образе одноклассницы, а также нахлынувшей волной вожделения чуть ли не от всего своего курса, от старших потоков, и от преподавательниц наподобие англичанки. Даже женщина-декан будила во мне похотливого зверя, хотя её вздёрнутые гипертрофированно огромные шары грудей и схожего формата круглящийся стоячий зад нивелировались чопорной скучной физиономией, роговыми очками в стиле шестидесятых, дурацкой объёмной причёской в духе непрогрессивной тётки тех же времён, а также чётко сегментированными складками боков и живота (она зачем-то жирно подчёркивала их рельеф, нося светлую одежду в обтяжку). На студвесне главным комическим номером явилась попытка деканши по-тихому пробежать к выходу из актового зала. Было физически больно сдерживать смех, когда наблюдал её по-орангутаньи расставленные руки и ходящие ходуном с неимоверно размашистой амплитудой сисяры. Это чуть ли не единственный раз, когда совсем не думал о сексе при виде такого здоровенного бюста. Может, под влиянием её 50-60-летней внешности и диких повадок типа отталкивающе-деловитого оглаживания, почёсывания и поправления своих интимных мест у всех на виду. Судачили, что она даже для выполнения обязанностей простого препода недостаточно компетентна, и все свои карьерные трамплины использовала в молодости, за счёт телесных задатков.

Итак, первый год прошёл сносно в плане успеваемости и сухостойно-никудышно (но всё равно бурно) по части личной жизни. Общался я в основном с соседом по парте, так как оба мы говнари. Он, правда, напрягал придурковатым и самовлюблённым поведением, и также тем, что пользовался всеобщей симпатией по причине славянской богатырской наружности, особо не напрягаясь при этом. Все девушки были в умилении, когда он сотый раз пересказывал бородатые юморески в стихах и в прозе, или вовсе коверкал мои придумки, излагая их как в анекдоте про поручика Ржевского и каламбур со словами «парикмахер» и «херувим», что не препятствовало ударной выработке ответного полу-смеха полу-мычания у слушательниц. Зачастую он кивал на проходящую мимо старшекурсницу, и понижал перегарный голос: «Эту шпилил как-то раз. Ток смотри, не говори никому». Сразу приглядываться к уходящей было неудобно, так что, наблюдая уже кого угодно из дев, допускал связь их всех с этим приятелем. Ещё у него была совсем напряжная привычка доставать стояк посреди вечеринки на вписке и размахивать им типа по приколу. Сразу воцарялась натянутая обстановка, без перехода к женской обнажёнке (ну и, к счастью, без дополнительной мужской). При этом персоной нон-грата панк-эксгибиционист не становился, и ситуация неоднократно повторялась, став чуть ли не традицией. Однако именно этот знакомый оказал случайную сводническую помощь.

Летом продолжил тусить в компании сокурсника. В духе Бивиса и Баттхеда, только меня такие посиделки скоро стали утомлять своей атмосферой околачивания груш. Дело приняло совсем другой оборот в начале августа. Сидим в утреннем тумане на лавке. Приятель демонстративно страдает от похмелья, поэтому его компания ещё тягостнее. Хотя сам же вызванивал в такую рань. Раздаётся громкая бройлерная отрыжка.

— Ты что же, хавал окрошку на завтрак?

— (абсолютно изумлённым тоном) Да! А ты как узнал?

— Ну, тут ж не надо быть Шерлоком Холмсом. Элементарная работа носа.

— А, вот ты чё. Это всё бодун подсирает. И отрыгон, и тупняк. А денег нет... Слы, мож выйдем на проспект и гопанём каких-нибудь чмошников?

— . ..

— Чё ты ссышь-то? Ну, считай что я пошутил так. Всё равно с таким отношением помощник из тебя как из слона пуля. Тада давай на пляж. Там много кто в стрингах загорает. Можт словлю кого на вечер. Ну а тебе-то вообще в самый раз – наглядишься на жопы, и в своей келье девственника подрочишь.

— Не, ну это совсем другой коленкор. И вообще интересней.

— Хе-хе. Ну тогда точно идём.

Дошли примерно к полудню, но всё равно кое-где клубился туман. Впрочем, стало тепло. Глаз, само собой, изучающее заблуждал по доступной ему округе. Загорающих маловато (логично), откровенные купальники сходу не заметны (это уже обидно) Тем внезапнее был ошарашен, когда наткнулся на знакомое женское лицо. Англичанку было сложно идентифицировать вмиг по той причине, что та с очень уж строгим и сосредоточенным выражением углубилась в чтение. С остервенелым усилием и с недовольством. По всей видимости, она узнала нас первой. Её поведение объяснялось тем, что она была топлесс, и не лежала на животе при этом. Я даже не осмелился продолжить визуальное сканирование, при всей силе соблазна. Так неловко не было в самые худшие школьные дни. Едва не поседел, когда, в довершение, вдруг услышал развязный голос приятеля, принявшего вольную позу и щеголявшего эрекцией. Он стал атаковать её двусмысленными и недвусмысленными флиртующими остротами, а она не особо удачно отшучивалась, не без намёка на то, что не особо рада внезапной встрече. Не прикрывалась словно из какого-то принципа – например, чтобы не подчёркивать лишний раз, в каком виде перед нами предстаёт. Всё же скользнул по согласно торчащим грудям одинакового размера, с нежного вида и цвета пухлыми сосками. Живот плоский, но мягкий, выдающий учащённое дыхание. Почти каждая фраза заканчивалась нервным смешком. Далее ей, видимо, захотелось смягчить неприязненный тон, хотя однокурсник не прекращал чудить. Что выглядело как стандартная завязка порно-фильма, но, в контексте реальных лиц и симпатии к этой женщине, опять же, нагоняло тошную чёрную тоску ревности и безнадёжного влечения к наглядно представленным чертам, не загороженным даже книгой. Приятель же совсем беззастенчиво пытался акцентировать внимание на своём готовном состоянии.

Мне такой оборот беседы совсем не понравился. Либо станем маньячными психами в глазах англичанки на всю жизнь, либо накличем неприятности – одни на двоих, либо (самое болезненное) они поладят и распрощаются со мной, а я потону в унылых говнах пост-фактумного онанизма по памяти. Но к нам вскоре подскочил какой-то «джентльмен» неопределённого возраста (обветренная рожа и прохрипший голос делали своё шифрующее дело).

— Э, уважаемый, те чё от неё надо? Ты чего здесь забыл?

— Да мы просто общаемся.

— Видел я твоё общение! И прям щас ВИЖУ – поймал? А? Ходили тут уже такие, как ты, да только...

— А это можт однопальцевый сурдоперевод был.

— Да ты слышь, клоун педальный. Завязывай, а. Прикрывай свой фокус-покус. Щас, короче, оденусь – и словимся на входе. Ты меня радикально выбесил, тварёк наглый. Ты чё вообще?! А? Да гривой не тряси. Чем маячить своей свистулиной по-беспонтовому, докажи, что ты мужчина. Я всё сказал. (сильно изменившимся тоном) Вы это, извините, дамочка... эээ... госпожа.

Поначалу я был даже рад свалить с локации, где случился такой тяжкий позор. На англичанку уже не решался глянуть, только и слышал шуршание страниц. Но, когда мы уже почти покинули пределы пляжа, проняло от надвигающегося разрешения конфликта. Придурок-друг решительно нёсся к выходу. Он был в бешенстве и явно собирался покарать беспощадно блюстителя порядка. Который только что закончил телефонный разговор в момент нашей встречи. После взаимно недружелюбных приветствий зашуршали шаги за спиной. Чувак вызвонил друзей, культурно пялившихся на баб тут же. Больше всего поразило, что эти люди действовали ни хрена не благородно, норовя попасть, главным образом, по носу, по зубам или по яйцам, пиная ногами по голове. Не меньше обескуражило собственное неконтролируемое верещание с просьбами прекратить. Наше с приятелем итоговое состояние разительно рознилось. Моё рассечение возле губы и несколько ссадин не шли ни в какое сравнение с его опухлой неузнаваемостью. Проводил до больницы и ощутил себя ничтожеством в максимальной степени. Нет ничего гаже быть перемазанным чужой кровью, не говоря о всей палитре переживаний того дня. Казалось, что это крах всей жизни, почище того проклятого момента, когда увидал на лавке у собственного подъезда школьную зазнобу и её возлюбленного. По типажам и занятию это было чертовски схоже с финальным поцелуем в пятом «Терминаторе» (включая косящий на наблюдателя глаз мордатого мачо).

Не прошло и недели после битвы на берегу. Усиленно каялся по телефону за своё не геройское поведение и изображал очень уж неравнодушное участие в лечебных делах пляжного дебошира. Как-то быстро обрёл подобие душевного покоя. Но вид был такой, будто где-то скитался года два. Вышел развеяться. На улице меня стали накалять откровенные одежды прохожих девушек и женщин. У некоторых телесная мощь проглядывала и сквозь вполне целомудренный покрой, подрагивая на ходу как обнажённая натура. Ноги несли меня туда, где всё у всех более откровенно выставлено напоказ. Если и были рациональные причины – то причины ни в коем случае не переться к реке снова. Видел одно нетвёрдое оправдание: англичанки на сей раз, скорее всего, не будет, а от того брутала выхвачу при незнакомых свидетелях, заодно станет не так стыдно сравнивать свои и приятельские травмы. Нестерпимо хотелось окружения женщин в бикини (и всё же повидать англичанку, если честно), а неловкость одинокого хождения в одежде всяко терпимее неловкости хождения в прежней компании. Но вот я опять до глубины похабной души раздосадован тем, что могу только смотреть, когда переполняет желанием чуть ли не каждое тело, вплоть до далёких от идеала. Уйма разнокалиберных купальщиц и загоральщиц. Некоторые начинали хмуриться, некоторые отводили взгляд куда-то в небо, некоторые лукаво щурились, некоторые быстро оглядывали себя, тут же уставившись в центр моего эрегированного взгляда. Внезапно на глаза легли тёплые сухие ладони, и над затылком послышалось «Ты снова здесь. Как там твой друг?.. Угадываешь, кого ты встретил? ». Задача была несложной. Отвечал максимально тупо, тем более из-за горячего мягкого незабываемого прикосновения на долю секунды, которое ощутила моя спина, отчего я вздрогнул, был поощрительно поглажен по голове и одарен чуть более длительным повторением – может быть, тоже нечаянным. Но, пока я замирал и находил в себе решимость обернуться, англичанка оделась и пригласила проводить её до дома. В стороне от пляжа беседа стала удаваться лучше, и в целом было непривычно легко находить нужные слова и вообще коммуницировать с преподшей по ин. язу.

Остаток вечера прошёл как в некоем поучительном фильме или в романе взросления, когда мы ничего такого не обсуждали, прилично, культурно и даже душевно сидя на полу у неё в гостиной. Речь шла о музыке и кино. Однако дальше она стала повествовать о своих личных делах, что, несмотря на весьма откровенные детали о студенческой неуёмности и о постельных предпочтениях и причудах, по большей части побуждало проявить сочувствие и не казалось чем-то провокационным, хотя и накаляло чресла. После она поинтересовалась моими историями из той же области. Стал рассказывать о своих жалких рафинированных влюблённостях, начиная с дошкольных, но она скорректировала тематику на сферу вожделений. Это были уже грязноватые рассказы, но тоже о всяческих неуспехах и курьёзах. На самых пикантных моментах (вроде первого фапа) она подпихивала меня локтем или плечом и приободряла по поводу гипотетического будущего. Отходя ко сну, спросила меня на пороге «А ты был сильно впечатлён там, на пляже? ». На моё нелепо явное согласие отреагировала столь оживлённым хмыканьем, будто я выдал нечто неимоверно смешное и неожиданное. Пошла в ванную, дальше видел её промелькнувшей в белом шёлковом халате, торопящейся в свою спальню. Само собой, тут же включил свой слух на максимум, тем более что после такой эмоционально напряжённой ночи знакомства совсем не хотелось засыпать. Очень скоро различились шорохи, поскрипывание кровати и громкое дыхание с всхлипывающими срывами. Тихо поднялся, стиснул ладонью свою отвёрдку, ноги как заведённые потащили меня к источнику звуков. На подходе всколыхнули две детали: незапертость комнаты и рукав сброшенного прямо на пол халата. При осторожном визуальном врыве в спальню первым делом наткнулся на её ждущий взгляд, в котором периодически проглядывало страдание, пока она, одетая в одни лишь белевшие в полутьме трусики, с силой мяла себя кулаком между ног, помогая движениями всего таза. Даже в таком освещении было видно, как упруго покачиваются её симметричнейшие высоко глядящие сиськи. В момент моего появления на пороге её ноги разъехались в стороны ещё сильнее, и стали громче мычания и стоны. Словно на магнитной плёнке с неровно плывущей скоростью воспроизведения тянулась её реплика «Раздевайся». Было в новинку демонстрировать свой стояк женщине, когда он ей явно нужен, и пригодится прямо сейчас. Она в один миг присосалась к моим губам, прижимаясь всем гладким мягким телом, пьяняще похохатывая и что-то поощрительно проборомотав, когда мои ладони сами собой нырнули под плотно прилегающую тонкую ткань. Очень скоро ночь перешла в громкую, буйную, потную и непрекращаемую фазу, когда она учила меня разным позам на разных поверхностях, очень скоро переходя к просьбам действовать быстрее, не выходить и не останавливаться, и ускориться вдогонку только что прогремевшему оргазму. Всё стихало только после очередной кульминации кульминаций. «Раз ты всё равно не можешь кончить, давай устроим такую штуку... », - предложила она задумчиво. Притащила из холодильника бутылку, в которой оставалось ещё больше половины, и целенаправленно её опустошила (не без пауз для выражения чувств), пока я бился в её влажной теплоте. Вскоре она делала минет, пока мои пальцы подбирали правильную клиторную последовательность нажатий на верхушке разгорячённой вульвы. В итоге она взяла на пробу высвободившийся трёхдневный урожай спермы, коснувшись его одним пальцем и словно производя в уме сложный анализ её вкуса. «Ну что я скажу. А она тоже ничего, как и ты. Наверно надо брать на постоянке». Не менее длительно приникал лицом и руками к её грудям, ягодицам, животу и ногам, оказавшимся эрогенными зонами, так что в сфере манипуляций вновь оказался её чудный лобок с затейливой полоской, напоминающей утолщённый укороченный камертон, и с растраханными половыми губами, источающими влагу под содрогание низа живота и под совсем бесконтрольный утробный рёв женского удовлетворения. Несмотря на обоюдную усталость, ещё часа полтора она всячески ко мне прижималась и применяла поклёвывающий тип поцелуев. Видимо, был сильно изнурён тогдашними нагрузками – по крайней мере, проснулся оттого, что она насосала мой член до каменной кондиции, поприветствовала меня с очень рассеянным выражением лица и голоса, и тут же принялась усаживаться на ту статую, которую только что изаваяла.

В дальнейшем всё стало как-то сложно. Преподша, вроде как, постоянно стремилась вернуть прежний отчуждённый официальный статус наших взаимоотношений, но мне было ещё мучительнее просто так глядеть на её ноги и задок под брюками, и из-под её холодного тона то и дело прорывались фамильярности и невольные намёки на то, что так-то мы с ней уже очень близко знакомы, поэтому почти каждый выходной заканчивался постелью, а иногда посреди ночи на телефоне или в ВК-диалоге возникали её порывистые приглашения, и я, нелепо объяснившись перед родичами, по-быстрому приводил себя в порядок и одевался в первые попавшиеся шмотки, мчался прямиком в её объятья и в заждавшееся распахнутое межножье. Заводило наше неравенство в возрасте и социальной роли, и что можно прямо сейчас её трахнуть, и что она захочет довести наше возбуждение до предела. К тому же она покупала себе всяческие возбудители – иногда чтобы завязать с нашим половым партнёрством и как следует помастурбировать, но вновь вызванивался я, и уже своей студенческой рукой координировал действия купленного для уёдинённых опытов вибратора, а потом подключал своё восставшее естество. Её тоже заводила разница наших социальных ролей и собственные срывы. Суровым утром она с неприступно холодным видом чеканит слова расставания и восстановления статуса-кво официальных учебных отношений. Через двенадцать часов я разминаю бюст из-за спипы, по её приподнятой ноге стекает сперма, а сама англичанка задушевно рассказывает истории о том, какие соблазны испытывает от каждого курса. А однажды в подобный час даже призналась, что в тот первый день на пляже подумывала о тройничке, глядя на наши затвердевшие фаллосы (и что боролась с желанием как бы в шутку чмокнуть через ткань болтавшийся неподалёку от её лица член приятеля-придурка). Мрачно брёл домой поутру, и не мог побороть обидную ревность, и ощутил первый признак уже генерального холодка между нами (даже постоянные попытки выбросить меня из своей личной жизни и вернуть прежнее более солидное состояние дел не так влияли на отношение ко всему происходящему).

Тем временем, институтский кореш ввязался в очень странную ситуацию – и отчасти похожую на преувеличенно-логичный итог похабного интереса ко всем бабам на факультете, и слишком эпатажную для того, чтобы быть правдой. Короче, он стал любовником деканши. Объяснил мне, что ей давно не хватало прежнего ощущения себя в центре мужского внимания, а он зашёл однажды с бодуна уладить какие-то формальные вопросы, и не только открыто пялился ей под пиджак, в центр линии декольте, но что-то накатило, и руки вдруг решили «а почему бы и нет? », сами собой расстегнули пуговицы и далее стали действовать как со всеми прочими девками, даром что тут совсем не девка. Впрочем, ослепительный восход налитой розовым цветом пылкой ареолы над горизонтом дорогого лифчика удесятерил накал страстей обоих действующих лиц, и съехавшей крыши гормонально опьяневшей тётки только и хватило на то, чтобы запахнуться и сказать, что она через пять-десять минут будет ждать в машине у ближайшей остановки. Фразу «дальше, когда домчались до неё, такое началось... » было сложно визуализировать в соблазнительном духе. Получалось то комедийно, то тошнотворно-чернушно. Слушок разнёсся очень быстро, тем более что распалённая дама выдавала себя за счёт ласковых проявлений на словах и в поглаживаниях в сто раз сильнее, чем моя англичанка. Но дальше тонких намёков и обсуждений внутри дружеских кругов никто ничего себе не позволял. Типа всё как всегда. Женщина водила студента во всякие рестораны, поэтому он вскоре обленился и раздобрел, стал напоминать пивного папашу из ситкома своим раздолбайским видом и пеликаноподобной шеей. Эффект усугубился сменой причёски на «ёжика». Деканша наоборот постройнела и омолодилась. Шутили, что у её партнёра не член, а липоксатор. Ревности утихли, стало даже жаль чувака, угодившего под тёплый каблук сытого фаворитства и подрастерявшего интерес к сексу. По приколу он скинул мне их порно-видео, но снято оно было почти в полной темноте, ни хрена не видно, да и не слышно тоже: микрофон то зажимался пальцем, то с шумом натирался им же. О чём я и поведал в нетактично прямолинейной рецензии на высланный файл. Как-то раз увидал его сидящим на лавке у крыльца факультета с недешёвым пивняком в руке. На занятие он идти не собирался. Сказал, что нужно надышаться, так как вечером надо будет отпахать норму. «Кстати, этсамое. Раз ты такой кинокритик великий, сними нас сегодня по-нормальному. Старуха моя не против. Если чё, я спрашивал». Было слишком любопытно, чтобы отказаться, да и трансформация из предположительно шестидесятилетней тётки в предположительно сорокалетнюю (и фигуристую притом) внесла элемент живейшего соблазна. При всей неловкости предполагаемого вечера, и при осознании, что это отчасти измена англичанке. Но не смог устоять, и руки тряслись, когда осваивал камеру, пока дородная бабища и всё ещё кажущийся тщедушным на её фоне студент тяжело целовались на кровати, шелестя искривляемым пальпацией плотным мега-лифчиком. Еле уговорил их не тушить свет, и начал запись. Попытки возникнуть со своим объективом в самых нескромных местах выглядели бесцеремонно и похотливо, но как же иначе, типа всё ради удачного ракурса. От пары исходил жар, плюс меня не могли не заводить её формы, да и живот почти не свисал, и не превратился в опустошённый «фартук», так что уже не так было жаль трахающего только деканшу сокурсника, вновь стало ревниво в таком моменте. Груди упруго мотались кругловатыми молочными цистернами, ягодицы сводили с ума изнеженной белизной и гладкой округлостью, и форма ног пленила почти умеренной полнотой. Начальница словно не замечала моего взволнованного присутствия, стонала дурным голосом, будто застигнутая врасплох своим томлением. Паж мелко суетился над её колоссальным телом, от которого исходил возбуждающий запах пота, хотя случалось на первом курсе заставать её вспотевшей и презрительно-брезгливо классифицировать обонятельное впечатление как «типичная взопревшая жируха». А тут стало нечто совсем иное, тем более под забористые для моего либидо звуки. Трахарь прокряхтел: «Кстати, тоже можешь принять участие». И не хотелось изменять, и не слышал согласия тётки, так что поспешно отказался, уцепившись взглядом за солидные колыхания нависавших из-под спины грудей, звучно шлёпающихся между собой. «Ну и жаль», – еле успела она произнести стеснённым голосом, прежде чем затрясись на волне оргазма. Едва не кончил и я, потом неоднократно гонял лысого, зациклив видос на этом отрезке. Они не спешили прощаться со мной, когда я всё отснял, и помучили ешё одним актом без документации, при этом фигурировало такое замечание голосом важной светской дамы: «Что-то ты, дружок, совсем перестал стараться... ». Дрочил и на это, но по памяти, воспроизводя прочий видеоряд. К чему приступил сразу же, как только добрался до своей комнаты, сам не свой и весь изнурённый желанием.

С моей молодой женщиной, при всём при этом, продолжал интересно проводить время. Она практиковала речевые упражнения и пыталась прокачать самодисциплину. Записывала разговорные блоги в стилистике тотального официоза, пока я делал ей куннилингус или старательно и прицельно орудовал вибратором. Нашёл позже её ютуб-канал, заведённый в уже зрелом возрасте, и крайне подозрительно выглядели её философствования, сопровождаемые неожиданными речевыми заминками, паузами, аномалиями в произношении, замутнениями взгляда или напрочь потерявшемся / плачущем его выражением, а также сбивками дыхания. Хотя она была уже немолодой и благопристойно семейной персоной и переквалифицировалась в коуча и в психолога. Вспоминал, как рад был ей помочь тогда, как она теряла контроль и взамен заумных задвигов, уже вовсю кричала «Трахай меня!!! Скорее, ну!!! » в процессе высвобождения. Может быть, осталось хотя бы одно видео с чинным началом и половым буйством на каком-то моменте, пускай в кадре находилась рандомная деталь обстановки, и только отброшенная камера ритмично подскакивала под понятные звуки. Иногда я подолгу не допускался до неё, будто ничего не было. Сначала это шокировало, но позже становилось ясно, в чём задумка, и что дрочить в период отлучки не рекомендуется. Потом она приглашала меня вновь, и я с удовлетворением и с жаром обнаруживал на столе три группки препаратов: допинг для моего сверх-стояка, возбудитель и противозачаточное для неё. Так мы переживали доведённую до абсолюта копию первой ночи, только, вдобавок ко всему, под утро я триумфально кончал внутрь, от чего она тоже достигала пика, помогая себе новым агрегатом, беспощадно урчащим рядом с клитором.

И тут она мне заявляет, что беременна, и требовательно-выжидающе сверлит взглядом в установившемся между нами молчании. Взвинченный стиль её поведения активировал одну из худших моих сторон, так что я въедливо-склочным юридическим тоном припомнил, что у нас 100% не бывало секса, не защищённого контрацептивами или фармакологией, не считая самого первого раза, но с тех пор прошло точно больше девяти месяцев. С чувством собственного гондонства и с тяжестью опасений, как бы оно не обернулось судебными тяжбами, я чёрство и эгоистично распрощался с мадонной. Такая вот взрослая жизнь, со всеми её стрёмными особенностями. Не сказать, что хоть как-то возбуждало осознание, что, возможно, обрюхатил наставницу, к тому же такую блистательную и с задатками местной звезды. От растерянности, сомнений и общей неопределённости я на некоторое время зарылся в своём компьютеризированном фаподроме, и даже отчасти в решении накопившихся академических проблем. Бумаг, связанных с алиментными претензиями, не получал, и всё реже лез в почтовый ящик, дабы проверить, нет ли там случаем приглашения в суд.

Вновь встретил своего приятеля на крыльце. Настроение было наипаршивейшим, несмотря на феноменальную оценку «отл. », только что поставленную придирчивым преподом. И тут живое напоминание о более свежих и оптимистичных днях. О тусклой современности свидетельствовал явно обозначившийся мошонистый двойной подбородок бывшего любимца всех баб. «О, здорóво. Ну как, сдал? Пять?! Да уж. Кому чё, кому ничё... А я вот отчисляюсь. И ещё женюсь». Хотел было прогнать всю такую многоопытную телегу о том, что эти бабы в летах даже самые легкомысленные плотские случки норовят перевести в серьёзные отношения с брачным потенциалом, как он меня огорошил: «Не на той тетяндре, а на [фамилия англичанки]. Дело такое. Был бухой слегка, иду в деканат, ещё с лестницы вижу у кафедры жопу ладную. Руки сами собой потянулись. И её руки сразу нащупали мой хрен. Когда обернулась, охнула и прижалась всей жопой к нему. Вспомнили про камеры, тут же застремались. Добазарились тутж, и бегом к ней. Я себя вообще не контролировал, вспомнил ещё тот случай на пляжу, как её хотел дико, она тоже завелась, подначивала. Чуть не похудел за ночь. Кароч, я вообще озверел по итогу, ну и спустил прямо туда, и ещё пропихнул походу, потому что она сказала, что надо трахать дальше. И вот... Извиняй, если чё. Но вы ж вроде и так уже не вместе. Пригласил бы свидетелем, но она тебя теперь на дух не переносит. Вот. Да. Тяжела жизнь. Я уже и насчёт работы договорился». Опять было жаль старого знакомого, и моя опустошённая судьбина показалась лёгкой на фоне его перспектив иметь дело не только с интересной женщиной, но и с пакетом забот и обязанностей. Да и на свадьбу их переться – это было бы какое-то нервное извращенство.

Вскоре закрыл сессию и понёс зачётку в деканат, чтобы оформить как надо и быть свободным до сентября. Деканша не выглядела депрессивной, но поражала таким новшеством, как очень откровенный вырез, порождающий чуть ли не большую волну нижнего ажитоажа, чем то, что мне удалось увидеть при моём операторском опыте. Секретарша уже собиралась оттиснуть печать, как её окликнул фальшиво интонированный голос начальницы: «Там вчера твой зэк приходил. Бухой, обколотый – уж не знаю я. Стучался, орал, пинал дверь. Полчаса никто из корпуса выйти не мог. Полицию вызывали. Всё есть на камерах. Иди объяснись с вахтёром, потом доделаешь». Секретарь была поехавшей на религии и на милосердии, а её избранник был отъявленным нарком с прогнившей психикой, но всё равно реплика выглядела надуманной и внезапной. Когда мы остались наедине, на меня уставились весьма порочные глазёнки этой женщины, сравнительно небольшие несмотря на похудение. Хотя эта невзрачность лица и своенравная линия выкрашенных в вульгарную вечно влажнеющую помаду губ смотрелись волнующе. «Мы тут с тобой очутились, можно сказать, в одной лодке. Сюрпризы, измены... Может, сегодня устроим вечер солидарности и освобождения, м? Адрес ты помнишь, не так ли? Запишу вот на всякий случай, и время тоже. Молодец, что не отказываешься». Я затрясся и покраснел, ей это явно понравилось, она тоже разрумянилась. Такой же красной была вернувшаяся секретарша, разве что у неё это сочеталось с чахоточным тощим лицом добровольной мученицы, и с гиблыми тенями под вечно выпученными рыбьими глазами. Но мне было не до неё и даже не до печатей и росписей. Думал о больших сиськах, ягодицах, о губах и о том, что скорее бы настали эти 22:00.

Привёл себя в феноменально парадный вид, убивая время. Опять глупо и грубо наврал родителям, и прямо-таки занялся спортивной ходьбой по дороге. Дыхание не восстанавливалось от волнения, пока пережидал последние десятки минут у подъезда и перед дверью. Отчасти сбывается телесная мечта всей жизни. Палец на звонке – а ведь можно будет так же просто ткнуть им в сосок, по крайне мере очень этого жду. Мне понравилось, что женщина открыла дверь с признаками уже начавшегося опьянения – в плане свежего перегара, в плане разболтанного поведения, и когда её рука держит полупустой бокал с шампанским. Стол, заваленный готовыми магазинными / доставочными закусками, показался лишним отягощающим дополнением. На ней было нейтральное летнее платье без бюстгалтера. Убойный эротический эффект смягчался пёстрым узором на не особо тонкой ткани, но в тоже время держащаяся не шее бретелька была предельно натянута грузом объёмов, и грозила лопнуть или развязаться. Хотелось, чтобы именно так и произошло как можно скорее. Фантазировал, что там специально ею сделан надрез, дабы лямка точно порвалась. Ноги были очень хорошо видны, но не на грани провокации. Бледные, глянцевитые, без чулок и колготок, с красным лаком на ногтях. Без особого интереса принимал съестные и алкогольные угощения. Стартовали с нейтральной вежливой беседы, словно ничего такого на сегодня не запланировано. Не считая стандарта противозачаточных, которые она кокетливо приняла при мне. Итак, разговор был ни о чём и обо всём – может, потому что внимание давно сосредоточено на бессловесных вещах. Она налегала на солёные намёки при любой выбранной теме («я за то, чтобы устроить полюбовную связь поколений», «да, социальные поглаживания – штука такая... », «вот уж не думала, что мне так понравится процесс сжигания калорий» и т. д.). Её лицо принимало всё более глупое выражение, пока мы выпивали. Наконец, она с ощутимым трудом встала из-за стола и, шатаясь и опираясь на предметы и о стены, побрела в ванную, безвольно мотнув рукой в сторону гостиной, где я принялся её ожидать, предусмотрительно подрачивая член. Предвкушение усиливалось специфическим запахом парфюма, каким-то образом ассоциирующегося с сексом и с огромными сиськами. В неразборчивых репликах издалека подкупал оттенок продолжающего крепчать невменоза. Погремев разными дверями, она вошла в комнату, держа в руке новую бутылку вина, а другой вливая в плотоядный рот содержимое бокала. На ней было короткое полупрозрачное платье. Может, даже ночнушка. Тонировка ткани достаточно тёмная, но из-за обширности форм на самых интересующих местах видимость приплюснутых сосков сносила крышу и крайнюю плоть. Небольшим спойлером при нагнетании саспенса явился задравшийся сзади подол, пока тётка ставила винил с каким-то томным поп-джазом, но не сказать, что мне не понравился этот расточительный аванс, пускай так хотелось немедленно встать на колени перед таким монументом, тем более что совсем молодо розовела выбритая промежность с еле угадывающимся разделением щели. Было желаньище погрузиться в это, пока она тупит с тонармом и с кнопками, нетерпеливо шепча «да давай же ты, делайся уже». Когда уже почти сдался перед соблазном, деканша распрямилась. На лице полное отсутствие смысла. Накрашенный розовым блеском неширокий толстогубый рот приоткрыт. Она находится в трансе, но неверной рукой добавляет ещё вина (залив весь стол), замахивает, делая ткань ещё более проглядываемой, и начинает совершенно звериный замедленный танец. Вид у неё отрешённый, но словно приглашающий в постель, побуждающий сорвать с неё единственный предмет одежды. Перемигиваются пикантно полные ноги. Голые, но словно в колготах от прямой линии блеска по всей их длине. Снизу периодически выныривает из-под ткани деликатный краешек лобка. Пухловатая рука с затейливо накрашенными ногтями рассеянным движением снимает ретро-очки, и из-под дурацкой прямой чёлки мутно и пьяно синеют глаза ожидающей соития самки, словно без возраста (с сильным уклоном в юность). Мне даже показалось, что этот взгляд и этот цвет веют на меня солёным морским бризом. На море я, правда, никогда не был. Зато (не) переборол себя, и оказался между сиськами, которые тут же боднули меня встречным движением, пока из-за верхней части платья как лава туго выдавливалась розовизна потаённой части грудей, которую так и этак охватывали и втягивали губы под вздрагивания и постанывания пьяной перевозбуждённой бабёнки, обеими руками с силой ощупывающей член и яйца, извиваясь и вжимаясь в меня животом и лобком. А я потерял чувство времени и пространства, и вдыхал неуловимый запах, исходящий от твердеющих нежных верхушек немыслимых обширных валунов, всё более контрастно-рельефных, словно камера наводит на них фокус. Она уже громко дышала в голос, который стал словно девичим. Условная её одёжа не просто давно упала на пол, но и напрочь пропала из виду. Ягодицы были очень хорошо различимы, когда я осматривался через её спину. Внезапно меня забродивше овиноградил её требовательный поцелуй, и мы рухнули на диван, причём так, что было очень удобно охватывать за жопу, да и она сама положила на меня ногу, давая ощутить весомое горячее прикосновение, хотя штаны я на тот момент снять ещё не успел. Пока мы лизались, я дополнительно возбуждался, глядя на её лицо с закрытыми глазами и с выражением грязного стервозного цинизма страстного рта. Мог разглядеть верхнюю часть, и иногда её жаркий неугомонный язык. Бабища словно пыталась со мной разговаривать, издавая свои стоны на разные лады. Всё это время научная рука удерживала свирепой хваткой мой корень. Сиськи всё равно не оставляли меня в покое, тем более, что, при их габаритах, тактильный контакт не прекращался. Я невольно щекотал их, пока торопливо расстёгивал пуговицы на рубахе и на штанах. Моя партнёрша переключилась на минет, и не знаю, что заводило больше: тяжесть её грудей, увлечённость и умелость отсоса или всё то же дегустаторское выражение лица премудрой ценительницы членов. В скором времени те же чувства во мне будило зрелище её скачущей мега-жопы, а сама щель была со старта влажной как в разгар ночей с англичанкой, когда приходило время мультиоргазмов, не требующих больших усилий. Груди передавали мне привет из-за спины и звучно пошлёпывась о тело и меж собой. Периодически тётка замедлялась, впускала меня глубже и елозила тазом, запрокидывая голову и дополнительно возбуждая утробным мычанием, срывающимся на вскрики и на негромкие причитания каким-то трагическим голосом «да, дда, мда, уммда». Держал её за сисяндры, пока она переживала состояние кульминационной дрожи, и старался с наибольшей силой подбавить оборотов, и иногда становилось даже немного страшно от интенсивности её нового удовлетворения. С явственной неохотой дама встала с члена, при этом внутренняя сторона бедра вся сияла от сока, и долгая жидкостеклянная нить тянулась из вагины, пока она подбухивала прямо из бутылки, стуча зубами и продолжая что-то чувствовать, судя по сбивчивому дыханию и по междометиям. На некоторое время она ослабело прилегла, а я стал хаотически обцеловывать ноги и ягодицы, вскоре увидев, как она помогает себе с той стороны пальцами, хлюпая и трясясь по нарастающей. Наконец она выпятила зад навстречу мне. Уделил небольшое оральное внимание тыльной части её лобка, что оказалось обоюдно приятным занятием, и на самом пороге финала вошёл снова. У нас открылось второе дыхание, и всё происходило яростнее и быстрее прежнего. Меня подгоняли её исступлённые крики истерически капризным голосом: «я хочу! хочу!! я, хочу, не останав... обоже, да!!! щас кончу, быстрей, кончаю, щас кончу, я – хочу, ох кончаю, давай ещё... дддддй!!! ». Дрожали ноги и живот, зад поехал в мою сторону, пока всё заглушал её длительный крик, да и я сам не менее протяжённо эякулировал словно довольный хряк в дичайшем кайфе тотальной разрядки, и это был, может быть, самый безумный и самый лучший секс в моей жизни, хотя и без тени романтики и любви – а может, именно поэтому. Баба уже перестала вопить на тот момент, и игриво-поощрительно простонала и в ответ на поток спермы, и когда я отлучился из обжитой за ночь вульвы, а так тут же сомкнулась и стала истекать молофьёй. Музыка давно отыграла, изредка со стола на пол капало вино, а я вновь протиснулся к сиськам и вдумчиво теребил языком раззадоренную плоть. Видимо, вино достигло пика воздействия и на меня, потому что вдруг я очнулся в ином состоянии, вновь самозабвенно двигая тазом, уже готовый упасть в обморок от нагрузок, но прекратить было бы совсем немыслимо и неправильно. Руки сдавливали её живот – скорее всего, подчиняясь забытому приказу, чтобы усилить ощущения.

В чём она показалась умной, так это в приемлемом соблюдении дистанции. Вроде бы, мы оставались свободными в личной жизни, но эта эта оргия для двоих в любой момент могла повториться. По её признанию, непредсказуемо даже для неё самой, когда она приглашала посетить вновь её квартиру и вагину. Также было оговорено, что я могу присылать ей предложения, но не слишком часто. И это всякий раз заводило деканшу даже больше, чем возжаждавшего супер-женского тела меня. Расставанию поспособствовали два фактора: я тоже со временем несколько обленился и стал беречь силы, а главное, в выпускной год на новом потоке студентов приапически взошла звезда Альфонсо Центавра какого-то бравого кентавра, этого лупоглазого молодцеватого яйцеконя со здоровенным раздвоенным подбородком и с дебильным блеском во взгляде, выражение которого словно говорило «всегда в шоке от того, как же я хорош собой». По слухам, их союз удесятерял интенсивность описания нашей с ней первой ночи и в плане сексуальной одержимости, и в плане алкогольного отвала башки. Тем более, что первокурсник любил бухнуть, но держался притом на ногах. В общем, к октябрю он у неё вообще поселился, и старался не отходить далеко от вожделенных сисек, жопы, лобка и кошелька даже на людях. Мои проявления ревности напрочь перекрывались буйством уязвлённости с его стороны. В пять часов утра накануне защиты зажужжал вибровызов. Номер – деканский. Её голос выдывал разгар алко-вечеринки. Спич целиком состоял из того, что напрасно новый избранник так ревнует, ведь до него никакого толкового секса, по сути, у неё не было. А теперь есть. Дальше сплошной заигрывающий хохот, перемежаемый фразами «куда лезешь-то? » и «что это мы делаем у меня там... ». Не стал дожидаться дальнейшего развития событий, когда меня закуколдят по телефону, и прервал звонок. Но трахарь-монополист с тех пор никак не продолжил свои тупые козни. А так – чудом избежал отчисления из-за подозрительно частой потери выполненных работ (в том числе всего связанного с дипломной), а также набития морды. Припанкованный однокурсник-семьянин тоже был ввергнут в целую микро-эпоху буйных наездов со стороны чела, которого он вообще до того в глаза не видел.

С трудом вырвав свою синюю картонку о получении высшего образования, с год отдыхал морально и физически от всех этих событий, и потом зажил тихой жизнью, фасуя товар с супермаркете и потрахивая добродушную кассиршу с умеренно рослой жопой и умеренно небольшими грудями прикольной формы. Хотя с общими темами дефицит, воспринимаю эту связь как часть соцпакета во время непринуждённых вечеров на съёмной квартире.