Лезвие в сердце (глава 4)

Часть 1

Подкатегория: без секса

Вспышки. Яркие вспышки света. Они то сильнее, то слабее. Какие-то звуки. Нерезкие, но приятные. Что это? Это и есть смерть? Но тогда где коридор, где ангелы или демоны, где предназначенный мне ад? Я умер или жив?

Вроде всё предельно чётко, но вместе с тем невозможно удержаться на чем-то конкретном. Но боли нет. Нет. Вообще ничего нет.

Свет то пульсирует, то исчезает вовсе, погружая меня во мрак абсолютного безмолвия. Словно я здесь и негде одновременно.

Я не знаю, как долго это происходило, но в какой-то момент я начал ощущать некое давление, словно что-то незримое давит со всех сторон, будто некий пресс. Это ощущение становится уже более явным, и я понимаю, что чувствую боль. Боль везде, по всему телу, но сильнее всего болит голова.

"Нееет, - приходит первая осознанная мысль, - я жив". Ну почему даже умереть не могу? как все люди. Сука - ору, но слышу лишь хриплый выдох. Открываю глаза и первое, что вижу, это чудо в белом халате. Стоит и пялится на меня таким щенячьим и полным преданности взглядом. Не хватало ещё только высунутого языка и слюней.

"Ну и херли ты вылупился, дебил?" Так и хотелось зарядить по его сияющий мордахе.

Рядом суетилась бабка, медсестра, видимо.

- Вы находитесь в больнице. Вы три месяца пребывали в коме. Вы помните, как вас зовут? Моргните раз, если понимаете меня.

"Бля, иди нах... Мне сейчас невообразимо плохо, не до твоих расспросов", - я демонстративно отворачиваю голову, в надежде? чтобы они побыстрее свалили.

- Если что-то понадобится или станет плохо, нажмите вот эту кнопку, - с сияющим лицом поясняет он, не дождавшись от меня ответа.

"Да свалите уже отсюда. Хочу побыть один". Но этот дебил белохалатный начал проверять показания приборов. Что-то наказывал этой бабке. А у меня в голове стоял невообразимо сильный гул. "Это капец, два раза меня хотели убить, и дважды я выжил. Кому расскажешь, не поверит". Сейчас я ненавидел буквально всё. Окружающее меня было до омерзения противно, а тут ещё этот то и дело поглядывает на меня.

Сколько времени прошло, я не знаю, но то, что мне вливали через капельницу, меня немного расслабило. Стало немного полегче. Но тут же вернулась гудящая боль в голове. Кружилось всё от малейшего движения. Горло саднило. К боли в голове добавилась ломота во всём теле. Однако в какой-то момент я начал проваливаться в сон.

Когда я открыл глаза, на стуле у стены сидел тот самый доктор. Головой он облокотился о какой-то прибор и спал. Только сейчас я смог разглядеть его очертание лица. Его руки, собранные в замок, покоились на животе. Я рассматривал его одежду и в какой-то момент понял, что взгляд мой остановился на той части, где его халат немного задрался и сполз, открывая область ширинки.

От смешанных эмоций я дёрнул головой в сторону, за что тут же поплатился острой болью в голове и шее. Мой стон разбудил его, и в следующий миг он уже стоял у моей кровати.

Осмотрел все приборы, капельницу. Принялся осматривать голову. Сейчас он уже не улыбался, но взгляд не изменился. Всё так же горел и был полон нежности и заботы. Наши взгляды пересеклись. Его нежно серо-голубые глаза буквально топили меня в своей бездонности.

- Как ты себя чувствуешь? Слышишь меня? Моргни раз, если слышишь.

"Возится со мной, как с дебилоидом каким-то", - посетовал я, но пришлось ему ответить, а то ведь не отстанет.

- Очень хорошо. Ты помнишь, как тебя зовут?

Я снова утвердительно моргнул. Но тут же понял, что никому никогда не говорил своего имени. Некий страх сковал меня, и это, наверно, отразилось на моём лице.

- Тебе больно? Где болит?

- Нет, - почти шёпотом отвечаю ему.

Он улыбнулся.

- Очень хорошо. Значит, речевой аппарат в норме, - констатировал он и куда-то что-то записал; дверь в палату открылась, зашла та бабка. - Я позже зайду.

Он вышел, а бабка принялась менять капельницу.

Уже свечерело, когда на пороге палаты появился доктор. Он снова открыто улыбнулся.

- Как ваше самочувствие? - он подошёл к той части моей кровати, где у меня были ноги, и приоткрыл их до колена. "Фетишист", - скользнула у меня мысль, и я усмехнулся.

Видимо, он понял это как положительный ответ на свой вопрос. Потом что-то больно кольнуло меня в палец ноги. Инстинктивно я дёрнул ею и гневно посмотрел на своего истязателя.

- Очень хорошо, - констатировал он, - реакция нормальная.

- Я бы мог и сам сказать об этом, - почти шёпотом ответил я.

Но он проигнорировал мой ответ и принялся осматривать приборы и капельницу.

Что-то постоянно записывал в свой блокнот. По мере того, как страница его блокнота заполнилась записями, его лицо менялось и приобретало всё более дружественное выражение.

Отложив свой блокнот, он вернулся ко мне и какое-то время смотрел мне прямо в глаза. Я не знаю, что он там хотел увидеть, и от этого момента, который длился несколько секунд, показался мне целой вечностью, я заёрзал на кровати.

- Кстати, я Виктор, - решил разрядить я обстановку.

- Очень хорошо. Память в норме, - последовала пауза. - Что ж, Виктор, мне нужно осмотреть вас полностью.

Я не совсем понял, то ли это было предложение, то ли предупреждение. Но только сейчас я понял, что я голый и этот чувак будет смотреть на меня. Мне стало как-то стыдно, что ли. Не привык я к тому, чтобы меня вот так разглядывали. И, видно, моё лицо как-то отобразило моё эмоциональное состояние, потому что доктор снова улыбнулся.

- В этом нет ничего страшного и постыдного, - пояснил он, но его слова ни фига меня не успокаивали, а наоборот, ещё больше распаляли мой стыд. Особенно при том, что я прекрасно понимал, что парень с оттенком и он явно ко мне не равнодушен.

Он убрал одеяло и утку. "Бля*ь - утка", - пронеслось в моей голове. Таким ничтожным и беззащитным я себя ещё никогда не ощущал.

- Виктор, успокойтесь, - видя моё напряжение начал доктор, - это нормальный процесс, и это моя работа.

Его руки коснулись меня. Такие тёплые и мягкие, но вместе с тем довольно сильные. Он ощупал мои ноги сверху донизу, этично избегая зоны бикини. Потом согнул каждую из ног.

Начал осматривать моё туловище. Я заметил, что его взгляд зацепился за мой шрам в области сердца.

- Могу я у вас спросить, откуда этот шрам? - продолжая осмотр, спросил он.

Отвечать я не стал. Не знаю почему, но мне так сильно захотелось плакать. Таких сильных эмоций я ещё никогда не испытывал. Это, наверное, от препаратов или ещё от чего-то. Но чтобы не разрыдаться, я отвернулся голову к стене.

Доктор отнёсся к этому с пониманием и не стал лезть с расспросами. Он лишь издавал звуки типа ага, отлично, так, хорошо.

При всём моём состоянии, мне очень хотелось с ним поговорить, но что-то сдерживало меня, и слова застывали на кончике языка. И эти два противоречия внутри меня создавали некое напряжение, которое появлялось на моём лице в форме раздражительности.

- Мне надо, чтобы вы перевернулись на живот. Сами сможете перевернуться?

Как же меня раздражало это выканье, но на его вопрос я лишь утвердительно кивнул.

- Переворачивайтесь, - скомандовал он.

В этот момент я заметил в его руках такой большой тюбик, из которого он выдавил себе на руку бесцветный гель. Я не на шутку испугался, думая о всяких непристойностях, и мысленно уничтожал этого доктора всеми возможными методами.

Увидев моё выражение лица, он лишь улыбнулся. Видно, понимал ход моих мыслей, но ничего не сказал.

И вот его руки коснулись моих ног. Пару движений, и я поплыл. Приятные и расслабляющие чувства растекались по всему телу. Разминая мои мышцы, доктор двигался неспешно и плавно. Бляяя, какой кайф. Мысленно отметил я для себя и тут же отругал за свои недавнишние мысли.

Его нежные руки плавно скользили, слегка нажимая. Я кайфовал.

Потом он перешёл на спину. И мне стало очень хорошо. В какой-то момент, я настолько погрузился в свои ощущения, что забыл, где нахожусь. Мой мозг вернул меня в момент, когда мы были с Яном, и от удовольствия я издал стон удовлетворения. Смех доктора вернул меня в реальность, но его руки не останавливались, разминая мне шейные мышцы.

Это было блаженство. Почти предоргазмическое состояние. Я был на седьмом небе от счастья. На каком-то этапе я понял, что из моих глаз текут слезы, просто сами по себе.

Такого со мной никогда ещё не было. А когда доктор закончил и мне нужно было переворачиваться обратно, я с ужасом осознал, что у меня крепкий стояк.

- Надо перевернуться, - поняв моё состояние из-за возникшей неловкой паузы, доктор отвернулся якобы за каким-то предметом.

И за это я был ему сильно благодарен. Перевернувшись, я быстро укрылся и лёг так, чтобы через одеяло не было видно моего стояка.

Доктор подкатил небольшой столик, на котором стояли тарелки.

- Надо поесть, - пояснил он.

И немой вопрос, отразившийся на моём лице, был в очередной раз прочитан.

- Я сам, - пояснил я после затянувшейся паузы.

Доктор снова улыбнулся, но возражать не стал. Он молча подал мне пустую кружку.

- Попробуйте попить, - предложил он.

Я взял кружку. Ну как взял? Пальцы скрючились в попытке обхватить ручку. Но, сумев всё же зажать её между своих пальцев, я попытался поднести её ко рту, но как только я поносил её, от напряжения моя рука начинала трястись так, будто я после недельной попойки. Он, видно, уже знал исход и после пары неудачных попыток всё же взял этот процесс в свои руки. А мне стало стыдно до невозможности. Меня, здорового мужика, кормят с ложечки. Ощущение абсолютной немощности меня злило.

- Не нужно так переживать по этому поводу, - решил разрядить напряжённую обстановку доктор. - Это нормально. Телу нужно время, чтобы восстановиться.

Он говорил совершенно спокойно и даже больше. Он всё делал так, будто я для него был самым дорогим человеком. И, даже не побоюсь этого слова, любимым.

И вдруг в моих глазах всё резко потемнело, тело напряглось до предела, и я потерял счёт времени.

Я понял, что пришёл в себя по тому, что где-то слышал голос доктора. Он с кем-то что-то обсуждал. Судя по всему, осуждение шло о том, что со мной произошло.

- У парня серьёзное повреждение мозга, надо провести полное обследование, но ты и сам знаешь, что эпилепсия не лечится. Это будет большой удачей, если получится купировать её медикаментозно, - услышал я другой голос.

- Сергей Геннадиевич, всё же я бы хотел провести операцию.

- Андрюш, ты же пишешь по нему докторскую, ты же прекрасно понимаешь, что операция здесь не поможет. Ты же присутствовал на операции, изучал все результаты. Ну и эпилепсия не приговор. Остаётся лишь надеяться, что она у него не в тяжёлой форме...

Они вышли из палаты, и я погрузился в звенящую тишину. От услышанного мне стало очень плохо на душе. Но больше всего, наверно, меня затронул то факт, что для доктора я был лишь объектом изучения и написания диссертации. Злоба, неприязнь и отчаяние захлестнули меня. Хотелось реветь и выть от безысходности. Быть подопытным кроликом мне не хотелось.

В таком состоянии я пролежал до вечера. Дверь открылась, и с широкой улыбкой на лице доктор закатил столик с едой.

Он снова поменял утку и присел рядом, держа тарелку в руках. А когда он поднёс ложку к губам, я демонстративно отвернулся.

По моему выражению лица, он понял, что что-то не так.

- Что случилось?

А я не знал, с чего мне начать. Меня как маленького ребёнка раздирала досада.

- Ты ко всем пациентам так относишься?

- Вы о чём? - выразил он непонимание.

Хотя, я уверен, что он прекрасно понимал, о чем я спрашивал.

- Ну вот так кормишь, утки меняешь, массажи делаешь?

По его движениям глаз я понял, что он в замешательстве. Я заставил его выйти из его зоны комфорта.

- Я не могу понять, я что-то сделал не так? - в его голосе я услышал раздражение.

И тогда я позволил себе сказать величайшую глупость, за которую позднее мне придётся просить прощения.

- Люди для тебя объект изучения или пациенты?

Да, это было очень жестоко, и я это понял, когда озвучил это. Я увидел, как его лицо резко изменилось. Нет, это была не злость, это была не агрессия. Это была душевная боль. Настолько сильная, что он едва не выронил тарелку из рук. Доктор медленно поставил её на столик и молча вышел из палаты. Я уверен, что ему было очень больно, и я корил себя не один раз за это, но слов назад не вернуть. После этого разговора он больше ко мне не заходил.

Часть 2 (последняя)

Наступили дни реабилитации и физиотерапии. Массажи, упражнения. Но ни один массаж не мог сравниться с той нежностью, которую проявлял ко мне доктор. И тут я понял, что не знаю, как его зовут.

Иногда заходила старушка медсестра и пристально смотрела на меня какое-то время и тяжко вздыхала. Я понимал, что она знает больше, чем ей хотелось бы, но у меня не хватало смелости её расспросить.

Я бы, наверно, так и выписался из больницы, не набравшись смелости, если бы к нам в общую палату не привезли из реанимации мужичка лет под сорок.

Ничего необычного, но меня тронуло то, как его навещали его жена и дети. И нет, это не было формальным посещением больного. И дети к нему шли не потому, что так надо, а потому что действительно они любили своего отца. И вся эта семейная идиллия, то, как они проявляли свои чувства по отношению друг ко другу, она тронула меня до глубины души.

Я понял, ощутил и осознал, что никто никогда не относился ко мне так, как этот доктор. А ещё меня никто не навещал, никто меня не любил, я никому не был нужен.

На очередных процедурах я увидел эту старушку медсестру.

- А где тот самый доктор, который вёл меня в реанимации? - начал я.

Она смерила меня взглядом.

- А что тебе до него? У него много пациентов, ты тут не один такой, - с некоторым холодом ответила она.

Но мне надо было выведать у старушки информацию. Поэтому пришлось признаться в своей глупости.

- Я немного резко ответил ему и хотел бы извиниться.

Но бабка была не промах. Такую с наскоку не возьмёшь.

- А ты, милок, уверен, что ему нужны твои извинения?

- Каждому это нужно. И почему вы так говорите?

- А ты сам не поймёшь, да?

- Не совсем. - решил я окончательно упасть в её глазах.

- Что ж вы за создания такие - мужики, ничего не понимаете, пока вас носом не ткнёшь? - она сделала паузу. - Пошли, проводишь бабу Валю. - Только поклянись, что никогда не скажешь это никому.

Пришлось дать клятвенное обещание старушке.

- Он ведь с самого первого дня, как ты попал на стол, почти не отходил от тебя. Всё проводил тесты, изучал. Иногда даже ночевал возле тебя.

- Ну да, я знаю, он же докторскую пишет.

Незамедлительно последовал символический подзатыльник.

- Ничего ты не знаешь. Он, кстати, оплачивал всё твоё лечение, твоё содержание в палате реанимации. Каждый день мыл тебя сам, делал массажи, обтирал специальными средствами, чтобы пролежней не было. Вот сколько ты знаешь людей, которые делали бы такое ради всего лишь карьеры?

- Ну, я же его об этом не просил.

- Ты чего такой осёл? - взбеленилась она. - Он всё это делал из любви к тебе. Он ночами не спал. Постоянно всё делал сам, даже меня не подпускал. Вот скажи, многие в твоей жизни готовы на такое?

- Дефицита в этом у меня нет, - соврал я, но тут же был разоблачён.

- Не ври мне и себе не стоит. За всё это время никто к тебе не пришёл. Либо у тебя никого нет, либо ты никому не нужен.

И это была правда.

- Андрей у нас парень, который любит парней, понимаешь, о чем я? - она посмотрела на меня. - Да, вижу, что понимаешь. Так вот влюбился он в тебя.

- В меня? - удивился я.

Мы неспешно продолжили шаг. Она вручила мне какие-то банки.

- А чего ты так удивляешься?

- Да вы посмотрите на меня, голова вся как после мясорубки и через одно место вытянутая. Мне в зеркало стрёмно смотреться... - я хотел продолжить, но старушка меня прервала.

- Так вот это и есть настоящая любовь, не за внешность, а за твою душу.

- Душа моя не чище, - я опустил голову.

- Вот и думай, какое сердце у Андрея, коли смог полюбит тебя таким.

- А может это всё из-за... - снова бара Валя не дала мне закончить мысль.

- Я сейчас как звездану тебе по башке твоей железной, - и она довольно ощутимо толкнула меня в бок кулаком.

Мы остановились, она указала мне на дверь кабинета.

- Сейчас он там один.

С этими словами она забрала у меня свои железные банки и свернула с другом направлении.

Я ещё какое-то время постоял у двери, не решался войти, потом всё же заглянул в кабинет. Андрей спал, свернувшись на диване. Я не стал его будить, тихо прошёл и сел напротив него. Старался не шуметь.

Обвёл его глазами и принялся рассматривать его безмятежное лицо. Милый молодой парень, я бы даже сказал, что симпатичный.

Он лежал на спине, подол его халата задрался, и в области ширинки виднелся внушительный бугорок. Его глаза постоянно шевелились, видимо, что- то снилось - хорошее и эротическое, потому как в ширинке наблюдалось лёгкое подрагивание. Повинуясь неведомой силе, я подошёл и склонился прямо над его лицом. Мне захотелось впиться в его пухлые губы, крепко обнять его и молить о прощении.

Я же понимал, прекрасно понимал, что с моей внешностью Крюгера мне не светит ничего, а Андрей почему-то полюбил меня. Вдобавок ко всему меня постоянно терзал страх, что он узнает о моей прошлой жизни и тогда всему конец. Но последняя мысль полоснула, как раскалённое лезвие по телу. Ведь моя прошлая жизнь могла догнать и его.

Я решился на лёгкий поцелуй, последний в своей жизни. "Поцелую слегка и уйду из его жизни", - подумалось мне.

Прикосновение обожгло мою душу - так бы я выразил своё чувство, которое возникло в момент прикосновения наших губ.

Андрей открыл глаза. Он вскрикнул и оттолкнул меня.

- Ты чего творишь? - он озирался по сторонам.

- Извини, что испугал тебя. Я не хотел.

Андрей потёр сонные глаза и сел.

- Как ты здесь оказался? - он, видимо, ещё не понял, что произошло, и задавал совершенно не те вопросы, которые его действительно интересовали.

- Валентина, не помню по отчеству, помогла.

- Ты что, поцеловал меня? - он принялся растирать свои губы, будто искал подтверждение тому.

- Да. Очень сильно захотелось, - я улыбнулся, хотя, в моём положении, скорее оскалился.

- Не делай так больше, - Андрей приложил руку к сердцу.

Я стёр улыбку со своего лица, полагая, что она вызывает у него отвращение.

- Что именно? - решил я подытожить.

- Не подкрадывайся во сне. Ты меня очень сильно напугал, - Андрей облегчённо выдохнул.

Значит, не в улыбке дело, - констатировал я и немного успокоился.

- Ты извини меня, я наговорил тебе лишнего. Я не привык к такому отношению.

Андрей посмотрел на меня. И только сейчас я представил себя на его месте, что он сейчас видит: изуродованное ожогом лицо, голова лысая и вся в бинтах - в общем, результат экспериментов Франкенштейна.

Он поднялся, я тоже встал.

- Ты пришёл только за тем, чтобы извинения свои принести?

Я не знал, что ответить, поэтому решил сохранять молчание. Андрей, не дождавшись ответа, подошёл ко мне почти вплотную.

- Извинения приняты, - сказал он заговорщицким тоном, выдыхая прямо мне на губы, после чего вдавил меня в дверь и продолжил целовать.

Мы страстно целовались, стоя плотно прижавшись друг к другу. В штанах каждого из нас нарастало напряжение, словно некий прибор, измеряющий градус нашей страсти по степени твёрдости наших членов.

Руки Андрея проскользнули под мою футболку, и он прижал меня к себе.

Пребывая в сладострастном состоянии, я автоматически положил руки Андрею на ягодицы и, плотно сжав их, притянул плотнее к себе.

Некий ток наполнял моё тело, даруя мне приятные чувства и ощущения. Я не хотел прекращать этот момент, поцелуя, не хотел, чтобы губы Андрея прекращали.

В какой-то момент он отстранился, продолжая молчать и смотреть мне в глаза, а я безотрывно смотрел в его.

- Моя смена заканчивается в 8 утра. Буду ждать тебя у себя. После утреннего осмотра и перевязки приходи, - он называет адрес. - А теперь иди отсюда, пока я не раздел тебя прямо тут.

Он открыл дверь и вытолкал меня прочь. С радостным выражением на лице, я пошёл к себе в палату. Несколько раз я облизывал свои губы, предаваясь воспоминаниям, как нежные и пухлые губы Андрея наполняли меня счастьем.

Я поймал себя на мысли, что я счастлив. Это мне нравилось. Возможно, что кто-то наверху решил сжалиться надо мной и позволить мне вкусить прелести обычной жизни.

Но всё же одна мысль меня неустанно омрачала. Это следователь, который то и дело сновал тут с момента, когда я пришёл в сознание. Я всячески пытался отделаться от него, ссылаясь на то, что я ничего из произошедшего не помню. Конечно, я лгал. С одной стороны, я не хотел, чтобы всё это поднималось на такой уровень, а с другой - оставлял за собой право ответного хода. Ну и мне совсем не хотелось, чтобы обо мне узнал Апостол. Ведь если в течение этого времени за мной никто не пришёл, чтобы добить, значит посчитали мёртвым. И в этом случае мне открывалось два пути: один - спокойной жизни с Андреем, а второй - путь мести. И я выбрал первый. Жизнь не часто давала мне второй шанс и выбор, а сейчас был идеальный вариант.

Оставалось только избавиться от назойливого следака, который уже ждал меня в палате. Убрав со своего лица радостное выражение, я измождённо поприветствовал человека в гражданском и тяжко присел на кровать. Дальше началась игра одного актёра.

Словами я был здесь, но мыслями я был с Андреем. Я представлял, как он играючи снимает с меня одежду, будучи уже сам почти полностью раздетым. На его теле оставались лишь трусы, под которыми красовался набухающий бугорок. Его губы скользили по моему телу, как приятное возбуждение, берёт своё начало где-то внизу и распространяется по всему телу.

Моя ментальная отрешённость в глазах следователя, который всё подробно записывал, придавала ситуации с моей потерей памяти некую проникновенность и достоверность.

Всё в итоге сводилось к тому, что при таких повреждениях хорошо, что я вообще способен самостоятельно обслуживать себя.

Ссылаясь на утомление и головную боль, вдруг возникавшую у меня от напряжения в ходе воспоминания, я просил покинуть меня и отворачивался к стене.

Следак что-то дописал в своих бумагах и уходил.

Я же в свою очередь, с нетерпением ждал следующего утра, чтобы поскорее снова оказаться объятиях Андрея...

Вечером, после обхода в палату зашла медсестра Валентина. Пришла она не ко мне, а к тому мужичку, который был неходячий. Но на меня смотрела цепко, изучающе. В ответ я ей подмигнул, и она с пониманием улыбнулась мне в ответ.

Спал я плохо, снилась мне всякая ерунда с постоянным ощущением того, будто я куда-то опаздываю. Проснулся я с тяжёлой головой, но мысли об Андрее унимали всю мою тяжесть в голове.

Я с нетерпением ждал, когда врач закончит осмотр, потом ещё перевязка, одеться и мчаться к тому, кого я уже без тени сомнения мог звать любимым. Конечно, это была не та щенячья любовь, коей подвержены те, кто был влюблён первый раз, но всё же...

После перевязки я нашёл Валентину, она дала мне одежду, которую оставил Андрей, и вывела из корпуса стационара так, чтобы никто не заметил.

- Не бегай и не делай резких движений, - наставляла она меня. - Будешь подниматься по лестнице, не торопись, - и, видя моё состояние, она заглянула мне в глаза. - Ты меня понял? - Сказала она очень строго.

- Да понял я, понял.

- Смотри у меня, - она поднесла к моему носу свой кулачок, - не вздумай навредить.

Я улыбнулся и шагнул за дверь. У выхода меня уже ждало такси. Я назвал адрес, и мы тронулись.

страницы [1] [2]