Непутёвая дочь профессора aka Дочь трахает мать страпоном

Мне было двадцать пять, и я только что уволился с непрестижной опостылевшей работы. Стал чаще гулять, очутившись вне клетки графика и без привязки к мобильнику, по которому всё чаще донимал новый начальник (прямая причина моего кадрового катапультирования). Не сказать, что был рад встретить в такой маргинальной ситуации вузовского препода: со всеми полагающимися в таком случае расспросами о моих нынешних занятиях. Но соврать не хватило духу и фантазии. Однако это привело к неожиданному повороту судьбы. Дело в том, что нужно было доставить из соседнего региона тираж методичек, распечатанных в институте, где работает брат преподавателя. Из-за чувства неловкости отказать не решился, да и просто мелькнул азарт провернуть авантюру с незапланированной поездкой в незнакомый город на несерьёзно малый срок, пускай это сделало значительно более скромными мои гедонистическое планы, связанные с остатками последней зарплаты. Впрочем, когда финально притащил груз в кабинет заказчика, билетные траты мне возместили. А тогда, в пути, под звуки радио-шансона, поедания снеди пассажирами и детских истерик, постепенно поник духом, ощутив перспективу оказаться в квартире незнакомого чела и какой-то там его семьи, пусть и (в идеале) на пару минут, и ещё надо будет постараться не опоздать на обратный рейс.

На месте не обошлось без плутания по окрестностям в поисках нужного адреса. Хозяин квартиры был заметно в возрасте и явно на короткой ноге с буфетом, и вообще имел барственно-небрежный вид, отчего я прозвал его «генерал Иволгин» (причём имея в виду типаж из «Даун хауса»). Обстановка квартиры была по-потешному роскошественной: обои позолоченной и серебристой окраски, плотная концентрация картинок в рамках, безделушек и ажурных плетёных ковриков-сеток, во всех комнатах расставлены вазы с печеньем и конфетами, тут и там лежат начатые сигаретные пачки. «Генерал» на мою готовность тут же принять коробки и удалиться ответил чем-то вроде «погодите, погодите, юношь, не торопитесь». Оказалось, что придётся перепечатывать цветную обложку из-за полиграфического дефекта, а до того «Иволгин» планирует съездить на конференцию. Причём только послезавтра, и всё равно партия книжек доготовится уже после возвращения. Я словно споткнулся на верхней ступени лестницы в этот момент, мощно пожалев, что узнаю такую новость на пороге точки Б, а не дома, где пережидать было бы на порядки удобнее. Профессор тем временем стал наливать себе водку, и предложил мне, от чего я отказался, тут же смутившись, нет ли в моём ответе снобства на манер убеждённого трезвенника. В незапертой соседней комнате показалась дочь учёного, аспирантка под тридцатник лет, но выглядела она ещё взрослее из-за грубоватых черт губастого лица и такого же рода причёски. Впрочем, внешностью и телосложением она заодно (и неслабо) напомнила Miss Kittin. Одета была в майку и не особо откровенные, но плавки белого цвета. Содрогнулся от её крупных плотных ног, тут же постаравшись не спалиться. Её вид был тоже сибаритски-залежавшимся, тем более, что она встала затем, чтобы взять бутылку пива из холодильника и снова исчезнуть, коренным образом проняв моё нутро приобнажёнными планетарными видами ягодиц, натягивающих ткань по центру на грани разрыва материи и разрыва сердца от совсем не возвышенных, но, тем не менее, сильных чувств. Не сказать, что она стеснялась из-за вторжения незнакомца.

За ужином с обилием мясных блюд, сыра различной кулинарной судьбы и жирных соусов, не мог отделаться от впечатления, будто она разговаривает с параллельной оглядкой на меня, будто мы сто лет с ней знакомы, и приехал я именно к ней. Когда дочь подходила к посудному шкафу, было на что поглазеть украдкой, даром что она всё же надела шорты. После натянутой беседы в гостиной, отправился спать в отдельную комнату, тоже обставленную как филиал сувенирной лавки. Зато в удобстве мебели тут тоже знали толк.

Само собой, все мысли крепко перенаправились на профессорскую дочку. По студенческому прошлому она была мне заочно известна из-за подслушанных во время перерыва диалогов ботанского кружка однокурсниц. Сначала говорили о местной студентке, гражданской жене препода (который у нас ничего не вёл). Вскоре умиротворённо сошлись на том, что «ну а как?.. Учиться и диплом получить ей ведь надо, вот и живёт с дядькой». После перешли к перемыванию костей родни уже того самого, что выдал мне квест-задание. Племянницу зовут Анна, и она вроде как не блещет умом. Согласно данным наших зубрил, работы за неё кропает отец, а сама она больше увлечена личной жизнью с интенсивной текучкой кадров на часто освобождавшейся вакансии её партнёра, при этом новые отношения развиваются бурно и скоро. Всё это было произнесено настолько ядовито-уксусно, что провелась аналогия со случаем, когда в 13 лет приехал посреди лета с дачи на школьную отработку, и стоял на остановке с бабушкой. Та вдруг проворчала «вот от девушки до того пóтом пахнет сильно... Это ж вообще караул, ну как так можно». А девушка подбоченила зад в чёрной мини-юбке, и ткань просвечивала на солнце, и очень было похоже на полное отсутствие нижнего белья, а естественные её формы заслуживали самой высокой оценки. Прорисовка ягодиц и аккуратных линий половых губ выглядела трёхмерной даже там, где не было оттенения телесного силуэта освещённым асфальтом. В общем, порядком доставшие своими манерами заучки сильно напомнили мне контрастирующих с субъектами осуждения старух, и я в тот учебный день передёрнул и на давнее впечатление, и на образ распущенной мажорки тоже, вообразив (за неимением визуальных данных) всё ту же остановочную девицу. И вот, довелось увидеть по-своему легендарную Анну лично. И сопоставил услышанное в аудитории с ней самой только тогда, лёжа в профессорской квартире. Дочь, конечно, могла остепениться, но ведь всё так же живёт в отчем доме, а не с каким-нибудь супругом (как те же нердини с нашего курса, поголовно и слаженно окольцевавшиеся с какими-то жлобами, по виду раза в полтора старше их). Воображение нарезáло круги, вновь и вновь сопоставляя только что увиденное со светской хроникой жёлтого сарафанного радио. Ажиотаж принимал физическую форму. Переживания той ночи были усилены небольшим приключением с ночной проходкой хозяйки квартиры. Сначала вкрадчивые шаги остановились у дверей, причём сбоку на уровне головы обозначилась сопящая тень, потом дверь, как бы от сквозняка, приотворилась. Она отпрянула, замерла ненадолго. После – доступный жадному глазу поход в ванну в первоначальной комбинации из майки и нижнего белья. От меня она определённо специально отводила глаза даже когда, очень не торопясь, вышла обратно. Выражение лица было неестественно нездешним, словно в процессе рассматривания неких небесных красот где-то на потолке.

На следующий день учёный неторопливо собирал вещи, занудно сверяясь с их списком после выполнения каждого пункта, а я пытался сосредоточиться на первой попавшейся книжке из их библиотеки, старом справочнике о происхождении распространённых русских фамилий, изрядная часть которых генерировалась для воспитанников духовных училищ. Дочь опять надела шорты, но на сей раз мне показалось, что очень уж рельефно и величественно голо всё под ними круглится двуглавая орлица ягодиц. Так что ещё сложнее стало вчитываться в исторический список, вспомнилась художественная литература: Венька Ерофеев с его «о, как я стал взволнован! ». После обеда волнение приобрело качественно новую форму. Анна прогулочным шагом направилась прямо ко мне, опять сидящему в кресле с книгой в руках. Прямо передо мной – гладкий холмик сокрытого шортами лобка, и плотно сомкнутые бледные ноги. Они переминаются, и под тканью убийственно потрескивает выбритая кожа.

— Тебе как, вообще не наскучило это читать?

— Да нет... Нет.

— Я тебе ноутбук принесу. Раз уж ты у нас оказался в гостях. Будет у тебя ещё одна миссия. Думаю, согласишься. Если не дурак. Задание такое. У меня тут был бойфренд. Регулярно делал мне массаж – антицеллюлитный. А сейчас опасный перерыв образовался. Ещё на этих пельменях и котлетах... Так что давай, не подведи. Не расстраивай Леонида Аркадьевича. Спаси женщину в беде. Ох как боюсь целлюлита, если б ты знал.

Все фразы были расцвечены кринжеватой игривостью разных оттенков, которые я не в силах описать словами, тем более что тогда мои мысли утратили всякую вербальность. Она продолжила.

— Поглядишь видео, я его на рабочий стол копировала. Обучишься, всё. Если сейчас, то без звука, и перед папой смотри не свети монитором. Ну и на ночь закрепи. А завтра попробуем применить. Ну, когда он... Короче, я сейчас.

Видео мне по-вдохновляющему понравилось. Тем более, что сохранившая форму средневозрастная клиентка массажёра смутила его, разоткровенничавшись на тему того, что на данном жизненном этапе дорожит любым предложением соискателей её тела, и предпочитает им не отказывать. Тот мягко укорял её, массируя ноги и ягодицы в стрингах.

Плохо спалось, но пробудился вмиг и очень даже вполне, заслышав шуршание сумки и куртки двоюродного препода. В подкрепление донимающим мыслям прозвучала не до конца различимая неуклюжая шутка в batya-стиле: «Анька, у тебя попа, прям как... ». Мне было не очень важно уточнить, с чем она сравнивалась, больше был склонен обдумывать сам предмет сравнения. Звонок таксиста и звук замыкания двери словно огладили мой пах. В том же направлении сработали звуки посещения душа.

— Ну как? Вижу, давно проснулся. Ты готов? Тоже сполоснись. Врач, он на то и врач, должен быть стерильным. В хорошем смысле слова.

— (поспешно) Иду.

— (цинично-понимающе). Ага, давай.

Меня встретили распластанные ножищи с величавым возвышением жопы в нитевидных стрингах, отчего мой пульс чуть не принял тот же вид. Она уже тогда не выдерживала собственную игру в невинную невозмутимость и громко дышала. Когда я с понятной добросовестностью принялся с нажимом повторять движения из ролика, ещё до желанного продвижения к притягательным овалам, внезапные резкие вздохи отвечали на каждое моё прикосновение. Вскоре я отбросил все премудрости и стал задерживать ладони на тех местах, которые провоцировали такую реакцию. Наслушавшись стонов, совсем перестал себя контролировать, охватил ладонями предмет моих мыслей и ощутил нечто такое, из-за чего не сразу расслышал ещё более одобрительные сигналы. Она приподняла свой таз над простынёй, и мои руки сами собой стянули трусы с нежного секеля. Губы очень влажно и источительно разлепились. Продолжил манипуляции уже безо всякого стеснения, распространив на всё тело, меняя интенсивность от шлепков до еле заметных касаний.

— Может хватит уже меня изводить? Не судьба нам массажем заниматься. Будем худеть другим путём.

Она вынула из-под подушки презерватив и одобрительно хмыкнула, не глядя проверив угадливой рукой состояние готовности. Вновь приподнялся её зад, натянув вертикальную прозрачную нить влаги. Хотя в комнате не было прохладно, я внятно ощутил, что есть места и потеплее, состыковавшись с кормой её космического супер-корабля. Когда она впервые сменила позу, её взгляд был замутнённым и словно ничего не различающим. Только после двойного оргазма она обрела зрячий вид и стала со мной целоваться, с силой загребая и прижимая мою голову рукой. Её грудь оказалась истинным подарком природы, упруго и симметрично нависая кабачками с венценосными цветками сосков, очень был рад возможности пройтись по ним губами. Запыхавшимся не своим голосом она нетерпеливо пробормотала «а ты скоро? », стянула с меня резинку и стала с фанатическим напором сосать, облизывать, постукивать себя по лицу и работать рукой. Поблагодарил случай за совпадение с недельным нофапофоном, плюс пара дней в этих гостях. Пока она содрогалась от каждого микроудара жидкости в её сильно разрумянившееся полубезумное лицо, успела ещё раз кончить, тем более что её левая рука не менее настырно стимулировала лобок.

В перерывах мы зависали в ванной, надолго смыкаясь телами под водой, а постельным отдыхом служило взаимное поглаживание, пока новые результаты поиска чувствительных участков не пересиливали усталость. В памяти осталось её многозначительно сытое голое тело, потягивающееся на закате с довольным видом у открытой двери балкона, и как я тут же реализовал вспыхнувшее желание, подскочил к ней, встал на колени и прижался лицом к классическому бабскому выбритому лобку, типа как Есенин к берёзе, разминая неимоверно полюбившуюся махину ягодиц под её похотливый смех, постепенно сменяющийся серьёзными для неё и для меня просьбами.

Может, и к лучшему, что мы живём в разных городах и что трахались всего два дня, хотя за этот срок она продемонстрировала уйму поз, вариантов соприкосновений и взаимодействий. Не уверен, что сохранил бы силы и интенсивность первоначального уровня, если бы это продолжилось на будничной основе. Когда профессор вернулся, смущала невыветренность уплотнившегося запаха каких-то её лосьонов для тела и чего-то приятно-телесного. И то, что его дочка бессознательно поглаживала и приобнимала меня, и всячески касалась по инерции, и называла ласковыми словами. Впрочем, иным образом натрахавшись с этими здоровенными коробками по пути домой, я утомился больше и, конечно, куда безрадостней.

Дома меня ждал памятный сувенир в виде ссылки на архив её медиа-материалов (неожиданно резанула досада из-за файлов, где она не одна). Папка включала съёмки разных лет, чуть ли не школьных. Постоянно сменялись имиджи и вариации форм. В разные годы она внезапно возобновляла переписку со мной, и производила впечатление потерявшей голову от прилива возбуждения. Горечь отлучённого самца мешалась с определённым интересом, когда она делилась информацией о современных своих романах. Например, в какой-то момент она устроилась на кафедру и поделилась отчётом о случке со студентом. Её эстетично округлившееся тело подчёркивалось карликовостью и худобой партнёра. Это был вечер страдания. Хотелось двух вещей: ощутить её нынешнюю + то же самое, но тогда, когда сам учился на первом курсе и дико обламывался. Казалось, что в спрессованном виде переживаю трагедию всей жизни, и что эта ночь не кончится, при всей легкомысленности того двухдневного контакта и при несерьёзном отношении к нашему интернет-общению. Позже Анна вышла замуж за какого-то качка свирепого вида, и потребовала удалить отосланные мне копии её запечатлений, на что я ответил лживым подтверждением с видео-«пруфом», а по своей воле лишь проредил бэкап разносолов, избавившись от нервирующего их сегмента.