Пионервожатая

***

Однажды утром пионервожатая по имени Варя ворвалась в мои озорные фантазии, грозившие сжечь мою опостылевшую невинность в огне пионерского флирта. С чем это связано? Минуточку, дайте-ка вспомнить. Может, с этим? Вторую ночь подряд мне снится великолепный суккуб, паразитирующий на невинных мальчиках школьного возраста, вынужденных по ее прихоти делать то, о чем их никогда бы не попросил даже закоренелый советский Макаренко со стажем, орудующий кнутом и пряником похлеще какого-нибудь доморощенного инквизитора, использующего крюки и дыбы. Она обнимала меня своими перепончатыми крыльями, душила временной петлей пионерского галстука, а когтистые ступни ее приковывали меня к месту сладчайшего грехопадения надежней кандалов с меховой оторочкой и наручников с золотыми запонками. Слепорожденным котенком я пытался нащупать ее украшенные варикозом царственные соски и высосать через них все присущие ей злокачественные опухоли и молозиво ее молодящегося Суперэго. Я был ее ублюдком, консервирующим свою молодость в кровотоках гибельного экстаза. Я был ее порочным лагерным узником, разжигающим огонь ее пахнущих мускусом чресл вопреки предупреждению, гласящему «Берегите лес от пожара! ». Вход в этот лес находился прямо у нее между ног, широко разведенных в минуты оргиастической свистопляски.   Войдя в него, оказываешься в симфонической сказке для взрослых, где семиклассник Петя уже не просто школьник Петя, а взрослый мужчина, условный какой-нибудь Петр Максимович, известный всему околотку своей распущенностью, с волчьей страстью готовый наброситься на любую встреченную им дурочку в узкой юбочке; ну а все происходящее в этом лесу можно описать одним или даже двумя словами: «Содом и Гоморра»… Ее кожа была не мягче школьного линолеума, исполосованного следами сменной обуви учеников средней образовательной школы для скоморохов. Порой я заворачивался в нее, как в фольгу, задыхаясь от переполнявшей меня энергетической встряски, сопровождающейся мощным выбросом опалесцирующей жидкости, которая составит конкуренцию любому канцелярскому или обойному клею. Она перекочевала из средневековых легенд в реальность новейшего времени и удобно расположилась этаким меланхолическим демоном-эмбрионом во чреве упомянутой выше пионервожатой Вари, сразу смекнувшей из какого теста я сделан и что еще из меня можно вылепить для услаждения своих венероподобных статей. О Варенька! Сколько раз я давал тебе честное пионерское, что никогда не променяю тебя ни на кого из тех недоразвитых пионерок, с кем когда-то играл я в «бутылочку», чей крутящий момент, затухая, подводил итог целовальному ритуалу. Ты была тем пламенем, к которому я был приговорен Его Преосвященством Пороком на вселенской дискотеке Разврата. Нам приходилось приноравливаться к распорядку дня, заведенному в пионерлагере по указке вышестоящих инстанций, чтобы найти свободное время для греко-римских утех. Я просыпался задолго до официального подъема, назначенного на 7.50, и просачивался в спальню к Варе этаким импульсивным варваром, призраком умершего прошлым летом от пневмонии горниста, что вносило в наше предрассветное рандеву толику готического мистицизма и давало богатую почву для городского фольклора и разного рода страшилок. Я пульсировал в ее ногах невидимым источником наслаждения, проникал в ее рот белым червячком «Фтородента», вибрировал в ней набалдашников с крайней плотью, впивался транссибирским вампиром в магистраль щекотливых вен, дышал ее теневыми подмышками и запечатлевал у нее на спине и ягодицах коловраты своих камасутровых поцелуев. Я источал в ее адрес романтические словеса, декламировал Дементьева и Рубцова, перемежая их лирику стихами Бодлера, Верлена, Рембо и экспромтами собственного сочинения. Например, такими: «Убей меня, моя любовь, мой идол. // Терзай, пытай, ножи свои точи. // Ко всем сердцам имеешь ты ключи. // Я разве сам тебе их шифр не выдал? // Я заслужил, наверно, жертвы титул. //Кто глаз твоих ловил, как я, лучи, // Все смерчи их, весь жар, как из печи? // Мой жребий — ты. И этот жребий выпал. » Она, в свою очередь, вела девчачий дневник, в который, день за днем, сразу после отбоя, записывала свои ощущения на грани фола: «17.07.1984 г. Сегодня его «колышек», восстав по сучьему велению, по моему хотению, пробуравил во мне абиссинскую скважину, из которой хлынули оргиастические струи с золотыми рыбками удовольствий и чуть не потопили меня в волнах нахлынувшего блаженства». «18.07.1984 г. Этим утром его «телескопическая антенна» настроилась на волну одной из западных радиостанций и обдала меня градом изумительного множественного оргазма в коротковолновом диапазоне». «23.07.2022 г. Вечером мы совместно с прочими узниками пионерлагеря играли в военно-патриотическую видеоигру «Зарница». Дуплетом убивая врагов наповал, мой юный герой отплясывал на их трофейных щитах, украшенных булавой и трезубцем, кубанского «казачка» (как они на его спине без зазрения совести отбили бы истерическую чечетку) и вскоре упал от изнеможения в траншею свального панибратства. Когда ж убивали его (чаще всего из «Калашникова»), он, отводя притворству не больше минуты, немедля восставал из мертвых, дабы не пришлось никому хоронить неизвестного пионера из 7-Б класса, переметнувшегося на сторону бойскаутов по какому-то историческому недоразумению». «27.07.1984 г. Смена подошла к концу. Мой юный герой наконец уехал. Сижу и плачу». «12.01.1424 г. Я чувствую себя Жанной д'Арк, сгорающей по воле Святой Инквизиции на пионерском костре амбиций, в огне идиотического стыда. К тому же я стала слышать голоса святых. Намедни Святые Катерина, Маргарита и Михаил Архангел сообщили мне важную новость. Оказывается, что мир во всем мире способна установить только я. Как? Почему? » «24.04.1429 г. Кажется, я беременна от дофина Карла из 7-Б класса».

***